Круговорот Бытия
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ТАК ЧТО ЖЕ ЗАДУМАЛ АВАТАР
Тысячелетиями люди убивают, грабят и насилуют друг друга, воюя за призрачные идеалы. Может ли кто-то в итоге показать «Лучшую жизнь»? Напрашивается лишь два рациональных объяснения феномену непрерывного самоуничтожения человечества. Либо никто и не стремится к лучшей жизни, (и тогда все — жертвы величайшего самообмана), либо — путь к лучшей жизни как раз и пролегает через… смерть. Но тогда об этом доподлинно знают лишь те, кто ее испытал…
ГЛАВА 1. Подготовка к воплощению
(События в Мире Богов)
Совпадение желаний
Порывистый горный ветер слетал с крутых утесов и гнал серые облака над бескрайними равнинами, простирающимися на север. Травы стояли почти сухие, как в разгар знойного лета. На дождь природа, должно быть, уже не рассчитывала, освежающий ветер, с примесью влажного тумана — был всей ее надеждой и радостью. Нечто завораживающее было в этом, на первый взгляд, обыкновенном пейзаже. Не будь на горизонте сверкающих фиолетовых волн, напоминающих северное сияние, можно было бы даже подумать, что это земной мир.
Откуда-то с запада, вдоль ощерившейся скалистой гряды, неумолимо нарастая словно по мановению волшебной палочки, приближалось нечто, напоминающее птицу. Но в отличие от летающих по небу, это нечто невероятно быстро двигалось по земле, то неправдоподобно высоко взлетая вверх, то вновь пыльно касаясь обнаженной высохшей почвы.
В этот момент я осознаю себя стоящим на краю одной из скал и замечаю, что нарастающая фигура направляется в мою сторону. И вот уже становится очевидным, что это кто-то, решительный и быстрый, мчится на летающем коне, у которого нет крыльев, но который даст фору любому Пегасу. Белый плащ всадника развевается на ветру, лица еще не видно, но неким седьмым чувством я улавливаю его озабоченность.
Через несколько секунд мы встречаемся прямо на вершине гряды, на которую он с маху взлетает без видимого труда. Гость, спешившись, пожимает мне руку лишь после того, как делает небольшой, но явный поклон. Это мой друг и помощник. Я называю его по-разному, сейчас все чаще — Оком благодати. Он следит за подготовкой моего очередного воплощения в земной мир. Радостно окидываю его взглядом, пытаясь понять настрой:
— Здравствуй, Око! Сдается мне, ты принес какие-то новости?
— Так и есть. Но тебя они не порадуют, Мой Повелитель.
— Да? Открыли для Демонов врата Пятого мира? Или что-то может быть хуже?
— Да нет, Врата здесь ни при чем. Демонам их не взять, Боги ж не настолько глупы, чтоб создавать такую неразбериху. Информация касается лично тебя. Недавно был собран Совет Исполинов, и они потребовали твоего скорейшего перехода в Восьмой мир.
— Вот как! Даже потребовали? А на каком основании?
— Они считают, что их желание совпадает с твоим, и именно поэтому представили свое решение в виде требования. Ведь они знают, что ты не усугубишь то, что начато по твоему собственному желанию.
— Ну, допустим. А какое мое желание им так понравилось?
— Желание навести духовный порядок в Восьмом мире, на вещественной Земле.
Я невольно рассмеялся. Впервые за время нахождения в Седьмом Мире, идущем в порядке убывания от Высших Сфер, я в полной мере почувствовал, как от меня тут подустали. Устали Боги, Божки и прочие «…ги», «…лы» и «… ны». Некоторое время назад я переехал сюда, готовясь вновь опуститься в так называемый Реальный, земной мир. Я — Аватар Луча-Сына, создателя всех Верховных миров, давшего когда-то жизнь хозяйке Низшего мира, — ПромееТеперь лицезрел красноречивое подтверждение тому, что в любом мире, рано или поздно, начинаю утомлять одним своим присутствием. От меня хотят быстрее отделаться, чтобы хоть немного передохнуть от нескончаемых реформ и провести в жизнь своё. Да хотя бы просто привыкнуть, адаптироваться! Эти создания, понимая это или нет, по-своему любят меня, но не могут выдержать шквал моего «тихого сапа», который, на поверку, оказывается похлеще любого неистового напора. К тому же, каждый любит лишь какую-то часть, в то время как целостным я кажусь своим «деткам» просто ужасным. Я не настолько глуп, чтоб проявляться в этих мирах целиком и чтобы давить без конца на свою гашетку: периодически даю послабление. Обычно когда перехожу в Иные, смежные или следующие по рангу Сферы.
Работы много, просто непочатый край. Практически без отдыха. Для меня ведь нет таких понятий как смерть и рай. Везде, где бы ни находился, я жив, деятелен и самосознающ, так как на моем Самосознании все и держится. Но это долго объяснять… даже Богам.
Похоже, наступил очередной момент истины. Мне вежливо предлагают убраться под предлогом собственного желания. И они правы. Срок подошел, они его чувствуют, я о нем — знаю.
— Око, а если я не захочу на Землю? Ну, мало ли, передумаю, или чего доброго — испугаюсь?..
Мой спутник несколько смутился и посмотрел недоверчиво. Он явно не разделял желания по-быстрому сплавить меня вниз по течению, но никак не ожидал и такого вопроса. Он стоял рядом, неловко переминаясь с ноги на ногу и бросая вдаль предупредительные взгляды. Я — неподвижно, скрестив руки на груди и пристально всматриваясь ему в лицо. Вокруг нас ни души, но это чувство обманчиво, и в любой момент мы могли оказаться не одни. Наконец Око Благодати выдал.
— Ты слишком явно выразил свое желание, процесс запущен, поэтому отказ может спровоцировать только одно: уничтожение нескольких земных рас, которым уже задана программа работы с твоей жизнью и ее последствиями. Этот поезд, набирающий ход, невозможно ни остановить, ни пустить другим путем. Нарушение скажется на странах, которые сейчас на краю своего окончательного распада. Россия существовать перестанет, в прежнем виде не будут существовать Украина, Беларусь, состоится полное или частичное крушение многих других, где уже идет подготовка к твоему появлению. Ты — существенный, самый существенный элемент построения этой нации, которая, по земным меркам, создается там уже не одно столетие. Лишить ее твоего появления — это лишить смысла все ее страдания, подчас весьма жестокие и массовые явления. Это значит аннулировать к чему она пришла, и оставить её на произвол судьбы, как утопающего, который, не умея плавать, бросился в воду, получив обещание, что ему помогут, но помощи не дождался… Впрочем, отсрочить, наверное, можно, но полностью отменить программу уже нельзя. Без катастрофических последствий для всех.
Выговорившись, Око благодати смотрит на меня с сомнением. Он не до конца понимает смысл вопроса, так как знает, что отлично понимаю все последствия отказа. Ведь речь не о каком-нибудь рядовом событии, а о ключевом, о Работе по обобщению того, что делалось раньше. Именно из-за того, что в бытность Иисусом, я заключил договор с Прогрессом, человечество за последние века так быстро приблизилось к тупику развития — технократическому кризису. Именно по моей, можно сказать, вине жизнь людей была доведена до крайней степени абсурдности: дабы сполна, получив волю, однажды захотели осознать себя богозависимыми существами. Наконец, улыбкой прогоняя смуту из сердца друга, ободряюще кладу ладонь ему на плечо.
— Я спросил об этом только, чтобы посмотреть на твою реакцию, дружище, и понять, все ли так рады-радешеньки выпроводить меня в самое сердце мира Изгоя. Ты-то ведь понимаешь, что мой Уход ничего не изменит. Часть меня все равно останется здесь, а часть вас все равно увлеку с собой и заставлю работать ничуть не меньше, чем всегда… Думать, что от меня можно так легко отделаться — большая наивность. Но, глядя на тебя, вижу, что есть такие, кому не безразличны судьбы миллионов живых, чувствующих, борющихся Существ. И они ждут этого моего шага не ради отдыха, а как шанса спасти миллионы душ, подошедших к краю пропасти… Это отрадно. Ради этого стоит пойти в очередную кабалу к Богам.
На небе тем временем произошли перемены. Серые облака превратились в легкие полупрозрачные лоскутки, которые уже не неслись в направлении севера, а стояли на месте, ветер стих. Скоро наступит полдень. Странный сегодня день. Вроде обычный и, в то же время, что-то не как всегда. Возможно, мне просто грустно, и природе передается мое состояние, как это обычно и происходит в мирах. Я никогда не боялся никаких перемен, легко шел на них, и теперь слова друга никак не повлияли на мой настрой и давно созревшие решения. Но обстоятельства, которые он пересказал, не могли где-то в глубине души не задеть. Хотелось знать, чего ждать. И теперь становилось ясно, что слишком хорошего, как всегда, ждать не приходится.
Невольно вспомнил, как это многократно происходило в земных жизнях, когда перед некими переменами или необходимостью смены места, вокруг меня начинала складываться не совсем благоприятная обстановка, словно бы морально облегчающая принятие решения по отрыву от насиженного гнезда. Люди вокруг как будто начинали утрачивать со мной невидимую связь, она лопалась, как тонкая ниточка. Окружающая местность казалась все более неприветливой, жизненные дела отступали на второй план, привычные интересы угасали. Наступало состояние отрыва от всего, что было дорого, к чему успел привыкнуть. Конечно же, это делал мне Отец мой, которого я знал как Верховного Владыку и Бога, но делал не лично, а через целую систему Сил и Посредников, обычно именуемых ангелами, именно они и заботились об утрачивании мною связей и о безболезненном отрыве-переходе.
Лишь в самые тяжелые и критические минуты я обращался к нему Лично за поддержкой. Сейчас была не совсем такая минута, поэтому я снова поднял глаза на Око благодати. Он стоял почти на краю обрыва, слегка вполоборота, и, казалось, был погружен в свои мысли. Но, несмотря на это, тут же уловил мой взгляд, и к нему немедленно вернулись обычные внимательность и деловитость. Он подытоживал полученные сведения.
Жена, облаченная в плоть
— Только что мне доложили последние известия. Женщина, через которую ты собираешься рождаться в Восьмом мире, готова к приему энергий. Буквально вчера ночью* было закончено приготовление. Теперь у нее есть все необходимое для удовлетворения твоих энергетических, душевных и физических запросов на период внутриутробного развития. Единственное, что смущало Устроителей, так это очень уж слабо выраженная форма твоей физической зависимости от Ангелов Судьбы. Пришлось усилить этот аспект, войдя в противоречие со всеми обыденными процессами вокруг. Как результата: ее судьба и твоя работа — несовместимы. Повелитель, надеюсь, ты знаешь, что делаешь, ведь это чревато для нее…
Я грустно закивал, перебивая: «Облегчить ее участь вряд ли возможно, она сама дала согласие. Догадывалась, на что шла. Но как бы то ни было, за одно это она получит в наследие Мир Зрелости. Очищение ее будет ускоренным и не достигнет Третьих Врат Чистилища. Фактически, ее жизнь — это как перенести тяжелейшую операцию и еще месяц провести в постельном режиме. Зато потом — избавление. Ради этого можно вытерпеть и куда более суровые испытания».
— И тебе совсем не жаль ее, Повелитель? Мне говорили, То, что предстоит этой матери, сопоставимо разве что с положением царя, разжалованного в ассенизаторы. Сейчас над ней висит Купол Миров, все Энергии всех видов, все достижения Духа в виде Солнечной короны. И вдруг: хлюп — на самое дно!
— Жаль ли мне ее? Да, друг мой, не скрываю, жалко. Хотя она меня не жалела, когда все это затевала. Да и детство мне должно быть выпадет еще то: скитания, голод, грязь, пьяные сцены. Так что мы — на равных. Она хотела стать матерью мира, а я сделал его собой. Значит, придется стать моей матерью. Круг замкнулся. Сейчас я заберу у нее то, чем она так и не смогла достойно распорядиться. В существующем виде ей это должно бы уже разонравиться! Она готова, раз согласие получено… А раз готова, значит, пора этот спектакль сворачивать. Но суд женщин тебя не должен пока волновать. Об этом у нас будет отдельный разговор.
Око посмотрел так, словно заподозрил что-то. Но я не стал продолжать тему. Рано еще было открывать все тайны. Сейчас я — лишь ее будущий сын, она — лишь моя будущая мать. Не больше и не меньше. Тогда Око Благодати, показывая, что не собирается лезть не в свое дело, поспешил продолжить.
— Я видел только одну женщину с таким мощным шлейфом. Ее за глаза называют Матерью Миров, она сейчас тоже там, внизу. Но от шлейфа осталось немного. Я бы мог сказать, совсем ничего, но это не будет правдой. Она все равно светится, как никто другой, стоит прочнее всех и непоколебимо смотрит в твою сторону. В эти часы ее свет почти погас, поскольку она также занята приемом и проведением в Восьмой Мир неких Посланцев, но не с твоей стороны. Ей предстоит Работа по отрыву от ОКОВ, некогда ими навязанных. Они всегда держали ее, эти Самосамы**, и вот теперь она превзошла их настолько, что рождает как своих детей. Быстрым и решительным жестом он показал куда-то в сторону.
Я внимательно посмотрел в указанном направлении. Сначала фиолетовое сияние превратилось в сиренево-зеленоватое, затем ярко вспыхнуло и в мгновение ока рассеялось, очистив часть горизонта на много километров в обе стороны. После этого чистый, необыкновенно яркий просвет будто стал приближаться, или, возможно, это зрение стало фокусироваться, и в тот момент, когда линия соединения земли и неба стала почти отчетливо видна, я, как сквозь дымку, узрел земной мир. Постепенно этот сон наяву становился все более реальным, приближаясь и детализируясь. Сначала появились контуры какого-то города, затем все отчетливее стали видны движущиеся люди, их напряженные или бесшабашные лица, их мысли, их души, их суть. Над ухом зазвучали поясняющие слова Ока.
— Мы находимся в СССР. Время, которое здесь исповедуют, называется 1970 год. Ты сам все делал для этой страны, поэтому комментировать что-либо не имеет смысла. В данный момент все или почти все твои задания выполнены. То, что мы хотим сейчас увидеть, находится прямо перед нами. Я бы не рекомендовал тебе, Повелитель, слишком приближаться, это могут заметить. Последствия могут быть самыми плачевными, ты же знаешь мнительность тех, кто уже прирос к телесной оболочке.
Он был прав. Часто я приходил в Восьмой мир неузнанным, под разными видами, в разных формах — от мимолетных мыслей и необычных событий, до грандиозных озарений. Чаще всего меня или не замечали, или не хотели близко знакомиться. А появления в виде Образов-видений, как это обычно любят делать Эгрегоры религий и Боги разных рангов, изображая то Деву Марию с Иисусом, то самого Иисуса, я категорически осуждал. Это было фокусничество и мошенничество для получения подпитки от людей: показать им то, во что они верят, чтоб получить с этого свои дивиденды в виде энергии веры. Мне же подпитка, в отличие от Эгрегоров, была не нужна. Ведь я появлялся не для того, чтобы в меня верили (и тем самым — кормили), а чтоб сделать что-то нужное, даже если людям это вообще непонятно или лишне. От их веры в меня мое дело, практически, не зависело. Я делал не столько для них, сколько — при них. Поэтому, чаще всего, маскировался под ветер, под мысли, под что угодно, чтоб не отвлекать на необычное, и чтоб мне не мешали. А умные должны были бы и сами обратить внимание на странный факт: христиане верили в видения, и — они их с избытком получали, начиная от икон, заканчивая Иисусом и Марией. Мусульманам же было запрещено иконопочитание, и, как результат, нигде не встречаются рассказы о видениях мусульманских святых, пророка Мухаммеда или даже Иисуса, который, кстати, ими тоже почитается. Хотя, если все от одного Бога, то и видения должны либо быть у всех, либо — ни у кого! Если «Иисус» является христианам, которые верят, что такое возможно, но не является мусульманам, которые так же верят в него, но считают видения неприемлемыми, то это должно наводить на совершенно определенные мысли. Ведь дождь не считается с тем верят в него или нет, когда начинает идти и над головой христианина и над головой мусульманина. Если, конечно, это нормальный природный дождь, а не новогоднее конфетти, призванное вызвать совершенно определенное настроение и эмоции в совершенно определенных кругах.
Женщина, представшая нашему вниманию, была иная. Ее не требовалось убеждать необычными событиями или подталкивать на правильный ход мыслей. Я ее отлично знал, так как уделял внимание как никому другому. Она меня тоже знала, но косвенно. Это была моя Небесная Дочь и земная Жена — Премудрость, с которой мне предстояло соединиться на земле. Ей было около двадцати шести — двадцати семи лет. Выглядела прекрасно: волнистые темные волосы, бездонные голубые глаза, смуглая атласная кожа выдавали в ней представительницу Перволюдей. Никто, живущий в последней четверти одиннадцатого Витка, не догадывался, что она являет ся представительницей древнейшего Рода людей. Не помнила этого и она сама. Но всегда знала свое отличие, потому что никогда не утрачивала нить связи с Высшим.
Не успели мы с Оком благодати приблизиться на расстояние, когда становятся различимы глаза, как она тут же повернула лицо и сказала рядом идущему мужчине: «Ты чувствуешь эту свежесть? Как я люблю, когда она приходит. Не чувствуешь?.. Да что ты вообще можешь чувствовать, наверно только появление новой юбки в пределах твоей досягаемости!» Восторг и обида одновременно сквозили в ее словах. Как и все, она хотела оправдания и положительного объяснения находящегося рядом с ней мужчины, ее мужа. Ее уже довольно сильно выделяющийся живот давал для этого дополнительный стимул. Она ждала свою вторую дочь, которую направили к ней как Олицетворение ее собственной Силы Самонадеянности.
Перед встречей со мною, она должна будет изжить Основные свои иллюзии и заблуждения относительно взаимодействия с Падшими Силами Мира, некогда ею же и привлеченными. Это произошло очень давно, но продолжало и по сей день висеть над нами дамокловым мечом неразрешенных проблем. Именно поэтому мы вновь и вновь перерождались, встречаясь на Небе и на Земле. Решали совместные и личные задачи, оттачивали свое мастерство, умудрялись Опытом. Кармически отрабатывали следствия своих Желаний и Поступков, тянущихся из глубины неисчислимых веков и миллионолетий.
Я решился нарушить молчание несколькими оценивающими фразами. В результате резкий порыв ветра тут же снес шляпу с молодого мужчины и обнажил его черные, довольно небрежно уложенные волосы. Бакенбарды при этом стали еще больше придавать ему сходство с каким-то горным львом, смирившимся с клеткой. Интересно, — подумал я, — ему никто не говорил, что он походит на Шона Коннори, игравшего последние годы в кинотеатрах мира Агента 007 и вольно-невольно популяризирующего бесшабашность, похотливость и безнаказанность?
Его клеткой была ее любовь, помноженная на Силу и Веру. Он не мог выпрыгнуть за пределы этой клетки. А если бы мог, то давно б уже сделал это. Рядом с моей будущей женой вышагивал Тот, кто был послан ей как Проводник совершенно определенного намерения Изгоя — Порабощение Любви страстью и гордыней. Так что не только она была клеткой для него. Но и он для нее оградой. Они вели друг друга по кругам жизни, взаимно причиняя боль и страдания. И, тем не менее, некая сила, неизжитая их страсть, притягивала их, как магнитом, друг к другу, лелея в каждом тайную надежду на перековку супруга на свой лад, обращения его в свою веру. А веры были прямо противоположные: как плюс и минус. Это придумано для них как средство Изживать взаимный изъян, который полностью обнажался лишь в таких столкновениях. По плану, когда они вполне пройдут эту «школу любви и ненависти», именно я должен был объявиться и положить этому конец.
Сейчас еще было рано да и невозможно. Я смотрел на них из Запределья, для земных нужд не персонифицированный, и потому беспомощный. Когда же стану человеком, все изменится. Мне, как и всем людям на земле, будет дано право говорить, действовать, влиять мыслями и намерениями на протекающие там процессы. Никто другой не сможет явить им мои качества, а без этого невозможно сделать правильный выбор. Они просто не поняли бы, от чего отказываться и что выбирать. Ведь верить в какой-то образ, в данном случае, мало, они должны знать меня, как по качествам, так и по характеру. Например, она явно преувеличивает мои возможности, склоняясь к церковному образу. Он, напротив, явно преуменьшает, считая «исусиком». Обоим придется прозреть, реальная жизнь и ее столкновения помогут. Это одни из самых важных людей в моей персональной истории, ради которых, по большому счету, затевалась львиная доля работы на земле. Пускать этот процесс на самотек нельзя.
Око не сразу ответил. Он, еле пряча улыбку, наблюдал, как двое Работников Запределья ловко подхватили шляпу и на крыльях, полученных от своего Повелителя — Стрибога, понесли прочь, а хозяин, не замечая их, пытался поймать. Пока один не сжалился над ним и не притормозил ровно на секунду, необходимую, чтобы ее можно было схватить.
Но как только это случилось, и Око благодати мне ответил, на ветке рябины тут же прощебетала синица. Она услышала его и вдохновенно повторила своим собратьям, на понятном для них языке. Антонина (а женщину звали именно так) немедленно повернулась к ней и улыбнулась, будто понимала, что птица всего лишь «озвучила» голос Небесного Представителя. Со стороны ее мужа тут же последовала обидная провоция:
— Не верти головой, как утка. Стыдно с ней пройтись!
— А ты лучше шляпу покрепче натяни, а то в другой раз будешь бежать до самого гастронома! — парировала женщина, явно не лазя за словом в карман. Как ни странно, такой ответ устроил мужа, и он остался вполне доволен. Это было видно по всему: и по поднятым густым бровям, и по кривой усмешке. Око на мгновение задумался. Он опять был на связи. Пока он находился рядом, я мог позволить себе расслабиться и не держать осознанного контакта с мириадами Сил и Энергий. Эти функции он брал на себя.
«Сейчас он скажет знаменитую, предрешающую последующие события фразу, которую она запомнит на всю жизнь», — как бы констатируя совершившийся факт, огласил Око благодати пришедшую информацию. Я замер. Мне почему-то не хотелось заблаговременно знать эту фразу, хотелось уже как человеку, наблюдать лишь материализацию, когда событие — позади. Нужно было привыкать, адаптироваться. И фраза прозвучала для меня почти неожиданно. Когда они поравнялись с магазином (видимо это и был тот самый гастроном), муж поправил шляпу и, повернув голову в сторону огромной витрины с его стороны, громко и четко произнес: «Все женщины как женщины, одна ты у меня — сумасшедшая!»
Было видно, что у мужика накипело. Он даже не старался скрыть блудливого взгляда в сторону молоденькой продавщицы, как раз развернувшейся спиной и попавшей в его поле зрения. Лица ему, видимо, и не нужно было вовсе, его похоть и страстность явно не собирались себя ни в чем ограничивать. Я перевел взгляд на Антонину, желая отследить реакцию и понять, насколько глубоко слова уязвили ее, то есть, выяснить степень привязанности к этому человеку. Ведь они были сказаны абсолютно без повода, по крайней мере, без внешне видимого повода. Они лишь прикрывали неловкое обращение со шляпой и алчный взгляд на потенциальную добычу в белом халате, которая, к слову сказать, через несколько дней по собственной воле и должна была стать таковой, поскольку в своем воззрении на жизнь недалеко ушла. Можно сказать, оба они были хищниками, одинаково гонимыми по жизни исключительно жаждой наслаждений любой ценой. Так что их желания совпадали, и жертв тут, на самом деле, не было. Жертва вскоре должна была родить ребенка, а в данную минуту — что-то ответить распоясавшемуся мужу.
И ответ не заставил себя ждать. Видимо эту фразу Антонина говорила не впервой, слишком уж привычно она прозвучала, не переменив ни интонаций, ни настроения:
— А ты бы поискал себе получше, а не кидался, как кобель — на любые кости.
По ее ответу становилось понятно, что она превосходно осведомлена о наклонностях мужа и трезво оценивает его. Я перевел взгляд на продавщицу, только что названную «костями». Мяса там обнаруживалось действительно не особенно-то много. Женщина явно была остра на язык. Это и не удивительно. Другого от лучшей ученицы я и не ждал. Но не слишком ли я проникся моментом? На меня повеяло земной безысходностью, проснулась жалость. Она добровольно билась в семейных узах, как рыба в сетях, а я мог спокойно наблюдать со стороны и не помогал ей.
Вдруг меня обуял какой-то минутный азарт. Ничего не говоря Оку, решительно приблизился сзади к мужчине, склонился над ним и шепнул на ухо: «Если будешь её обижать, получишь по заднице!» Бедный мужчина, должно быть, переменился в лице, так как идущие навстречу тут же отшатнулись. Но промолчал, больше ничем не выдав потрясения. Он был еще сильный. Мой голос и слова он должен был воспринимать как собственные мысли, неведомо откуда пришедшие, но на этот раз я вложил много личного чувства, и его обдало жаром моего негодования, а это было как нечто необъяснимо мистическое, — то, что называют беспричинной паникой или тихим ужасом. Сделав еще пару шагов, он остановился как вкопанный.
«Ты чего? Решил, что это и была твоя «лучшая»? Потянуло повыкобеливаться?» — съязвила Антонина, явно догадываясь о происходящем в душе суженного и сознательно подливая масла в огонь. При этом она мимолетно усмехнулась, понимая, что дала хороший урок.
— Прости, Тоня, — выдавил он, — это я так, пошутил…
И, как бы замаливая грехи, быстро сменил тему.
— Когда там тебе идти в эту… как ее… консультацию?
— А-а-а… — протянула беременная женщина, — мы вспомнили. И на том спасибо.
Вера без будущего
Собственно на этом мы и оставили их одних. С ними все было ясно. Буквально через мгновение новая сформулированная цель и желание перенесли нас совсем в другое место. Нужно было оценить ситуацию моего ближайшего будущего. Я знал, что это только физически другое место. Время было то же самое, день тот же, год, разумеется, тоже. Я часто пользовался таким приемом и мог ходитбродить вот так вне времени сколь угодно долго. При желании, можно было просто остановить время, поочередно приходя то к одному персонажу, влияя на события с его стороны, то к другому в тот же самый миг. Люди этого не замечают, потому что их время синхронизировано с их сознанием. Ощущение времени напрямую зависит от того, в каком режиме работает сознание. Здесь, напротив, сознание генерировало время. Можно было разогнать процессы сознания, не затрагивая времени, и тогда на единицу времени приходилось во много раз больше возможностей. Человеческий миг мог растянуться для меня на многие дни, а то и годы. Именно благодаря этому функциональному устройству Седьмого мира Боги могли все и всегда четко контролировать, и ничто не происходило само по себе или случайно. Люди же частично такое право получали во сне.
Но им знать этого было не нужно. Иначе жизнь показалась бы им набором слишком сложных явлений, а судьба в лице Макоши, Доли и Недоли остались бы фактически без работы. Уж не говоря о том, что Богам пришлось бы заниматься только растолковыванием своих действий и оправданием их. Большого желания и особой необходимости в этом никто не испытывал. Напротив, мне, например, больше нравилось проследить за кем-то до какогото ключевого момента, а затем, временно включившись в ход событий, слегка помочь. Это оставалось незамеченным и не отягощало карму человека нелепыми выходками, совершаемыми по причине душевной незрелости и необходимости подчиняться давлению Свыше.
Итак, мы с Оком благодати перенеслись в пространстве, но остались в том же самом времени. Я увидел свою будущую маму — цель сегодняшней экспедиции в Восьмой мир. Каково же было мое удивление, когда я увидел ее далеко не одну. Ладно бы люди, но рядом с ней вились толпы всевозможных Работников всех уровней! Среди них — множество хорошо мне знакомых, других почти никогда не видел. Все они сосредоточенно и усердно выполняли сложнейшую, только им понятную и известную работу.
— Око, ты уведомил меня, что все приготовления закончены, как это понимать?
— Очень просто, мой Повелитель. Мы наблюдаем процесс штопания ее наружных оболочек. Если в них будет хоть одна дырочка, то твоя суть может оказаться под угрозой нападения в момент неполной инкарнации. Желающих полакомиться столь вкусненькой и свеженькой Энергией хватает. А кто-то и вовсе может не захотеть тебя видеть в этом мире. Будет брешь — можно попробовать через нее и помешать. Взять хотя бы твою будущую бабушку по отцу — Валю…
— А что бабушка? Разве не ей предстоит нести большую часть бремени по моему содержанию?
— Так-то оно так, но она довольно своеобразный человек. Еще когда ты будешь в лоне, она будет настоятельно советовать Вере (это твоя мама) сделать аборт, чтоб избежать сложностей, связанных с молодостью ее сына и их еще незрелыми отношениями. Твоему отцу-то всего шестнадцать. Если, скажем, даже в области запястий останется разрыв, то Вера может поддаться на эти провокации, отказаться от ребенка, от тебя, то есть, тогда придется всем здорово попотеть, чтобы удержать ситуацию под контролем. Попробовать помешать тебе прийти в земной мир — это очень безответственно, этому нет и не может быть оправданий!
Слова Ока благодати прозвучали как-то жестко и сурово. Я вмиг ощутил холод земной обреченности и безысходность первых лет материального существования, когда еще не буду иметь ни зрелой силы взрослого человека, ни маломальской самостоятельности, ни самоосознания себя тем, кто я есть. Когда мне придется находиться в полной зависимости, как пленнику в стане врага, присматриваясь к окружающей действительности, подстраиваясь под нее, удовлетворяя чужие прихоти. И терпеть, терпеть, терпеть. Чтоб позднее, узнав все сильные и слабые стороны вражеского лагеря, совершить в нем мятежный переворот и ввести новые порядки. По крайней мере, сейчас именно так мне все и представлялось. Я знал всех, даже самых рьяных врагов, незаметно готовил их и сам давал добро на спуск в низший мир. Они об этом не догадывались, большинству и в голову не могло прийти, что я играю с ними, как кошка с мышкой, когда результат уже известен заранее. Люди искренне верили, что обладают свободой и выбором, и даже могут отвоевать у меня часть мира хоть на время.
Взять хотя бы упомянутую бабу Валю. Око Благодати абсолютно прав. Я и сам все это знаю. Она находилась сейчас в мире потому, что через нее должен был родиться мой отец, а через него прийти я. Однако баба Валя не осознает этой главной задачи, она спокойно готова давать Силам хаоса завладевать ею и нести боль близким если не явно, так косвенно, как в этом случае с абортом. Впоследствии именно она должна будет отдать меня в интернат, решая заданные ей Свыше программы. Но себе-то она тоже должна будет как-то оправдать такой шаг. И оправдает это усталостью от воспитания шестерых детей, на тот момент уже взрослых, и желанием, наконец- то, пожить «для себя». И это в пятьдесят с небольшим! Когда у нормальных людей внуки становятся дороже детей! То есть, она попробует уладить личные дела, оттесняя элементарные человеческие потребности бесприютного внука на задний план, видя, что ни отец, ни мать, в силу стихийных причин, не могут взять меня на содержание. И это не случайно: кармически я буду являться именно ее бременем. Она — мой последний оплот и надежда; отказавшись от меня, она разрушит в моем сознании иллюзию семейственности. Положившись лишь на свои силы, я научусь самостоятельности и ответственности, пойму, что отныне все будет зависеть лишь от меня самого. Быть сиротой — это отчасти видеть мир с самого начала таким, каков он и есть, без фильтров, розовых очков и защитных слоев, придуманных обществом. Многие люди-пророки прошли такой путь. А быть сиротой при живых родителях и родственниках — еще хлеще, это школа не для слабонервных.
Что касается «жизни для себя», то здесь баба Валя должна будет тоже изживать свои иллюзии. Ведь она будет жить в мире, где заботятся о своих детях и внуках изо всех сил, кто как может и, сознательно отмежевавшись от выполнения этой задачи, — совершит шаг против самой себя, будучи не в силах быть выше этих общечеловеческих норм. Мир и покой она через это не обретет. Чувствуя и понимая это, она все же оставит мне зацепку — я смогу иногда бывать у нее на выходных, правда, скромно, в роли бедного родственника, но все же, хоть так…
Именно по этой причине Закон кармического воздаяния и Эгрегор Речи вынуждены будут лишить ее возможности общаться с внешним миром на общем языке. Когда мне будет шестнадцать, как было моему отцу в момент предложения об аборте, после апоплексического удара баба Валя перестанет говорить и частично понимать окружающих. Такое «наказание» станет следствием самоизоляции от Данного свыше, это будет результатом ее предательства общечеловеческих ценностей и представлений. Но никак не наказанием за меня. Слово — творящий дух. С ее уст слетит желание не пустить меня в мир. Воздаянием будет невозможность общаться с этим же миром. Этот мир будет у нее забран. Каждый наказывает себя сам.
Вслед за этим, в семнадцать лет, я обрету полную самостоятельность, которую она, наоборот, утратит… Чаша весов качнется, чтоб восстановить нарушенное равновесие. При внешней жестокости таких развязок они будут наиболее разумны, закономерны и справедливы. Бабушка останется в моей памяти как неплохой человек, судьба которого окажется тесно переплетенной с моей и в силу этого подверженной дополнительному напряжению, которое она выдерживала как могла… Что касается отца, то его судьба определится моим далеким будущим.
Добрые отношения с Макошью позволят производить кармические воздаяния и развязки связанным со мною людям еще при их жизни. В свете объемности, многоплановости и ответственности предстоящей Работы, это будет наиболее правильное решение.
Из раздумий меня вывел странный звук. Оказывается Вера находилась как раз в интереснейшей ситуации, увидев которую, я понял, почему мы оказались подле нее именно в эту минуту. К ней заявился один из поклонников и, похоже, делал предложение. Они находились в комнате с высоким потолком, мебели особенной не было: старый пошарпанный комод, с плохо закрывающимися дверками, желтоватые выцветшие шторы на высоких гардинах, украшенный куклой серенький трельяж, покрытый видавшей виды скатертью стол и деревянные облупленные стулья. В довольно широкой прихожей виднелся шкаф для белья и тумбы. Сердце мое слегка сжалось при виде будущих «апартаментов», где придется провести около трех первых лет жизни.
Тем временем работники, штопавшие оболочки, отошли на задний план. Похоже, кроме Веры и ее ухажера в доме никого не было. Звук издавала коричневая потертая гитара, на которой Вера пробовала что-то изобразить. Парень стоял к нам спиной, я внимательно рассмотрел свою будущую маму. Она не была красавицей в обычном смысле слова. Скорее, обычная девушка лет около двадцати. Дымчатого цвета волосы обрамляли ее округлое лицо мягкой и воздушной шапкой, они вились так, словно горели на ветру. Глаза выражали сердечность и проникновенность. Иногда в них сквозил очень большой жизненный опыт, и тогда они становились строгими. Довольно широкий, но небольшой нос, дугообразные брови, выразительные губы — все подходило одно к другому и всегда гармонировало с выражением ее лица, которое отражало обычный эмоциональный набор: задумчивость, веселье, грусть и строгость. Все это я успел заметить даже сейчас, в считанные мгновения нашего присутствия.
Видел я ее не впервые, иногда общался, но до конца понять, почему она пошла на все это, не мог. Ведь с самого начала, с доисторических времен, я не делал секрета из ее судьбы, не обольщал прекрасными перспективами, не обещал золотых гор. И теперь я сразу предупредил, что сыном ее буду очень кратковременно, что она утратит меня, что судьба будет к ней неумолимо жестока ради моего становления в нужном направлении и ради ее окончательного разочарования в своих фантазиях. Она согласилась на все. Обычно наши с ней «беседы» проходили на уровне ее мыслей: она свыкалась с пониманием того, что ее ребенок будет не совсем ее ребенком. А ее жизнь будет отнюдь не беззаботной прогулкой под звездами.
И вот мы наблюдаем то, как она принимает свою судьбу в тихой домашней обстановке. Когда еще ничто не омрачает будущего. Око благодати слегка кивает в сторону парня.
— Это твой будущий папа, Виталий. Мне он кое-кого напоминает, но не рискую проводить столь далеко идущие параллели. Ты и сам все видишь. Над ним тоже работали, но он оказался упрямым. Согласие дал под давлением, ответственности не взял никакой, поэтому после Ухода он, вероятнее всего, не попадет в Твой Мир. Во всяком случае, если он не компенсирует свое поверхностное отношение к тебе в детстве правильным отношением в зрелости. Кармически требуется ужесточить твое детство, вернее, таковы задачи перед этими персонажами стоящие. Я бы сказал, что этот, с позволения сказать, «отец», скорее, не к тебе поверхностен, а к заданной программе. Он не хочет совместить полученное с тем, что должен отдать взамен. Придется послать ему несколько детей, с которыми он не сможет поддерживать постоянные отношения. Чтоб хотя бы такой отдачей компенсировать полученное.
— Стало быть, и несколько жен — как олицетворение его метаний, раз с Верой ему все равно не жить…
— Точно так. Поначалу он не будет в силах жить с одной, потому что не может до конца понять и принять хотя бы одну часть самого себя. А ведь женщины проецируют мужскую суть вовне, словно бы зеркально отражают то, что мужчина прячет в глубинах себя. Не мне тебе напоминать, что женщины — выражение ПСИХЕ — души Адама, и поэтому показывают то, что внутри у мужчин.
— Кого же он тебе напоминает? — внезапно подзадориваю я.
— А Прототема! — Так же без комплексов выдает Око, — но думать, что ты заставил его или какую-то его инкарнацию стать твоим отцом для меня большое богохульство…
Я призадумался и пристальнее вгляделся в парнишку. Да, в нем явно что-то есть от Прототема, в самоуверенном характере, в стремлении создавать и бросать недоделав, в гипнотическом подкупающем обаянии. Ему хочется верить, и он, кажется, все может! Но главное: категорически неприемлет меня, вернее, мой Дух!
Тем временем парень что-то сказал девушке, и они засмеялись. Похоже, намекнул ей на то, что они в доме одни. Это мне не понравилось. Такой молодой и такой прыткий!
— А нельзя как-то попридержать этого жеребчика? Он уж, наверное, к ней не первой подбирается, судя по манерам?
— Нет, мой повелитель, какой в этом смысл? Он сам творит свою судьбу, зачем ему мешать, если причастность к твоей судьбе будет весьма и весьма относительна. Тем более и по срокам все тютелька в тютельку.
В это мгновение парень, словно в пику моим рассуждениям, обхватил шею Веры правой рукой и сильно притянул ее к себе, намереваясь поцеловать. Мы затаили дыхание. В следующую секунду громкая затрещина доставила нам массу удовольствия. Я не выдержал и приблизился к пареньку. Паренек как паренек: решительная темно-каштановая челка, поджатые узкие губы, и словно бы немного припухшие, слегка сужающиеся к вискам глаза на вытянутом лице делали его черты странно напоминающими молодого петушка. Тут я подумал, что предки у него по какой-то линии точно не русские, но проверять это не особенно хотелось. Приблизившись к уху, прошептал: «Она тебя полюбит, но тебе придется подождать еще некоторое время, дружище, так что зажми-ка свое хозяйство в кулачок!»
Парень, восприняв это как ход своих собственных мыслей, не удержался и прыснул. Стало смешно и мне. Я сдержанно засмеялся. Вера встала и, расправив бежевую юбку, вышла в другую комнату. Но было поздно. Мой смешок превратился в небольшой сгусток энергии и, догнав, ударил ее в область левой лопатки. Она повернулась к парню и сказала, еле сдерживая смех: «Если бы ты не засмеялся, то и с потомством бы попрощался!» Он опешил от таких своевременных стихов. Не нашелся сразу что сказать, встал и повертел в руках какую-то попавшуюся безделушку.
— Ну, не думал я, что ты стихами умеешь говорить…
— А это не стихи, это проза жизни. Если я тебе нравлюсь, другой разговор, а пока, извини, разговор будет короткий. Спасибо за подарок. Пожалуйста за чай. Будешь где-то рядом — заходи.
Мальчишка еще не догадывался, что у него в запасе очень маленький промежуток времени: от затрещины до сбрасывания с кровати после моего рождения. Пока он может реализовать свои чувства, чувства сильные, но незрелые, хотя и вполне достаточные, чтобы наделить мою оболочку всеми физико-химическими элементами. На большее он не был способен, большего от него и не требовалось.
На этом эпизоде мы оставили земной мир. И Антонину, и Веру посетили только для того, чтоб дать им необходимый импульс, благодаря которому они бы оказались «отмеченными», а значит, заметными для всех приходящих на землю моих Сил. К сожалению, эта отметина, называемая еще печатью, всегда была видна слугам Прототема, и они по ней быстро находили «моих» людей. Антонина получила этот импульс в виде Духа-ветра. Вера в виде сгустка энергии. Поэтому к Вере я должен был притянуться как к части своей плоти, а к Антонине — как части своего Духа.
Сначала медленно, как в дымке, растаяли лица будущих родителей, затем растворились контуры дома, улицы, города. Все словно бы уменьшалось в размере и, в конце концов, я увидел земной мир как точку перед своим глазом, а затем и эта точка исчезла, вновь открыв фиолетовый горизонт Седьмого Мира, проявленный в Сфере Подготовки. И снова возле меня никого не было кроме Ока благодати. Требовалось решить еще множество важных вопросов.
* На самом деле в Седьмом мире сутки состоят из 360 часов, благодаря чему жизнь там более ёмкая по событиям на единицу времени. Поэтому здешние Боги более свободны и маневренны.
** Самосам — Самонадеянность, Самоуверенность и Самодовольство — речь о них пойдет во второй книге.