ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ГЛАВА 24. Воскресение первое

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ РУСЬ  ДУХОВНОЕ ГОСУДАРСТВО 


ГЛАВА 24 Воскресение первое

(События будущего) 

Встреча с читателем 

Неторопливо шагаю по Санкт-Петербургу. Город узнаваем, но что- то в нем не так, как должно быть. Нет шума что ли, суеты. Прохожу по улочкам вдоль набережных, пересекаю мостики, рассматриваю величественные старинные сооружения прошлых веков. Cпускаясь вниз по широким каменным лестничным ступенькам, обнаруживаю, что рядом идет какой-то щеголь, всеми силами пытающийся что-то из себя изобразить. Зачем? Если человек что-то собой представляет — оно и так очевидно для тех, кому это важно. А кому неважно — какая разница? Присматриваюсь внимательнее, на вид — парень как парень: хорошо одет, подтянут и, кажется, где-то уже виделись… Ах, да, он или кто-то очень на него похожий пытался доказать, что то, чем я занимаюсь — околонаучная ахинея с религиозным оттенком. Не помню, где и когда, впрочем, и не важно. Важно, что он не может успокоиться, что-то заставляет вести себя так передо мною: может, нечистая совесть, а может, сильное желание оставить свой мирок без потрясений, себя — вне конкуренции, людей — в своей власти, да — мало ли может быть подобных причин! Он, как и вообще такой тип людей, пытается взять внешним лоском, подавить высокомерием, выбить почву из-под ног безапелляционным циничным поведением. И тут внезапно замечаю, что я-то одет гораздо лучше: на мне строгий, подогнанный по размеру костюм, в то время как костюм этого завистника вообще ему не к лицу — слишком вычурный, рассчитанный на показуху. В такой одеть бы не человека, а попугайчика. Сам он, к сожалению, не замечает, что жалок и смешон. Может, поймет годам к пятидесяти, когда жизнь обломает. И то вряд ли: эта действительность изначально создавалась для таких вот, внутренне ничего собою не представляющих, но зато на все внешнее претендующих людей. Жаль. Ну, да что тут поделаешь: у каждого есть право кем-то быть или кем-то казаться. 

Наши пути расходятся, с облегчением обнаруживаю, что иду по каким- то любопытным местам вообще в полном одиночестве. Я как будто вижу, что места эти необыкновенны тем, что в свое время здесь буквально на каждом клочке обитало какое-то племя, какая-то община. Их было много: вот здесь жили оседло одни, а вон там, у мостика, — уже другие. Было это еще до того, как построили город. Задолго до того. Внутреннему взору открывается панорамная картина жизни перед тем, как образовалась государственность на Руси. Сквозь призму времен видны многие недочеты, амбиции, сознательные и случайные ошибки. Четко вижу, как рода сближались, как между одними возникали симпатии, а другие на дух друг друга не переносили. Иногда такое выяснение отношений происходило между двумя общинами, живущими, как сейчас сказали бы, — на одной улице. Но тогда улиц не было, а вот речушки, лесочки были. Их что ли поделить не могли? А теперь их потомки все равно живут на одной территории и даже не подозревают, сколько несчастий, раздоров и крови приносили с собой деления, почкования и слияния их древних родов. И во что же все вылилось в итоге? Стоила ли игра свеч? 

Да, народности чем-то отличаются друг от друга. Чем-то плохим. А в хорошем — все одинаковы. Взять хотя бы живущих неподалеку латвийцев. Сколько отсюда до них? Меньше, чем до Москвы. А ведь эти люди считают себя совсем иной крови, нежели питерцы. Что же может быть в их крови иного? Я имел возможность работать с этим «иным», и потому имею право выносить суждение: в них царствует некая сила, которую можно было бы назвать анархо-независимостью. Она представляет собою некую иллюзорную, сказочно-приторную тягу к… «испорченным продуктам» — причем совершенно не важно, питание это или умозрительные идеи. У меня был ученик оттуда. Он кончил… идейным бомжем, убежденным пьяницей и шелудивым философом. Именно — идейным, считающим свою жизненную позицию — безукоризненной! При этом он был невероятно мягким, добрым, каким-то по-детски мечтательным. Но полностью был замкнут на своих личных интересах, погружен в личный мир, в сравнении с которым весь остальной мир воспринимал сплошной серой ересью. Мне как-то в голову не приходило проецировать такое поведение и наклонности на всех его земляков, но подспудно понимал, что сильное влияние места, людей, их привычек и нравов, здесь все же имело место. 

Но удивительное ждало впереди. Спустя годы столкнулся в Интернете с таким же философом, который откровенно позиционировал себя моим антиподом. Подкрепляя инакомыслие, он называл себя и своих друзей Альтерами — иными. У него была теория, что он — из другой Галактики, с другой звезды, и что наш Бог — это не его Бог. Он вообще отводил Богу одно из самых последних мест в числе тех, в ком нуждался, поэтому ему нравилось поверие поздних зороастрийцев, где Бог Зерван — это не самый Главный Бог, а всего лишь старый дед, потерявший счет времени и забывший, кто он и откуда. Грамотный, с чувством юмора, меткими суждениями, через несколько лет он проездом оказался в Киеве, и мы встретились вживую. Каково же было мое удивление, когда я увидел, что он внешне и внутренне один в один походил на того моего ученика… Та же беспочвенная самоуверенность, те же сидящие глубоко внутри упертость и самомнение. А внешне — тот же нос, взгляд, кожа, даже такие же пятна на коже, не говоря уже о выражении лица. От него исходил точно такой же запах — ну просто близнец! Мой ученик был из Риги. Этот парень из Кенигсберга. Вот тогда-то неоформленные предположения и получили подтверждение. Получается, на прибалтийских территориях царит особый Дух, особая Сила. Она-то и отличает своих носителей от остальных. Мне были показаны лишь наиболее типичные ее представители, явные и яркие носители, так сказать. И сила эта — не самое лучшее, что есть в человеке из того, что вообще в нем бывает. Эта сила способна подчинять все лучшее, а потом — извращать и первое, что для этого требуется — убедить в какой-то исключительности и самобытности! Сначала к нам в Севастополь переехал тот ученик, потом — его мать. Мать ученика привезла деликатесный сыр, ужасно вонючий, который мы из приличия взяли, но потом выбросили. И в те же дни приблудился щенок. На другой день объявилась его собачья мама — какая-то помесь то ли фокс, то ли эрдельтерьера с дворнягой, легла у калитки — пришлось принять и ее! На прогулке она нашла дохлого вонючего хомячка и, буквально трясясь от возбуждения, растерзала добычу. Потом ее сыночек нашел в целлофане завернутую протухшую рыбу и проделал то же самое. Мои попытки криками и даже пинками его остановить не возымели никакого эффекта. От нормальной еды эти извращенцы категорически отказались. Я понимал их охотничьи инстинкты, но видимо, сказалась бродячая жизнь: нормальное мясо им тоже не очень-то пошло, — подавай с душком! Когда мы решили в реке помыть собаку, то ужаснулись — ее седина имела своеобразное происхождение — она вся сплошь была покрыта гнидами! На тот момент я уже умел видеть не только то, что открыто глазам, но и анализировать внутри происходящее. Тогда Архангел и назвал имя владеющей ими Силы — Дизора, что в переводе значит: «Два рождающая». Она паразитирует на центральной нервной системе человека — центростремительной и центробежной, подменяя одно другим. То, что должно идти на выход — идет на вход и наоборот. И стало ясно, что ей нет разницы, кем завладевать — животным, человеком или целой нацией… 

Конечно, и в Питере есть свой дух, накладывающий негативный отпечаток и навязывающий человеку «исключительность», которая потом и выливается в обособленность «рода» и «нации». Есть его яркие представители. Недаром же Питер считают чуть ли не столицей российского бандитизма: возможно, здесь люди более прямые и не хотят ходить вокруг да около, когда речь заходит о решении их жизненных проблем. Исходя из таких выводов одна из моих задача — устранить эти разводящие людей «мосты», потому что они — не самое лучшее, не самое типичное для человека как такового, они сформировались в процессе человеческой истории под влиянием борьбы за существование видов. Когда для выживания требовалось что-то свое особенное, и оно вместе с положительным приносило массу негативного, возведенного позже в культ и приобретшего статус «национальной особенности». Например, всем известные бесшабашность и безалаберность русских, жадность и мещанство украинцев, скрупулезность и педантичность немцев, чопорность и надменность англичан, взбалмошность итальянцев и горячность испанцев… Если устранить повод для проявления таких качеств — не будет внешних факторов, разделяющих людей, они, наконец, почувствуют нелепость и формальность языковых, территориальных, культурных и национальных границ. А биологические различия — лишь половые, да еще отчасти — расовые. Все остальные находятся именно в области психологической, в области тех самых Невидимых, управляющих людьми Сил, проявляющихся через навязываемые людям пристрастия. В настоящее время эти границы утратили смысл и некогда действительно оправданное значение. 

С такими размышлениями иду по Питеру, наблюдая вокруг высоченные необычные куполообразные здания. Словно бы и не Петербург это вовсе, с его шпилями и островерхими колоннадами, а какой-нибудь Константинополь, превращенный в мусульманский Истанбул, но еще сохранивший христианские корни в виде зданий, архитектурного стиля. 

Что все это значит? Что вижу: будущее или прошлое? Пока не могу понять, просто иду и созерцаю. Вспоминаю, как один знакомый архитектор, с которым знакомы еще по школе, несколько лет назад рассказывал о своем проекте христианского храма. Отличительной особенностью его проекта было то, что храм состоял именно из необычных, наверное, вот таких же «византийских» куполов: их было несколько, они облегчали конструкцию, делали ее неординарной и возвышенной, потому что каждая колонна переходила непосредственно в купол. У архитектора была единственная просьба — ссылаться на автора при информационных обзорах. Священники же, посчитав возможным создание храма шорцем [1], вероятно, не сочли нужным упоминать о нем в телевизионных передачах и газетных статьях, несмотря на то, что шорцы — православные. Одну такую передачу краем глаза успел увидеть и я, когда был у него в гостях, и строительство уже шло полным ходом. Священник с энтузиазмом рассказывал о храме, о его строительстве, но и словом не обмолвился об отце этого сооружения — об архитекторе, создавшем столь необычный проект. Люди привыкли пользоваться чужим трудом, но любить друг друга так и не научились, не помогла и религия… 

В парке оказалось людно: ребята играют в футбол. Мяч летает туда-сюда. Групп несколько, и у каждой — своя «свадьба». Может, вот так все и начиналось в древности: у кого-то лопнул их «мяч», пошли, отобрали у соседей, те обиделись, собрали компанию, отомстили и с тех пор раз и навсегда отделились? Сколько боли, страданий, обид и несчастий — и все из-за обычного «лопнувшего мяча», лени что-то сделать самим, и сиюминутного желания игры любой ценой. В это мгновение мячик долетает до меня, уже находящегося за большим каменным забором, и я чувствую, что там ждут, когда брошу его обратно. Но я уже где-то наверху, а они внизу, их даже не видно из- за забора и деревьев, пришлось бы возвращаться по лестнице, и только потом катить их сокровище. Стоит ли подыгрывать? Могли хотя бы попросить, крикнуть, двинуться навстречу, так нет — просто ждут! Ну и пусть ждут, у меня есть право идти своей дорогой, пусть думают, что я уже далеко и не вижу их мяча. Продолжаю путь и размышления: вот точно так люди ждут от эфемерного Спасителя, что он решит их «конкретные проблемы», совсем не беря в расчет, что у него есть свои цели и свой путь. Они просто ждут, что он подыграет их бесшабашности, удовлетворит страсти так, как им самим того хочется… Ну почему люди такие ленивые, постоянно ждущие манны небесной? Развлекаться могут до самозабвения и истощения, а необходимость хотя бы просто обслужить свои развлечения считают трудом и обузой! Вот сейчас не дождутся мяча и пошлют за ним самого забитого и покорного. Так и в истории всегда: играют люди в «игры», забывают обо всем на свете, кучкуются по интересам, денег на это не жалеют. А как только нужно силы приложить к серьезному: объединиться, построить что-то, создать или помочь — тут же начинается дележка кошельков и сплошное — «готовьте», «давайте» и «платите». Сильные сразу же подчиняют слабых, «гоняют их за мячом», в общем, обкладывают данью, чтобы жить в свое удовольствие. Закон жизни? Нет, это закон порочной натуры, привыкшей все получать путем наименьшего сопротивления. 

В какой-то момент размышлений я поравнялся с попутно идущим парнем, и мы настолько долго идем плечом к плечу, что, не выдержав, поворачиваю голову, чтобы разглядеть лицо — не замыслил ли он чего. Парень, казалось, не обращает на меня внимания, но, уловив интерес, тоже поворачивается и слегка кивает. О чем-то заговариваем и так входим в помещение. Он похож на одного известного артиста из модного некогда сериала о милиционерах-сыщиках. 

Оправдывая свое присутствие, немного смущаясь, я, намекаю, что нахожусь здесь по делам начальника. Тот, де, задумал внести новшества в производственный процесс, нужно разобраться с ситуацией на месте, вникнуть во все, проанализировать, провести обмен опытом. Кто мой начальник, где он и по какой части — уточнять не стал, и так чувствовал неловкость от необходимости выдавать себя за кого-то. Парень понимающе кивал, поддерживая разговор. Мне показалось, что поверил. 

В свою очередь и он поделился информацией о себе. Рассказал, что был и «лекарем, и пекарем», что сейчас работает на стройке, сильно устает, но деваться некуда — по специальности работы пока найти не может. Вроде бы работа есть, но не та и не там. Ну, а жизнь идет своим чередом, хочется чего- то и для души, но где это «что-то» взять? Идеи, дескать, витают в воздухе разные, но разве нынче можно кому-то верить на слово! Везде обман, двуличие, меркантильность, маркетинг и коммерческие интересы. От всего этого устали, но оно поставлено на поток, на конвейер, остановить который невозможно: слишком много брошено на карту, многое на этом завязано. Остается уповать лишь на чудо. А чудес, как известно, не бывает. 

Не замечая в его голосе провокационных ноток, я поддакиваю, дескать, и сам почти в таком же положении: начальство требует одного, а люди хотят другого. Всем не угодишь. Проходит какое-то время, парень, занимаясь своими делами и изредка перебрасываясь со мною ни к чему не обязывающими фразами, в один прекрасный момент вдруг выдает: 

— Я в свое время много читал ваших работ. Еще на первых курсах в универе. Интересно, конечно, но не очень убедительно. 

— Не понял, каких работ? — пытаюсь продолжать валять Ваньку, вдруг оказавшись застигнутым врасплох. 

— Каких? На сайте. Я его весь изучил вдоль и поперек. Хотелось бы в такое верить, но — увы… 

До меня вдруг доходит, что парень меня переиграл: он с самого начала точно знал, кто я такой, что тут делаю, и просто смотрел, как веду себя в жизни без, так сказать, регалий и официоза. Кажется, не очень его разочаровал, раз он все-таки поднял эту тему, но я действительно вел себя сдержанно, и в такой ситуации это не делало мне чести. Вроде бы и не врал, но и правдой в чистом виде не поделился, словно и на самом деле обманываю народ: на сайте одно, а в жизни то ли боюсь, то ли стыжусь сказать то же самое в открытую и придерживаюсь обычных правил игры, говоря с людьми обо всем и ни о чем! И тут вдруг чувствую прилив сил: с этим человеком можно быть самим собой, без лишних церемоний и подыгрывания человеческому эго. Решительно распрямив спину, вдохнув полной грудью, подхожу вплотную к парню: 

— Во что же ты не веришь из того, что прочел? Конкретно? 

— Ну вот, хотя бы в перерождения… опять же в то, что аватар может родиться человеком… 

— Да? Хорошо, что не веришь, сомнения — стимул для обретения. Скоро получишь веские официальные доказательства. Я ведь не только сайт создал, — книги написал, они изданы и доступны любому желающему. Должен сообщить, что доказательства существуют, они весьма разносторонни и частично изложены в этом труде. Следующие книги дополнят картину. Теперь дело за теми, кто не сочтет за труд их прочесть и осмыслить. Кто попало в книгах ничего, разумеется, не поймет, но готововые — увидят истину во всей красе. А ты готов? 

— К чему? 

— К знакомству с самим собой? После моих книг каждому придется знакомиться с собой и миром заново, а это не так просто. 

— А разве можно доказать то, что написано на сайте? Например, что это… что вы… ну, были Христом? 

— Не Христом, а Иисусом, точнее даже — Иегошуа. Христом назвали последователи, которые хотели видеть во мне отображение того, что было предсказано в иудейском Священном Писании. А с документальным отождествлением автора книг с этим самым Иегошуа-Иисусом — проблем нет. Они вполне физического происхождения, и здесь двух мнений быть не может. Если хочешь, могу рассказать кое-что. О Воскресении мертвых, будущих Вечных людях и признаках новых времен. 

— Почему бы и нет, раз уж судьба свела с таким человеком. Я ж вас сразу заметил и узнал, ну и решил — а почему бы не познакомиться? 

— Ну, если готов — слушай внимательно и запоминай крепко! — Я увлекаю собеседника вглубь комнаты и одним рывком снимаю через голову рубаху. Он оторопело пялится на обнажившийся торс, недоумевая. Видя смущение и замешательство, граничащие с паникой, улыбаюсь, и, понимаю, что он еще не совсем «готов», такой поступок мог истолковать двояко. 

Наш современник 

Открываю глаза. Утренние предрассветные часы. В раскрытое окно, из которого тянет уличной прохладой, слышны крики первых петухов, радующихся ангелу надвигающейся зари. Смотрю в потолок и пытаюсь сообразить, где сон, а где явь: там, где я был, или тут, где оказался. Начинают проступать очертания комнаты, обои, деревянные потолочные балки, и только тогда до меня полностью доходит, что явь — здесь. Крым, июль, 2008 год. Я так заработался над книгой, что все чаще сталкиваюсь с эффектом сближения двух реальностей: образы одной свободно перемещаются в иную и обратно. Сны становятся продолжением начавшегося в жизни, а то, что происходит в снах — выливается в реальную бодрствующую жизнь. И вот опять какие-то новые образы! 

Стоп. Но ведь первая книга практически написана! А изложил ли в ней все, что должен? Видимо, нет. Там не хватает еще одного ключевого штриха. Сколько уже этих штрихов внесено по ходу работы, все важные, значительные, и вдруг — целая новая глава: «О воскресении мертвых, будущих Вечных людях и признаках»! Об этом собирался писать гораздо позже. Нет, кажется, в первой же книге нужно немного приоткрыть то, что вытекает из изложенных в ней идей, показать, как это касается людей, и чем чревато. Иначе смысл произведения выглядит лишь эфемерной, неприменимой к жизни сказкой про то, как некто обрел память прошлых жизней и решил развлечь публику. Ну уж нет, не развлекать народ я взялся, а привлекать — содействовать прозрениями всеобщему пробуждению, пересмотру взглядов, перестройке кардинальных жизненных устоев и ценностей. Пускай мало кто воспримет поначалу мой труд всерьез, не все и не сразу разберутся в важности прочитанного, но здесь важно начать — жизнь и правда свое возьмут! 

Снова закрываю глаза. У меня есть одна особенность. Если все идет правильно, если сны — не просто фантазии незаторможенных участков коры головного мозга, как нам пытаются внушить, то сновидения могут походить на многосерийное кино — продолжаются с места, на котором прервались, даже если между снами — часы, дни, недели. Плавное погружение в дремоту снова уносит в неизвестное. 

Так и есть, это не совсем сон: тот же фон, та же обстановка, тот же парень. Мы уже сидим, рубахи на мне все еще нет. Я, вероятно, пояснил ему что-то, и он успел успокоиться. Но тут дверь в комнату распахивается, и влетает какая-то горячая голова. Без устали меля чепуху, появившийся словно не замечает моего присутствия. И только немного выговорившись, принимает в расчет присутствие постороннего, таращит глаза и всплескивает руками: 

— Опа! А это что за кадр? Ты чего, мужик, разделся, тут тебе не Африка. — Неужели? А я и не заметил.
— Так протри моргала. Брата соблазнить решил, что ли? Он на такое не ведется, у него девка есть. Точно я говорю, Макс? 

— Не, ну если девка есть, то куда уж там — моя карта бита. 

— А это че у тебя за рисуночки на туловище? Татушки че ли будешь ваять? А-а-а. Ну, так бы сразу и сказал. Извини, братан, погорячился. 

— Да ну, чего там! Ты попал в самую точку! Просто эрогенные зоны ручкой обвели, чтоб Макс не промахнулся. 

Макс залился смехом. Его так называемый брат, подрастерялся, не сразу сообразив, над кем смеются и кто кого «сделал». На всякий случай, решив оставить последнее слово за собой, расстегнул молнию на легкой курточке, выдернул из брюк рубаху и, задрав ее чуть выше пупа, криво улыбнулся: «Так, может, и мне обозначишь, чтобы бабы не промазывали!» 

Тут вмешался Макс. Он осадил своего «брата», пошел на кухню, откуда послышались булькающие глотки, после чего перед нами тоже возникла бутылка цветного напитка. Я отказался — химию терпеть не могу. Гость опустошил полбутылки зараз. Потом вытер рот и снова обратился ко мне: «Ну, так че это за картинная галерея? Че у вас тут вообще происходит? Нормально, без понтов рассказать можете?» 

— А ты нормально слушать умеешь? Умеешь. Ну, тогдаслушай, только не перебивай и если что-то неясно, вопросы прибереги на потом, договорились? 

— Заметано! 

Я посмотрел на Макса, потом — на внезапно свалившегося на нашу голову свидетеля, и решил, что, в принципе, то, что знает один, не помешает знать и троим, а то, что знают трое — знает весь мир. А разве не в этом моя цель: оповестить мир о невероятных, но доказуемых фактах? Вот и случай представился. Я начал. 

— Как тебя зовут, юноша?
— Юноша по имени Толян.
— Ну, слушай, Толя, сам и не мешай слушать Максиму. Речь идет о том, 

что мы подошли к очень важному историческому времени. Мы — это все человечество, а не наш узкий кружок: ты, я и он. Это время характеризуется тем, что ранее известное людям на уровне мифов, гипотез, легенд и тому подобного — теперь становится реальностью, фактами, доказанность которых становится все более полноценной. Возьмем, к примеру, идею перерождений. Знаешь, что это такое, слышал? 

Толян кивнул. А я тут же пояснил. 

— Ну да, это когда один и тот же человек рождается неоднократно: раз за разом. Раньше было принято считать, что душа переселяется в разные тела. Теперь выясняется, что тело — энергетическая оболочка души, и оно не может изменяться, коль скоро и душа — неизменна. Среди неверящих в перерождения главным аргументом был тот, что мы не помним прежних жизней. Но и Бога мы тоже не видим. Однако, есть основания полагать, что он все-таки существует. Сомневаешься? Вот ты, Толик, помнишь, что делал неделю назад в это же время? 

— Еще бы! Гудел с друзьями. Оттянулись по полной, будет что вспомнить на старости лет: тачки, телки-метелки, ну и все такое. 

— А уточнить можешь? 

— Ну, сначала помню, все как обычно: трали-вали, три пузыря, две мадамы, я да Колька. Потом на хате танцы-шманцы, ну и понеслось… 

— Что понеслось?
— Ты че, идиот? Тебе в лицах изобразить?
— Если твое лицо в ширинке, то попробуй…
— Не, ну ты точно какой-то не такой. Кто же тебе в деталях расскажет то, что никогда толком не запоминается! Тем более, приняли мы с Коляном на грудь изрядно. Помню только эпизоды: чпок — тост, чпок — танец, чпок… ну, не мог же я заснуть без интима, что-то там, типа, должно было состояться, а иначе — нафиг вся эта «преблюдия»… 

— Что-то? А может, ты заснул раньше, до того?
— А может и до того. Какая, блин, разница.
— Вот видишь, сомневаешься в событиях собственной недавно прожитой жизни, а ведь это было всего-то неделю назад! А теперь, попробуйте вспомнить, что было год и неделю назад, десять лет и неделю назад, двадцать лет и неделю назад? Не можете? Так кто ж вам виноват, что прошлой жизни не помните, если она была пару веков или даже просто пятьдесят лет назад! Поэтому факт, что мы что-то помним из прошлой жизни или не помним — это всего лишь аргумент в пользу хорошей или плохой памяти, а не довод, по которому можно судить о том, существует ли жизнь до рождения или нет. Ну, это я, конечно, утрирую. Понимаете, обычная хронологическая физическая память — это невечная константа, она не передается по наследству, потому что, умирая, «разрываем договор» с хронологией. Время для нас исчезает. А вместе с ним и цепочка отслеженных памятью событий. Остается лишь то, что от времени не зависит: некие впечатления. Такая «память» капсулируется и замыкается сама на себя. Как кинолента, засунутая в жестяную коробку и брошенная на полку. Это законченный фильм. Все, что снимет в дальнейшем тот же оператор на ту же кинокамеру — это уже «другой фильм», даже если пленка — продолжение предыдущей. Или по-современному — тот же самый DVD в той же цифровой камере. Вот эта «капсула» и становится навсегда вашим багажом, проявляющимся в виде таланта, опыта, свойств характера и сложившихся стремлений. Но есть много других видов памяти: память духа, память души, память тела. Они формируются вне хронологии и поэтому срабатывают независимо от нее, в результате — могут рассказать гораздо больше. Они-то и могут быть свидетелями и доказательством ваших прошлых жизней. 

— Во загнул, да, Макс? Он кто такой? Кришнаит или буддист? Ты где его отрыл? 

— Дай дослушать!
— Молчу.
— К примеру, память души безошибочно знает тех, с кем вы были знакомы раньше. Если когда-нибудь испытывали эффект под условным названием «как будто я его где-то «видел»», его еще называют «де жа вю», то вот вам самые подлинные доказы о том, что вы здесь не впервые. Ведь если физически знать этих людей вы не могли, значит, ваши чувства говорят вам больше, чем физическая память! 

Но это тоже эффект памяти, хотя и очень глубинной, доступа к которой мы не получаем по произвольному желанию: ведь мы не смогли бы «вспомнить» этого человека просто так, не встретив его. Получается, такая память срабатывает не по нашему желанию, а сама по себе, при стечении определенных обстоятельств. В данном случае — при появлении такого человека, всколыхнувшего в нас какие-то чувства и впечатления. 

Пойдем дальше. Память тела. Тело — это не просто мешок с костями. У нас с вами существует десяток разных оболочек, которые состоят из качеств, свойств, умений, в прошлых жизнях сформированных. Рождаясь, мы уже имеем их все в зачатке, а в процессе роста — разворачиваем в полную силу. Вот, допустим, ты, Толик, взял молоток и с размаху долбанул по пальцу вместо гвоздя. В лучшем случае — ай, больно, в худшем — прощай ноготь! А твой друг взял молоток и наклепал в стену десяток гвоздей, будто занимался этим всю жизнь. А оба вы это сделали в первый раз. Это что, Максим такой способный, а ты — бестолочь? Конечно, нет. Объяснение простое: он этих гвоздей в прошлых жизнях столько назабивал, что мог бы и с закрытыми глазами бить. А ты вообще ничего тяжелее ложки в руках не держал… 

— Ты гонишь! Я-то молотком нормалёк орудую. А вот Максу не мешало бы потренироваться. Он у нас интеллигент, елы-палы: на стройке таким не место! Давно валить надо было, я ему часто на эту тему по ушам езжу… 

— Это не принципиально, просто пример. Память тела восстанавливается быстро: когда начинаем ходить, говорить, рисовать, лепить. Руки и ноги (имеется в виду их энергетическая составляющая) все это много раз делали, знают в деталях, здесь мудрости особой не надо. Если бы человек пришел в мир впервые, то могу вас заверить, учился бы ходить не один десяток лет: это как научить ходить на задних ногах, например, комара, который ни в жизнь этим не занимался. Чего глаза округлили? А говорить впервые рожденный вообще не смог бы: на приобретение такого навыка — требуются века. Потому что сначала нужно бы научиться понимать чужую речь. А чтобы понять речь — ее, опять же, уже нужно знать хотя бы в каком-то подобном виде. Не слова, а именно речь. Не помню, но, кажется, именно современные педагоги утверждают, что научить можно лишь тому, чем индивид уже обладает в задатках, тому, что в нем уже есть. Изучить другой язык, когда уже знаешь хотя бы один — не так сложно. Сложнее выучить язык, когда ты вообще ни разу не пользовался таким способом общения. На изучение чужого языка уходит несколько лет. То есть, на сопоставление слов, их комбинаций, заучивание правил словообразования и запоминание ассоциаций. Ребенок начинает понимать родителей без всякого обучения, за считанные дни, не имея никаких ориентиров и ассоциаций! Через месяцы начинает повторять слова, точно зная их смысл и формы. Попробуйте проделать это с обезьяной. Пусть у нее не так, как у человека, развит мозг, но есть ведь вещи, на понимание которых ей хватит и ее мозгов, этим словам ее и учите: банан, пальма, висеть, прыгать. Объясните ей, что банан — это «банан» и заставьте повторить всего три звука «б», «а» и «н» в нужной последовательности. Отважитесь? То-то и оно. Запомнить слово — она запомнит, при помощи условных рефлексов. Но осмысленно произнести, а тем более научиться склонять — не сумеет. При всей схожести голосовых связок, строения зубов и губ у обезьяны нет развитой зоны мозга, отвечающей за освоение и понимание речи… 

Нужно с самого начала знать набор сигналов, которыми общается вид. Невозможно понять то, чего не знаешь. Вы вот, ребята, понимаете язык муравьев, пчел или дельфинов? Допустим, муравьев не слышите, но дельфиныто выдают свои трели — дай Бог! Даже если вас с ними в дельфинарий на пару десятков лет разместить — их сигналы вам понятнее не станут, уверяю. Разве что на уровне тех самых рефлексов поймете, когда они радуются, когда недовольны и так далее. И это при всем том, что у вас есть хоть какие-то начальные ассоциации. А ребенок приходит, не зная ни жизни, ни речи родителей и не имея никаких устоявшихся ассоциаций — почему же через какое- то время он начинает понимать, а затем и говорить? Как можно понять то, чего никогда не знал, когда не с чем сравнивать? Одно дело — изучать что- то на уже известном языке, совсем другое — понять сам язык, не имея предварительных эквивалентов, ассоциаций, того, с чем сравнивать! Изучая иностранный язык, вы сравниваете его со своим родным. А с чем сравнивает ребенок речь, которую слышит и которую должен освоить? Объяснение здесь одно: ребенок уже знал когда-то раньше человеческую речь, он обладает полным внутренним набором ассоциаций, пользуясь которыми и овладевает смыслом слов и методом их произношения. Надеюсь, ясно изложил? 

Вот ты, Толя, человек современный, даже алгебру в школе изучал. А алгебра утверждает, что все законы существуют независимо от того, понимаем мы их или нет. Если бы алгебры не было в природе вещей — как можно было бы ее придумать? А как можно проникнуть в суть вещей, если этой сути нет в тебе самом? А знание о сути вещей — колоссально. Чтоб открыть весь его потенциал — требуется накопить базу первоначальных сведений, дающих возможность сравнивать и делать выводы. Это называется — системой. Вот то же самое и с перевоплощениями: чтоб они стали доказуемы, нужно просто собрать весь мировой опыт и обобщить, пользуясь наличием конкретных образцов. Перед вами и сидит конкретный образец, на базе которого такое обобщение возможно. 

Философ-вояка 

Ребята переглянулись. Похоже, я производил на них двойственное впечатление. С одной стороны чем-то притягивал, увлекательно рассказывая «небывальщину», с другой — пугал слишком уж точными примерами, их философской сложностью и одновременно жизненностью — а вдруг все так и есть на самом деле?! Вряд ли им когда-нибудь серьезно приходило в голову, что все может так и быть. Как и остальные, они мало утруждали себя подобными вопросами. Хотя иногда тоска и беспросветность, наверняка, заставляли искать каких-то инородных развлечений, путей, хобби. Сообразив, что озадачил их, начинаю плавно приостанавливать коней. Тот, который назвался Толяном, уловив тормозные потуги, расценил их по-своему и ехидно вставил: «А ты че, типа, профессор кислых щей? Философ? Хари Кришна? Или как там тебя называть?..» 

— Да зови хоть горшком. В печь только не ставь… 

— На выражения, как погляжу, ты ловкач. А как насчет бабец — они-то как? К твоей философии тоже не равнодушны? Вместо «Yеs! Yеs!» — «Хари Кришна! Хари Рама!» орут? 

— Бабцы, как ты, выразился, они и есть «бабцы»: им бы только затащить мудрилу в штанах себе под бок. А еще лучше сразу без них. А вот нормальные женщины — они толк в таких сюжетах быстро просекают. Они сразу чувствуют, что перспективно, а что — на пару, как ты, выразился, «чпоков». 

— Не, Макс, ты слышал, он меня мудилой обозвал!!! Грубит философ! 

Максим равнодушно отвернулся: «Сам нарываешься». Тогда Толик порывисто встал, привычно свел к переносице брови и кичливо процедил: «Может, проверим, кто из нас мудило?» Я тоже нехотя поднялся, слабой улыбкой и легким покачиванием головы давая понять, что лучше бы оставить все как есть, не искушать судьбу. Он не стал терять время на объяснение моей неправоты и, не долго думая, сделав отвлекающий маневр кулаком, махнул ногой, целясь мне в живот — наверное, когда-то каратэ изучал. Да видать, не доучился: я перехватил его ногу и подсек вторую. Он с грохотом упал на задницу, не успев даже подставить ладони, и по родившейся гримасе я увидел, что его копчик ощутил всю глубину и прелесть такого события. Все же больше из стыда перед товарищем, чем по своему желанию, он не сдался так просто: вскочил и набросился с кулаками. Каратэ не помогло, прибегнул к боксу. Вот тут-то и началось. Я, быстро двигаясь, увернулся от веера не поставленных ударов, затем, отбив, поочередно поймал обе его руки и в считанные мгновения завернул их ему за спину. Откуда я это умею? Да кто его знает. Во снах так всегда. Хоть один на меня нападает, хоть сотня-другая, перспектив у них — никаких. Наяву, правда, данных навыков проверять не приходилось, миролюбивый я по природе, а может, просто боюсь своей скрытой, какой-то необъяснимой силы — ведь в реальном мире за ее применение придется серьезно отвечать. И так во снах часто переживаю за то, что вот-вот понесу «заслуженное наказание» за избиение или убийство негодяев, подонков, преступников, которым там от меня достается по-крупному. Во снах практически еженощно выступаю в роли бойца «невидимого фронта»: удары, прыжки, колющие, режущие, стреляющие предметы — это там для меня обычное дело. За долгие годы таких снов уже выработались свои методы, приемы, стиль и так далее. Объяснение этому простое: мне постоянно приходится бороться с огромным количеством Невидимых Сил в тонком мире, во сне же духовные баталии преобразуются в образы физических расправ. А наяву я, наоборот, жалостлив, всегда себя «подставляю»… Потому что во сне можно убивать врагов, а наяву — нет. Наяву их надо морально наставлять и «перевоспитывать»… А в тонком мире — это и есть самый настоящий «рукопашный бой». 

Толик тем временем безрезультатно подергался, пытаясь высвободиться, потом срывающимся голосом крикнул: «Ну, всё, всё, понял, отпусти!» Я расслабил руки. Однако он решил схитрить и, вывернувшись, съездить мне по физиономии. Однако я опередил это намерение, почувствовав его чуть раньше. И когда он, промазав, шаркнул по моему плечу, уже безо всякой жалости, в качестве возмездия, я молниеносно и сильно ударил в открытое пространство. Им оказалась грудь. Парень охнул и, отлетев, шлепнулся …снова на тот самый копчик. Больше ни сил, ни желания мериться силами у него не было. Больно ноющий копчик напрочь отказывал в таком удовольствии. А грудная клетка то и дело притягивала к себе ладонь в качестве обезболивающего. 

Парню было вдвойне стыдно: за себя перед другом, которого он называл братом, и за ситуацию — передо мной. Все же, пытаясь оправдаться в глазах товарища, как это водится, решил переложить вину на него: «Ну, ты че, Макс, отморозился, а еще — брат! Меня тут раком загибают, а тебе смешно!.. Я б за тебя любому голову оторвал». Макс не растерялся: «Да видел я только что, как ты головы отрывать умеешь, тоже мне самурай, блин! Доставай свой обоюдоострый и делай харакири!» Я перевел дыхание и протянул руку сидящему: «Давай. Мир». Он взялся за кисть и, поддаваясь на последние посулы униженного достоинства, потянул ее что есть силы на себя. Мне пришлось сделать тоже самое, чтобы удержаться. Хоть он и сильно дернул, я все же устоял. А когда дернул я — он буквально взлетел на ноги, благодаря порожденной мною кинетической энергии. Похлопав меня по плечу (опять же: понт перед другом — изгоевские штучки, заложенные в природу человека) сказал: «Ну, ты — ничего. Не только философ, но еще и вояка. Сразу надо было предупредить, я бы дергаться не стал, мы своих уважаем». 

— Какой ты мне свой? Слушал, слушал и с кулаками кинулся! Или я должен сначала каждому, такому как ты, морду набить, а потом, когда во мне узнают «своего», — рассказывать о смысле жизни? 

Оба друга засмеялись. Правда, Толику пришлось прокашляться. Максим, испытывая, наконец-то, некоторую неловкость за дружка, подытожил: «Всякое в жизни бывает, ты на него не сердись. Он такой у нас с рождения. Все на своей шкуре должен попробовать. А я твои энергетические упражнения на сайте тоже видел, хотелось и в жизни пронаблюдать…» 

— Ты че меня еще и подставил, Макс? Ну и другана же Бог послал! Тьфу!.. Может, ты еще с кем-то на деньги поспорил — я не удивлюсь… 

Мне пришлось их разнять: «На шкуре, говоришь? Ну, тогда продолжим разговор и как раз поговорим о шкуре. О той самой, которая так тебя сегодня, Толя, напрягла. Кстати, может, уже и вопросы созрели?» 

Толик отвлекся от своих обид: «Да, да. Есть тут один. Ты махаться где учился? На курсах рукопашного боя Кадочникова?» 

— Вопрос отклоняется. По существу! 

— Типа, про прошлые жизни? Ну, тогда вот. Почему я родился мужиком, а не девушкой, говорят, у них кайф сильнее? 

— Понятно. Толку не будет. Подождем и потом продолжим с того, на чем остановились. — Я сел в угол и выждал минуту. Потом, увидев, что Толик никуда не собирается, начал: 

— Так что, будешь слушать? Ну, тогда предупреждаю: если будешь мешать, сам уйду… Итак, о доказательстве прошлых жизней. Память наша не сохраняется в привычном виде, но в каком-то подспудном — однозначно присутствует. Так сказать, в виде врожденных навыков, стремлений, черт характера и наклонностей. Об этом уже говорил. Но это было бы слишком просто и эфемерно, если бы этим все и ограничивалось. На нас остаются следы всего, что испытали когда бы то ни было в прошлых земных жизнях. Не верите? Ну, тогда вернемся к моему полуобнаженному телу. Смотри, Толик, видишь здесь белую полоску? Это шрам от копья. А это видишь — нос был сломан, неправильно кость сраслась? В этой жизни мне нос не ломали. Здесь на щеке видите, кожа по-особенному выглядит, словно какие-то то ли наросты, то ли очень древние шрамы? Это — от наконечника стрелы. Ну, и тут над бровями к вискам утолщения кожи вам заметны? А так, когда брови вверх поднимаю? Здесь было сильно разбито, распухло. А как вам вот эта вмятина на голове? Это, вероятно, прошлась весоменькая дубиночка… А здесь, ниже губы слева, замечаете что-то? Горизонтальная складка. В это место пришелся удар камнем, когда выбили зуб… 

— Блин, да ты боец по жизням! А я тут на ринг его вызываю… Предупреждать надо! Я че себе враг! — наполовину иронично, наполовину удивленно произнес Толик. Я усмехнулся. Парень начинал мне нравиться: буквально на все у него было свое мнение, и он его не стеснялся. За или против — не важно, главное — чтобы свое. 

— Это еще далеко не все. Таких шрамов у меня и у вас — тысячи, мы ведь жили множество раз, и всегда что-то с нами происходило, когда опыта набирались. Вот ты спросил, откуда я махаться умею. А я знаю? Нет, не знаю. Не помню. А тело — помнит весь опыт. Никто меня не учил, учили прошлые жизни. Все накапливается в Духе человека, как в огромной базе данных. А тело легко восстанавливает все, что однажды уже умело, — только что ж об этом говорили. Но учат наши жизни в основном не примитивным дракам. А, например, тому, что если с тобой по-человечески, то и ты должен отвечать по-людски, понятно, Толик? Потому что в следующий раз, если из этого случая урок не извлечешь, попадется тебе уже не философ-вояка, а извращенец-маньяк, который точно-таки загнет тебя раком. А если после этого обозлишься не на себя, а на весь мир — тебя вообще кастрируют, в точном соответствии с твоим же отношением к миру и существам, его населяющим. Это не шутки, не лыбься, — законы жизни, которые постичь может каждый. На себе самом. Или на ошибках других. Выбор всегда есть. Вот давайте вас самих рассмотрим, раздевайтесь. На всякий случай закройте двери на ключ, а то еще один «не посвященный Толик» явится и обвинит нас в групповухе. Мне-то все равно, я человек посторонний, а вам потом вовек не доказать, что о прошлых жизнях беседовали… 

Смех сотряс стены. Но в итоге ключ в замке всё же появился. Рубашки и брюки небрежно попадали на спинки стульев. Рассматривая друг друга, парни действительно с удивлением обнаружили некоторые странные особенности: у одного на ногах были какие-то длинные полоски, будто их чем-то посекли, у другого вся спина была истыкана какими-то точками и звездочками. Видя, как это выглядит у меня, они сразу искали и у себя что-то подобное и, соответственно, быстро находили. При самостоятельном же поверхностном осмотре, они, безусловно, ничего бы не заметили, не подозревая, что именно искать и как это выглядит. Я делал предположения: 

— Ну, ты, скорее всего, когда-то воевал, любил на конях погарцевать, а следы на ногах, в этом случае — следствие сабельных ударов пехоты. Это один из немногих вариантов. А вот в отношении второго случая вариантов могло быть куда больше. 

Максим воодушевился: «Надо же! А я когда в деревне жил, еще ребенком, меня к лошадям всегда тянуло. Как-то раз дядька посадил на коня без седла, шлепнул его по заду и свистнул. Я думал — со страху помру, вцепился в гриву, ногами поджал бока под собою и — полетел. Минуты через две вдруг оклемался, чувствую себя в буквальном смысле слова «на коне»: легко так стало, радостно, свободно, а главное — конь подо мною слушается, как будто чувствует. Дядька тогда здорово удивился. Хотел просто перед друзьями выпендриться, а когда я галопом мимо проскакал и рукой помахал — ему было не до смеха, но как сейчас помню, он и это в свою пользу повернул, типа: глядите, наша кровь!» 

— Случаи случаями, домысливать можно много чего, но в наше время появились многочисленные подтверждения фактов прошлых жизней. Такие следы на теле были обнаружены у многих людей, и этим необычным отметинам нашлось лишь одно более или менее убедительное объяснение. Как и заявлениям их носителей, как правило, детей до трех-четырех лет. Я сам об этом узнал совсем недавно, до этого думал, что мои открытия — оригинальны… Очень много таких свидетельств обнаружил и всесторонне их изучил доктор Ян Стивенсон. Он руководил отделением неврологии и психиатрии в медицинском колледже Университета Вирджинии, затем стал профессором психиатрии при отделении бихе… вио… ральной, кажется выговорил, медицины и психиатрии Карлсоновского университета. Позднее, в этом же университете, был назначен директором программы по изучению личности. 

Научная доказанность реинкарнаций 

— А ему можно доверять вообще? Эти америкосы все, что хочешь, докажут, лишь бы баксами их инвестировали. Я вот про мужика одного читал, он велик сожрал на спор, за деньги и чтоб в Книгу рекордов Гиннеса попасть. Это же не значит, что велик — съедобная штука. — Высказал свое очередное суждение Толик, взглядом ища у Максима поддержки хоть в этом. 

— Доверяй, но проверяй. Исследования многократно подвергались проверкам и подтверждались. Есть ведь методы, которыми можно проверить практически все что угодно. Например, наш соотечественник Герасимов когда-то изобрел метод восстановления облика людей по их сохранившимся черепам. Видели в учебниках по истории его реставрации Ярослава Мудрого? Так вот, чтобы проверить научную ценность такого метода ему сначала давали черепа недавно умерших людей, лица которых сохранены на фотографиях. А затем сравнивали то, что получалось у Герасимова с тем, что было на самом деле. Большой процент схожести отметал вероятность случайности и позволил считать метод работающим. Так что это у простых людей проверкой на вшивость служит задирание на драку, а в науке — все сложнее, там оперируют фактами, а не пылом, с которым гипотезы готовы отстаивать. От того, сколько вы разбрызгаете слюны — факты доказательнее не станут. И тут неважно кто Стивенсон — американец или еврей. Есть сорт людей, которым все равно какой они национальности, живут не для денег, они энтузиасты и авантюристы по жизни. Думаю, он из их числа. 

Далее я рассказал о том, что сам сравнительно недавно узнал об этом ученом и его работах. Начиная с 60-ых годов XX века Стивенсон сравнивал рассказы детей об их прежних смертях с тем, что реально можно было найти документального о тех, на кого они ссылались как на себя в прошлой жизни. Поднимались и заключения о смерти, и фотографии, и описания вскрытий, сюда добавились свидетельства многочисленных живых очевидцев. Были сведены воедино рассказы детей, медицинские свидетельства, воспоминания очевидцев, знавших умерших, все говорило в пользу реальности так называемой реинкарнации — перевоплощения душ. Но здесь неожиданно добавилось то, что тела… оказывается, тоже перевоплощались. К тому же интересным было то, что феномен всплыл не в результате поиска доказательств в нужном направлении, а как нечто сопутствующее психологической практике ученого, чему требовалось дать хоть какое-то объяснение. В одном случае человек говорил о выстреле в упор в ухо: в результате оно представляло собой у того, кто рассказывал — обрубок, несформировавшийся от рождения в полноценную ушную раковину. Это означает, что потрясение было настолько сильным, что тонкое тело деформировалось и не восстановилось при последующем рождении в плотном теле. Такие же случаи прослежены с оторванными пальцами руки, с отрезанной поездом ногой… Позже Стивенсон специально взял за основу изучения исключительно спонтанные воспоминания — когда дети начинали сами, без каких-либо наводящих вопросов, говорить о прошлых жизнях. 

Начинается большинство историй с того, что двух — трехлетний ребенок вдруг начинает настойчиво говорить о своей прошлой жизни, указывая имена и даты, называя места и обстоятельства. Например, описывает подробности собственной гибели. Родные стремятся «замять» эти видения, но ребенок настаивает и вынуждает обращать на это серьезное внимание, искать реальных прототипов. Порой слухи доходят до очевидцев жизни, описываемой ребенком. И они пытаются определить, действительно ли это воплощение их умершего родственника или знакомого. Некоторые родители уступают требованиям ребенка увидеться с семьей из прошлой жизни и отвозят его в указанное место. Обычно визит заканчивается тем, что ребенок всех и вся узнает, называет имена и детали, говорит на языке жителей тех мест. Вы такое можете представить? 

— Не, ну дети, они всегда со странностями. Им многое дается. Я вот в детстве мог пописать лежа на спине. Сейчас уже не могу, — с серьезным видом выдал Толик, вызвав на наших лицах непроизвольные улыбки. Продолжая рассказ, я старался придерживаться того, что когда-то прочел на эту тему: 

— Стивенсон как настоящий ученый всеми силами старался найти другие объяснения воспоминаниям ребенка. Он даже проводил «перекрестный допрос» малыша, членов его семьи, родственников «предыдущей личности» и других свидетелей, ища малейшие расхождения в свидетельствах. Он вдоль и поперек исследовал каждый факт, который помнил ребенок. Опрашивал жителей, стремился получить подробные сведения о живых участниках истории. Затем сравнивал полученные данные и делал выводы. Кроме полевых записей, все беседы были записаны на магнитофон и документы представлены в фотографиях. По каждому случаю собраны все доступные данные, подтверждающие события, рассказанные реальными участниками. Стивенсон не допускал публикации непроверенных или сомнительных фактов, чтобы не подорвать научную ценность исследования. Он всегда указывал возможные погрешности источников информации и полученных данных. Можно было бы допустить иные мистические объяснения, скажем, что в души этих детей вселялись неразвоплощенные души умерших людей. Это называется одержимостью. Но вот здесь-то и приходит на помощь указание детей на то, как и от чего они умерли. Как правило, на месте смертельных ран у этих детей присутствуют в том или ином виде какие-то следы: шрамы, родимые пятна, отметины, явные физические дефекты. И найденные Стивенсоном медицинские свидетельства, касающиеся людей, на которых они ссылались как на себя в прошлом, подтверждали правильность указанных мест и точность расположения шрамов-отметин. Надеюсь, не надо говорить, что дети не имели возможности видеть документальные свидетельства о своей прошлой кончине — фото, заключения о смерти, описания патологоанатомов и очевидцев? 

Толик постепенно изменялся в лице: «Да уж… И где обо всем этом можно прочесть?» 

— Написаны книги. Правда, в основном, на английском. Английский знаешь? А вообще, проще всего, прошерстить Интернет. Там сейчас есть всё и на любую тему. В том числе и на русском. Главное — знать, что тебе нужно. Ведь таких случаев — просто огромное количество: смертельные раны оставляют в тонких телах некие «пробоины», которые на коже физического тела порой формируются в родинки, родимые и пигментные пятна. Все это многообразие материалов собрано, задокументировано и систематизировано серьезными учеными мужами. Моим дополнением здесь служит иное: на месте шрамов остаются не только отчетливые явно видимые пятна, а чаще всего — едва различимые отметины, как бы рисуночки на коже. В некоторых случаях с выпуклостями. В других — бросаются в глаза просто как бы белые полоски, которые видны на коже независимо от степени загара. В основном на лице. Берусь утверждать, что легко обнаружу массу таких отметин практически у любого взрослого человека. И он их так же увидит, когда ему на них укажу, потом будет долго удивляться, как не замечал раньше. И в большинстве случаев придется признать, что они могут быть идентифицированы лишь как очень-очень древние шрамы, ставшие частью кожной структуры. Возможно, их четкость прямо пропорциональна периоду, отделяющему одну жизнь от другой. То есть, чем больше период — тем менее эти шрамы заметны. Это вам шутки что ли? Нет, это уже серьезная доказательная база, братцы. Она имеет место в жизни, имеет весомое объяснение, значит, ее нужно признавать реальным фактом. Кстати, в наше время именно таким методом пользуются криминалисты при идентификации тел неопознанных умерших людей: сравнение известных шрамов, отметин, родимых пятен. Ну а в нашем случае добавляется возможность не только осмотреть, но и опросить самих этих «умерших»! 

Узнать и поверить! 

Толик не выдержал. Он вскочил и заметался по комнате, оживленно, почти бешено выкрикивая свои мысли, в которых внезапно обнаружилась способность к логике: 

— Это че, выходит, нас здесь всех разводят как лохов?! «Живем лишь раз — получить надо все и сразу!», «будь первым», «бери от жизни все!»… А я вот знаю: чтоб взять от жизни все, нужно быть гадом и нехристем. А если есть другие жизни, значит, есть и Бог — это же как два пальца об асфальт! Если же есть Бог, то быть нехристем — не прикольная тема! Ну, козлы, обули по полной программе! Я буду мстить, и мстя моя страшна! Не, ну ты, Макс, только прикинь: я тут беру от жизни все, по бабам да по ресторанам, а через годик-другой меня — бац — и в какое-нибудь там пекло, позагорай-ка, браток, до обугливания! А потом меня, изрядно поджаренного и злого — шварк обратно в чью-то, извиняюсь, не при интеллигентах будь сказано, берущую от жизни все… И снова «повторение пройденного» — те же ремни по сраке, те же учебники-зубрежки, та же дедовщина, и опять вкалывай на какого-то доброго дядю Сэма, и каждый день заливай усталость пивком? И дальше все по тому же кругу? Ни хрена себе перспективочка! За кого меня тут держат? А еще удивляемся, что в жизни сплошное кидалово: да как тут иначе, если все на кидалове еще до рождения замешано! Мама, роди меня обратно!!! 

— Ну почему же тебя не предупредили? Никто лохом не делает. Им можно только самому стать. Ты что, действительно считаешь, что Библия или Коран написаны для идиотов, слабаков, ботаников и очкариков? 

— Судя по тебе — нет. Но те, кто сейчас о Боге нам базарят, обычно похожи на каких-то бесполых педиков: у них все только в одном цвете: «братия во Христе», «возлюбите друг друга», «Бог — есть любовь»! А где эта их любовь? В церкви? Да там себя кастратом чувствуешь: этого нельзя, того нельзя, женщины — в платках и в юбках до пола, словно им больше не рожать, словно рожать — это вообще безбожно! А мужикам на голову не дай бог шапочку одеть, как будто шапка — оскорбление Всевышнему, он же никогда не рисуется в головном уборе! Платок, значит, Бог признаёт, а шапку — категорически нет! А то, что ниже пояса — вообще хоть за воротами оставляй! Стою, бывало и думаю: «А в яйцах тоже душа обитает или — только в сердечной мышце?» Прикинь, если бы я попа об этом спросил? Он бы меня тут же анафеме предал! Одни только бабушки там себя чувствуют хорошо: еще бы, они уже про свой пол забыли, детишек вырастили, грешки им уже по штату не положены — пора и в храм. Словно Богу нужны только те, кто собирается на погост! Как будто Бог, извиняюсь за богохульство — это дебил, обожающий красоваться на иконах, которому дела нет ни до чего, кроме свечек и просвирок, и до вот этих покаявшихся за молодость бабок! Может, я не прав, преувеличиваю, церковь тоже много полезного в свое время сделала, но если я один так думаю — оторви мне башку и скажи, что так и было! Ты вот говоришь: Коран, Библия. А чего они, е-к-л-м-н-э, элементарного не объяснили, эти церковники? 

— Ты о чем? 

— Не врубился, ну, тогда слушай. Я тут невзначай просветился и решил над дружбанами приколоться. Подкатываю и спрашиваю одного: «Ты в Бога веришь?», он мне: «Ну, верю», я ему: «А в Аллаха?», он мне: «Не-а, в Аллаха не верю!» Я давай над ним ржать: «Придурок, это же одно и тоже! Аллах — тот же Бог, только по-арабски!» Он мне: «А ты вот попробуй в храме вслух сказать: «Слава Аллаху!» Да тебя там принесут на заклание!» И он — прав! А за что, получается? Только за то, что Бога назвал на другом языке? 

— То-то и оно. Бог — не в церкви. Нынешняя церковь — как музей, где есть родословные, портреты, экспонаты и экскурсоводы, которые могут поведать о прошлом. И не более того. К тому ж, церковь разделяет на «наше» — «не наше», а любое разделение — ослабляет. Но сами Писания — наоборот, объединяют, воодушевляют, они для сильных, волевых, избранных, таких, кто в состоянии отбрасывать любые прежние догматы ради истины настоящего дня, в котором Бог и живет. Бог проявляет себя, объединяя и усиливая, а не расчленяя на составные части. Но сильных не в смысле «реальных пацанов» или штангистов. Совсем в другом смысле. Писания давались для тех, кто готов принести в жертву малое — земное, чтобы получить в наследство Большее — Вечное! Короче говоря, для тех, кто жертвует земной краткой жизнью и ее сомнительными благами для получения Жизни Вечной. И «перспективочка», как ты выразился, у таких людей уже совершенно иная, чем та, которая тебе так не по нраву! 

— Типа, попадут в рай? 

— При чем здесь рай? А ты про буддизм слышал? Там о рае речь вообще не идет. Вернее, там рай — лишь промежуточное состояние, не самая высшая обитель мира, из которой снова можно угодить в низшие. Идеология буддизма берет выше обычного соблюдения моральных канонов, поясняя, что земная жизнь — мир страданий и боли, а цель существа — выйти из Круговорота бытия, уйти в Нирвану. Чтобы не возвращаться в земной мир, да и вообще в какой бы то ни было другой промежуточный. Достичь этой самой Нирваны не просто, требуется соблюдать ряд условий как в поведении, так и в мировоззрении. В принципе, те же условия, что и в любой другой религии, с той лишь разницей, что все это не привязано к какому-то личностному Божественному началу. Всё в нас. В себе нам всё и решать. Ну, как бы попроще выразиться? 

— Да ты не стесняйся в выражениях, — мы все равно половины не понимаем! — выдал Толик с самым безобидным выражением лица. Я улыбнулся, но продолжил. 

— Мы — существа непостоянные, постоянного вообще ничего нет. Но то, как организовываем непостоянство в единый поток — способно оказывать влияние на то, чем мы становимся. И попадаем мы только в то, чему на самом деле соответствуем. Являемся просто людьми — веками будем телепаться по земным дорогам. Являемся чистым сознанием Вечности — Вечность станет нашим Домом… 

Толик опять вмешался: 

— И что, типа, в вечности как-то по-другому, чем на земле? Там что, нет чего-то, что есть здесь или есть что-то, чего тут не бывает? В чем разница-то? 

— Там нет ничего, что нам не нужно, и есть все, что нам нужно.
— Хитрый ответ. Ты точно философ! А поточнее, не юля?
— Там не проявляют себя те качества, которые не нужны, даже если в потенциале они там существуют. И наоборот, те качества, которые нужны — там могут создавать себе все, что угодно, нет ограничений в виде заборов, запретов, табу. Как думаешь, откуда в исламе присутствует образ чернооких гурий и молочных рек? Думаешь, там реально ходят такие себе тети и ублажают таких себе святых дядей? Это лишь образы того, что радости, которые близки нам на земле — никуда не исчезнут и точно такими же будут по ощущениям и близости нам где-то в иных мирах. Хотя и на совсем ином уровне, не в такой пошлой форме, которую придаем им на земле… Однако мы сами виноваты в пошлости создаваемых форм. Самые святые акты и вещи у нас легли в основу самых ругательных слов. Вот и результат. 

— Стоп. А Бог из рая выгнал Адама и его жену не из-за запрета, который они нарушили? Они же первые вдруг застыдились того, что Бог им дал — своих тел? 

— Не отвлекайся, Толя. Это другая тема и другое понятие. Про рай я уже сказал: многое в Библии неверно понято. Бог не выгонял Адама и Еву. Во всяком случае, не тот Бог, которого представлял на земле Иисус. Ты лучше ответь, сам-то готов стать кандидатом для Вечного Существа, даже если придется еще какое-то время пожить на матушке-земле? 

— Слушай, ты надо мной прикалываешься, что ли? Мне, блин, грешнику, Бог так просто даст пропуск в Вечность? Да там все от моего смрада поскончаются, и умрут в земную жизнь! 

Мы с Максимом засмеялись, живо представив себе такую картину. Но я спрашивал вполне серьезно, поэтому повторил вопрос. Толик, немного смутившись, ответил, что было бы не плохо почувствовать себя выше всех земных надоевших прибамбасов. Вот только что от него в таком случае потребуется — даже представить трудно? 

— Да не так уж много. Ты думаешь, первые буддисты, христиане или мусульмане были абсолютно святыми людьми? Ошибаешься. Это были как раз вчерашние грешники, познавшие всему реальную, а не придуманную цену. А их боялись и поэтому, как сейчас выражаются, «мочили» за «грехи». Самым страшным грехом «праведники» считали как раз то, что те не поклонялись тогдашним идолам и традициям. С точки зрения того времени так оно и было: как можно не верить в то, что является истиной для большинства и верить в то, что придумано непонятно кем? Представь: в наши дни кто-то скажет, что Иисус, которому посвящены все храмы — это ничто, пустой звук, а вот какой-то там Вася Пупкин, о котором никто ни слухом, ни духом — Бог во плоти, он ходит где-то по земле и мир спасает. А его, например, арестовали, засудили и — на электрический стул. Он после этого ожил, показал свои шрамы от ожогов двенадцати присяжным, а через пятьдесят дней появился НЛО, и он на нем улетел на небо. Убедительно? Ты таким верить станешь? 

— Ясное дело, нет, я че, шизик? 

— А чем этот рассказ отличается от рассказа первых христиан о Христе? Получается, ты такой же, как и те, кто были против живого или воскресшего Иисуса… Да и трудно ожидать другого от тех, кто не являлся живым участником событий, не увидел и не прочувствовал на себе влияние того «Васи Пупкина». 

Наконец-то включился Максим: «Ясно к чему ты клонишь. Мы должны поверить в тебя без всяких условий, не требуя даже, как Фома, вложить персты в раны? Чем нынешняя ситуация отличается от прошлой, ничем — да?» Толик расширил на него зрачки и сделал бровями одну сплошную дугу: «Я чего-то пропустил? В кого верить? В него? И чего ради? Ты, вообще, кто такой, е-к-л-м-н? С тобой не соскучишься: сначала, типа, соблазнитель, потом, типа, философ, кунфуист, а теперь еще и верить в тебя, как в Иисуса? Это что за шиза с метастазами? Вы бы немного потрудились ввести в курс дела, а? А то грузите как большого, а держите за фраера! Что в тебе такого, что в тебя нужно верить? Че, если борода — то друг Иисуса?» 

— Уймись. Твой друг хотел сказать, что в древности все было, как и сейчас: то, во что верили, представлялось незыблемым, а сегодня происходящее — сомнительным и не заслуживающим внимания. Ты вот знаешь, кто такой Баал? А знаешь, кто такой Юпитер? 

— Про Баала не в курсе. А Юпитер — «что», а не «кто» — планета! 

— Юпитер — именно «кто». А уже потом «что». Это был Верховный Бог в древнем Риме, такой же, как Зевс в Греции. Один из Богов, которых заменили культом Иисуса. А Баал являлся Верховным богом многих азиатских племен до того времени, как появился культ Яхве. Кстати, евреи иногда предавали Яхве и начинали почитать именно Баала. Так что верить в меня не надо. Надо верить мне, когда учу уму-разуму, открываю на что-то глаза. И в себя надо верить. Ты в себя веришь? 

— Еще бы!
— А мне?
— До этого места верил. Складно получалось. Но теперь вижу, чего-то вы темните тут.
— Да, темним. Вдруг ты потом еще какое-нибудь коленце выкинешь. Пойдешь, например, в ФСБ и накапаешь, что, здесь, де, заговор какой-то зреет… 

— Заговор? Это уже интереснее. Против кого? 

— Против человеческого невежества. Или как-то иначе можно назвать то, с чем ты жил до сегодняшнего дня? Верил в липовую одноразовую жизнь, в безнаказанность и бесшабашность. Культивировал безбашенность и безответственность… И Юпитер для тебя был — лишь планетой, и верующие — педиками, и кунфуисты лишь узкоглазыми и на буквы Ч и Х. А тут появляется некто, кто все это опровергает, говорит о реальности Бога, прошлых жизнях и претендует на звание духовного учителя человечества — Мессии, которому нужно верить, если хочешь жить вечно, а не рождаться обратно в чью-то берущую от жизни все… 

На этом месте Толик демонстративно встал, молча надел рубаху и, повернув ключ, вышел вон. Мы с Максимом переглянулись и пожали плечами. Он характерно махнул рукой: мол, чего с него возьмешь, пусть катится. И снова сделал внимательное лицо. Открыли мою книгу, и я привел из нее несколько цитат. Затем, увидев на полке Библию, нашел в ней Апокалипсис. Долго по нему объяснял, что есть что и кто есть кто. 

Когда добрались до Первого Воскресения из мертвых, дверь вдруг распахнулась настежь, и в проеме опять появился наш общий знакомый. За ним стояли двое в штатском. Они привычно быстро юркнули в комнату и осмотрелись по сторонам. Молодые подтянутые ребята, один вихрастый, в футболке, другой, в костюме, имел прическу ловеласа. Толик, посмотрев на книгу и не давая нам опомниться, заговорил быстро и решительно. 

— Читаем? Это хорошо… А я вот, друзей привел. Не бойтесь, не ФСБ. Ха-ха… Ручаюсь за них, как за себя. Козлом буду, если они что-то расскажут без дозволения. А тебе это как гарантия моей верности: если я при них что-то говорю, то всегда выполняю! Заговор, так заговор, нужно же кружок свой создавать, а то с кем я потом мыслями поделюсь, когда ты уйдешь? Это Васька, я его прямо с футбола вытащил, а Митьку — с занятий. Если даже я что- то допетрил — они тем более усекут. Кандидатуры для «заговора» — те, что надо! 

Парни сначала пожали руку Максиму, как своему знакомому, затем уже мне. Потом Толик, обращаясь к друзьям все тем же не терпящим возражений тоном, представил меня: «А это тот самый современный Мессия. Слыхали, кто такой Мессия? Тот, который нас всех в Вечность тянет — по крайней мере, я так понял. Тянет, блин, потянет, а вытянуть пока не может… Сколько раз уже жил да был, а мы как сидели в дерьме, так и сидим. Можете с него спросить — почему он нас до сих пор не исправил, ха-ха. Кстати, к барьеру лучше не звать — я уже попробовал, приятного мало. Принимайте таким, какой есть. У него важное дело — стал бы он даром столько на нас времени терять!» И тут же обратился ко мне: «Я все верно изложил, учитель?» 

Удивляясь такой прыти, и не обращая внимания на то ли насмешливые, то ли серьезные эпитеты, я кивнул и жестом попросил всех присаживаться. Этот парень начинал превосходить мои самые смелые ожидания. Как-то слишком быстро он все решал не только за себя и других, но и за меня… Даже не оставил времени подумать, как себя с ними вести. Ну, в галоп, так в галоп! 

Священники — Вечные люди 

Оставалось лишь сразу же обратиться к гостям напрямую, моментально беря их в оборот и не циклясь на предисловиях. 

— Повторяться не стану, потом друзья перескажут. Продолжу с того, на чем остановился. Мир готов к вселенской революции. Всем придется принять в ней участие. В каком качестве — решается сейчас. Первые мои книги опубликованы, скоро выйдут еще, они расставят многие вещи на свои места, после чего люди окажутся лицом к лицу с серьезным выбором: как жить дальше — следовать заблудшим пастырям ослепленных и оскопленных вер или самим становиться пастырями своей жизни. Понять прошлое, создать новые правила, соответствующие современности. Я намерен объединить серьезной работой несколько тысяч верных людей, которым будет понятно изложенное, которые готовы учиться, чтобы потом самим учить других. Из этих людей будет создан контингент так называемых Вечных людей… 

Толик смотрел на меня как на свою маму — умильно, но серьезно. Невзирая на это, один из его друзей, вихрастый Вася недоверчиво переспросил: «Кого, кого? Каких людей?» 

— Ты не ослышался. Вечных людей. Ну не в смысле таких как Дункан Маклауд [2], с его слишком неотрубаемой головой, — я усмехаюсь, улавливая в глазах собеседников что-то вроде насмешки, — Людей с непрекращающимся самосознанием, которые с рождения будут помнить, кто они. Эти вечные потому и вечные, что будут рождаться на земле теми, кем на ней умерли, и сразу занимать свои места, продолжая прерванную деятельность с места остановки. 

Эта деятельность — Священство Богу перед людьми. Для них, точнее ими самими, будет создан целый огромный город, и им будет отдана еще большая территория в личное пожизненное пользование. Точнее сказать — в многожизненное, так как они будут сменять поколение за поколением… сами себя, многократно перерождаясь. Их основная задача — хранить и развивать традиции Единой Веры в Единого Бога и все этому сопутствующее. Религий, как бездумного преклонения невесть перед чем, уже не будет. Наука и вера станут одним целым. «Понимать», «знать» и «верить» — сольются в единый поток Всемирной идеологии. Большинство людей станут жить по законам и принципам, которые выработают именно эти новые верующие. Прошу не путать с «новыми русскими» — наследниками идейных пробелов, как в воспитании, так и в образовании. Политики, президенты, мэры и депутаты в их нынешнем, беспочвенном виде навсегда канут в прошлое. Управлять станут действительно лучшие — бескорыстные, не думающие о земных благах, люди. Найти, подготовить и воздвигнуть таких людей и будет первоначальной задачей Священников. Опираться Святой город будет с одной стороны на ныне существующую систему Университетов, с другой — на систему церковно-храмовых приходов. В первых будут коваться кадры, во вторых — поддерживаться Дух Общности Веры и знания. Все созданное — сохранится и приумножится в веках, а липовое, чуждое и второстепенное отсеется. 

Это к теме о Заговоре и революции. Они целиком духовные, прогрессивные. Но вам, наверное, кажется, что я замечтался? Вернемся-ка в реальность, пусть даже и написанную. Читали Откровение Иоанна Богослова, его еще называют Апокалипсис — своего рода сценарий будущего? — я повернул книгу разворотом к ним. 

Вихрастый футболист, немного дерганный и нетерпеливый, как будто торопящийся все время что-то успеть, выдал на-гора: «Ну, ясное дело. Это же где всадники: один смерть, другой с мерой, третий еще там с чем-то… Ну, где чаши на землю семь ангелов выливают, да? И потом упала звезда по имени полынь — ее с Чернобылем еще сравнивали, вроде бы по-украински полынь — это чернобыль…» 

— Точно. Есть тут такие сюжеты. Не в такой, правда, последовательности изложенные, ну, да для нас это не столь важно. Главное, вы в курсе. Так вот, в этом произведении очень точно рассказано что произойдет и как. И это — не образы, не аллегории даже. Это точные аналогии. Вот цитаты о Святом городе: «Храма же я не видел в нем, ибо Господь Бог Вседержитель — храм его, и Агнец. И город не имеет нужды ни в солнце, ни в луне для освещения своего, ибо слава Божия осветила его, и светильник его — Агнец. Спасенные народы будут ходить во свете его, и цари земные принесут в него славу и честь свою. Ворота его не будут запираться днем; а ночи там не будет. И принесут в него славу и честь народов. И не войдет в него ничто нечистое и никто преданный мерзости и лжи, а только те, которые написаны у Агнца в книге жизни». 

Кто эти избранные, откуда они, как думаете? Так вот это — перерождающиеся люди, Вечные слуги Господа Бога. Каждый из них будет в своей непрерывной многовековой биографии запечатлен со всех сторон. Информация о них, их жизнях, характерах, способностях и прочем будет сохраняться во всех ныне существующих документальных видах: электронном, кинематографическом, бумажном, фотографическом и звуковом. Их личные фото, особенности тела, голос, отметины, видеоизображения будут сохранены в земной истории для всех рождающихся в мире людей. Никто и никогда не сумеет отрицать многократности их рождений и полномочий, благодаря этому. Сначала, правда, свои полномочия им предстоит заслужить и получить. Для этого они должны показать достоинства в служении Богу и людям как бы «впервые». Ведь сейчас реальных и неопровержимых свидетельств о них и их прошлых достижениях пока нет или они очень скудны, интуитивны, искажены. Это касается тех, кто как-то проявил себя на ниве служения Богу — апостолов, святых, халифов, соратников и сподвижников, а также огромного количества так или иначе причастных к этому людей. Далеко не каждый из них может как я идентифицировать себя и тем самым доказать другим, кто он есть такой в истории и какую роль играл неоднократно. Поэтому-то моя миссия и уникальна. Но я — лишь первый показательный пример, первопроходец, инициатор, управляющий этим процессом. Отсюда такое огромное значение моей роли. И именно в качестве человека, такого же, как все, абсолютно смертного телесно. Правда же, Толя, мои мышцы ничуть не круче твоих? 

Толик понимающе ухмыльнулся, он сразу сообразил, что я этим хотел сказать. А я не стал уточнять, продолжив: 

— В дальнейшем это охватит всех людей и идентификация личности станет «делом техники». С детства «вечные» будут становиться самими собой: где бы они ни родились — их удел Служение в Святом граде на благо человечеству. Как только они вспомнят себя, идентифицируют по имеющимся документам, то сразу же из любого конца света будут переправлены в «личные» апартаменты, в среду близких людей, к своим неоконченным делам, книгам, вещам и целям. Они будут продолжать развивать то, на чем остановились в прошлом. До тех пор, пока здесь, на земле, будет что продолжать. Они смогут спросить со своих уполномоченных «наследников» по полной программе, и снова выровнять генеральную линию, если она пошла вкривь от непонимания их наследия. Вот о них-то в Апокалипсисе и идет речь: «И увидел я престолы и сидящих на них, которым дано было судить, и души обезглавленных за свидетельство Иисуса и за слово Божие, которые не поклонились зверю, ни образу его, и не приняли начертания на чело свое и на руку свою. Они ожили и царствовали со Христом тысячу лет. Прочие же из умерших не ожили, доколе не окончится тысяча лет. Это — первое воскресение. Блажен и свят имеющий участие в воскресении первом: над ними смерть вторая не имеет власти, но они будут священниками Бога и Христа и будут царствовать с Ним тысячу лет» [3]. 

Речь здесь, как видите, о том, что люди эти «воскреснут». Но под воскресением понимается новая особенность их существования: умирая и рождаясь вновь, они не будут терять непрерывность памяти о самих себе, о своем прошлом, о жизнях и целях. Это будут люди, существующие как бы вне времени. Заметьте, здесь «оживление» приравнено к «воскресению»: сказано, что они ожили и это — воскресение первое. Значит, по идее, когда-то будет и второе, а может и третье. Получается, первое — это как бы предварительное, первое в числе последующих — ведь после него предстоит еще и еще «воскресать». То есть, «ожить» можно только один раз, а вот воскресать потом — многократно. Логично? Иначе сплошные нестыковки. 

— Что-то в твоих словах есть, оригинальная концепция… — выдал второй из друзей Толика, явно только для того, чтобы совсем уж не выглядеть идиотом. 

— Объяснение нестыковкам простое. «Оживут» те, кто сумеет себя проявить как Вечная Личность, о которой будет регулярно сохраняться память в архивах земли и сердцах людей. Такой человек уже не сможет повторно приходить на землю незамеченным, то есть, незаметно рождаться-воскресать «второй», «третий», «четвертый» раз — слишком уж многое о нем будет известно! Он действительно «оживет»: будет жив всегда и постоянно, когда бы ни появлялся на земле или отсутствовал на ней. И для этого понадобится сделать это лишь единожды — Первый раз: совершить свой подвиг, чтобы остаться в архивах Священства. 

Потому-то и сказано: «над ними смерть вторая не имеет власти». То есть, совершив подвиг Духовного подвижничества, человек «оживет», будет внесен в базу Вечных людей. Смерть, через которую он пройдет после запечатления в Архиве Вечных людей, — это его первая смерть. А когда вновь родится, вспомнит себя и будет узнан — он «воскреснет». И после этого «воскресения первого» смерть уже не будет иметь для него никакого значения, — не только «вторая», но и пятая, десятая смерть, двадцатая. Он живет с сознанием вечности и продолжает жизнь на земле независимо от последующих умираний и рождений. Выражаясь современным языком, смерть вторая — это множественные последующие умирания в телах, которые каждое новое рождение превращают как бы в «новую жизнь». Над этими ожившими людьми уже не будет царить принцип забвения, они всегда будут знать и помнить себя, и простое умирание не забирет у них такого права, не будет «иметь над ними власти». Их множественные жизни — как сплошная одна — будут протекать на виду у всех, после того, как они пройдут через «Воскресение первое». Не слишком запутанно выражаюсь? Улавливаете? 

По лицам понял, что слишком и упростил формулировку: «Вот, допустим, ты, Дмитрий, стал Священником в том Городе — стал вести сознательную чистую жизнь, совершать дела Божии. Отныне эта твоя «зарегистрированная» жизнь — стартовый капитал для всех следующих. Сколько бы ты потом ни рождался и ни умирал — ты всегда все о себе будешь знать документально, следовательно, смерть вторая, третья, десятая уже не окажут на тебя как вечную земную личность никакого воздействия. Ты всегда будешь живым авторитетом, а не придуманным или додуманным набором изречений, вложенных в твои навсегда замолчавшие уста». 

Максим кивнул: «Понятно. Наколоть кого-то в такой ситуации практически нереально. Верить будут всегда только живому Священнику Димке, а не легендам о нём. Ну, типа спорят о какой-нибудь там особенности твоего учения, Димон. Потом решают: а чего спорить, — вот придет сам Димон, он и ответит за себя!.. Понял? Но, это самое, исчезает романтический ореол. Это нормально?» 

— Какой ореол? Ореол — иллюзия. Имидж. А все затевается как раз для того, чтобы имидж и его носители слились. Чтобы не было разрыва между правдой и тем, как ее преподносят. Сейчас же имидж — одно, а реальность — другое. Так не должно быть, если хотим жить в Духовном мире. 

Ведь современные коммуникационные возможности возросли настолько, что такие события уже не могут быть местечковыми, национальными или узкоспецифическими — они могут быть уже только мировыми: где бы такой человек ни родился — он гражданин мира. И он всегда говорит за себя сам. Раньше такое, в принципе, было невозможно: даже если человек рождался повторно и мог что-то о себе понять и вспомнить — другим показать этого он не смог бы при всем желании: свидетельств о нем не сохранялось, народы не имели общей мгновенной базы данных. Теперь все будут на виду у всех, и все будут знать, чего друг от друга ждать. 

Ну, а воскресение «второе» подразумевает полное качественное преображение природы человека во что-то иное, доселе невиданное. Но событие это связано уже с совсем иными временами и замыслами Бога, отнесенными к «концу века» и «страшному суду», когда будем получать по заслугами, прежде чем стать теми, кем достойны стать в Новом витке Манвантары. 

Но далеко не все люди будут способны на такое оживление с последующим Первым Воскресением: какой-нибудь Ваня Петров, который только и знает, что водку глушить, да баб тискать, может рождаться хоть тысячи раз — его прошлые жизни от этого известнее ни ему, ни окружающим не станут, и сам о себе он будет иметь весьма смутное представление. Отсюда и выражение: «прочие же из умерших не ожили». И над ними смерть вторая, следовательно, будет продолжать иметь власть: каждый раз будут воспринимать себя впервые родившимися. Как это и происходит сейчас. 

Ну а Священники, воскресая в тех же самых телах, будут являться теми же самыми личностями и осознанно продолжать прерванные смертью жизни. По фотографиям, видео, аудио и текстовым архивным данным они легко будут вспоминать свое прошлое, а для других людей это будут вполне бесспорные аргументы существования таких людей и их полномочий: Священнической элиты, князей Духа, проводников Божьей воли. «Обезглавленные за свидетельство Иисуса» — образ, под которым подразумевается, что они некогда принесли в жертву жизни и благодаря этому получили возможность самоидентификации на уровне материально доказуемом, на уровне форм, так как сохранили на себе отпечатки прошлых подвигов, а история сохранила рассказ о том, как это происходило! 

Бескровная битва Мессии 

— Но сейчас такое время, людей уже ничем не удивить. Да и как в таком социализированном мире пробиться чему-то индивидуальному, оригинальному и независимому? Нас учат, мир, мол, уже объяснен, по крайней мере физически и химически. А исторически его никогда никто окончательно не объяснит: кому как выгодно, так и будут на свой лад, — вмешался Дмитрий, поправляя прическу, — если бы я повторил Неле Ивановне то, что сейчас услышал, она б ответила, что даже такое новшество должно являться частью чего-то ранее уже существовавшего. Дескать, оно занимает свою нишу и главным являться не может. Это не закон природы, а если и закон, то работать он может лишь в совокупности с прочими законами. Неля Ивановна — это наш препод. Что скажете? 

— Нельзя объять необъятное, согласен. Но ведь есть частицы, из которых все состоит, например, атомы. Духовные законы и деятельность Мессии в этом плане, как раз что-то вроде этих атомов, на них все держится. Ну, то есть, должно бы держаться, если хочет существовать, а не превратиться в ничто. Процесс начнется с появления Мессии, обнародования его идей и битвы с Объединенными силами «царей» этого мира, которые «закроют перед ним уста свои». Задача Мессии — свой личный интерес сделать всеобщим, глобальным. То есть, ввести всех в одинаковую систему Наивысших ценностей, которая способна отсеять зерна от плевел. А вовсе не «спасти всех», как многие наивно полагают, теша себя беспочвенными иллюзиями. Вернее, его задача — дать возможность людям заниматься спасением персонально и коллективно, держа курс на четкие ориентиры. И ориентиры эти — не безбедное существование, не власть над миром, не избранность перед народами, а нечто более глубокое и возвышенное. Это беспримерная Духовная свобода, полная физическая осведомленность и абсолютная материальная независимость. Все остальное — предпосылки. Я ничего не придумываю, все уже придумано и рассказано до меня. Лишь то осуществляю, что должен и так, как это понимаю и могу понять. В интересах других давать мне объективную информацию, чтоб результаты работы были близки к идеальным. Потому что неидеальными они могут быть лишь по причине отсутствия полных сведений или наличия чьего-то тайного или явного сопротивления. 

Под царями же подразумевается как раз то, что ты только что назвал «законами» — это и принципы жизни, и социальный строй, и обездушенные науки, и многое другое, что сейчас создает фальшивую идейную подоплеку нашему существованию как вида и как явления. Читали у Исайи: «Вот, раб Мой будет благоуспешен, возвысится и вознесется, и возвеличится. Как многие изумлялись, [смотря] на Тебя, — столько был обезображен паче всякого человека лик Его, и вид Его — паче сынов человеческих! Так многие народы приведет Он в изумление; цари закроют пред Ним уста свои, ибо они увидят то, о чем не было говорено им, и узнают то, чего не слыхали» [4]. Об этом говорили пророки древнего, известные и неизвестные. Из известных — Исайя, Ездра, Даниил, Нострадамус, Серафим Саровский и другие. Из неизвестных и малоизвестных — Пророчества Орваля, Премоля, Авеля. Везде об одном и том же. 

Война Мессии — это не совсем война в привычном понимании. Это скорее идейная битва за наполнение опустошенной человеческой души. Вот, например, как Ездра описывает эту войну: «…Вот объяснение видения: так как ты видел мужа, восходящего из средины моря, это тот, которого Всевышний хранит многие времена, который самим собою избавит творение свое и управит тех, которые оставлены. А что ты видел исходивший из уст его как бы ветер, огонь и бурю, и что он не держал ни копья и никакого воинского оружия, но устремление его поразило множество, которое пришло, чтобы победить его, то вот объяснение: вот, наступают дни, когда Всевышний начнет избавлять тех, которые на земле, и приведет в изумление живущих на земле. И будут предпринимать войны одни против других, город против города, одно место против другого, народ против народа, царство против царства. Когда это будет и явятся знамения, которые Я показал тебе прежде, тогда откроется Сын Мой, Которого ты видел, как мужа восходящего. И когда все народы услышат глас Его, каждый оставит войну в своей собственной стране, которую они имеют между собою. И соберется в одно собрание множество бесчисленное, как бы желая идти и победить Его. Он же станет на верху горы Сиона. И Сион придет и покажется всем приготовленный и устроенный, как ты видел гору, изваянную без рук. Сын же Мой обличит нечестия, изобретенные этими народами, которые своими злыми помышлениями приблизили бурю и мучения, которыми они начнут мучиться, и которые подобны огню; и Он истребит их без труда законом, который подобен огню…» [5] 

Вослед за этим развернутся самые удивительные события. Начнет строиться так называемое Духовное государство… 

Договорить мне не дал Максим. Он выразительно посмотрел на Толика и тот, молниеносно уловив мысли друга, тут же выдал их за свои: 

— Духовное государство? Это как? Типа, там все духом святым питаться будут? Или как? 

— Святым — само собой. Но не только же духом святым жив человек! Еще и хлебом земным. 

— Прикольно вышло. Кажись, у людей в обиходе это выражение звучит наоборот… 

— Да, у людей многое звучит наоборот. Они ведь главным считают земное, а все остальное — на второй план. Но в Духовном государстве все будет, как и должно быть: первая забота — о душе и Замыслах Бога, а уж потом — о хлебе насущном. 

— И где такой рай земной появится, если не секрет? 

— Там, где ты родился, в странах славянских, под предводительством России. 

— Что-то такое я уже слыхивал. Вроде того, что возрождение мира начнется со славян. Но вот представить себе такое никогда не мог, глядя на собутыльников и продажных телок. Считал, что так народ амбиции подогревает. Признать-то, что ты уже ниже плинтуса никому не охота: бывало, валяешься под забором, а когда какой-нибудь дружбан хочет помочь подняться — орешь на него, типа, пошел ты на три буквы, я — нормальный, трезвее всех трезвых и все такое! 

— Хочешь — верь, хочешь — нет, но все давно уже решено, и решено не людьми. Если бы люди здесь что-то решали, сидеть бы нам давно уже всем в полном дерьме и по самые уши: свинство человеческое границ не имеет, и жизнь подзаборная — почти норма. Я ж вам свое тело не просто так показывал. Там на спине, обратили внимание, есть следы каких-то пятен. С этим пятном интересная история вышла, долго рассказывать, но если кратко, то перерисованное оно накладывалось на карту бывшего Союза и четко показывало будущие границы, по которым страна будет формироваться. Сначала это пятно обозначило развал державы, а спустя годы, так вырисовалось, что стало ясно: границы страны становятся континентальными — но это в далеком будущем. Духовное государство будет простираться от Ирландии до Сахалина и от Северных морей до южных границ индийского полуострова. Так мне когда-то обещал Всевышний в Откровении: «Второй этап работы на подходе, он целиком из первого истек, ты, получив Великие Угодья, засеял их, посмотрим, что растет. Войти придется в соприкосновенье реально с каждым и соединить Значенье с человеческим рожденьем, Небесное с Земным отождествить. 

АУРА РУСА — Государство русских, точнее тех, кто эту знает речь, границы ОРЕОЛЫ — клин Индусский, Ирландия и Сахалина меч. На этих территориях когда-то ИЗГОЙ трех Самосамов разместил, забыв, что самоволие чревато неправильным соотношеньем Сил. Те войны, что История познала, страстями Самосамов рождены, и чтоб теперь не начинать сначала, Я уничтожил повод для войны. Все люди этой маленькой планеты должны признать тебя своим Вождем, поскольку очень мало наций, где б ты не проявлялся в Образе Своем, и если Вера их не понарошку, хоть трудно Личное с общественным сливать, единой ложкой и единой сошкой МЕНЯ и ЗЕМЛЮ станут почитать». [6]

— Откровения? Это ты, типа, как Моисей — с Богом на «ты»? Круто. Чем больше тебя слушаю, тем больше сомневаюсь, кто из нас придурок… 

— Дай уже человеку договорить!.. — сердито оборвал Толика Максим, и тот немедленно ретировался: «Не, пусть говорит, кто против? Просто моим мозгам с непривычки нужна передышка, а когда я говорю, то он молчит…» 

— Пусть лучше язык отдохнет! — не сдался Максим. И кивнул мне, мол, все в порядке, продолжай. 

— …Аура Руса будет представлять собой общность людей, объединенных не территориально или денежно, не языковой схожестью или цветом кожи, а — единством стремлений и взглядов. Вы скажете, такое в истории уже происходило? Не совсем согласен. Что-то отдаленно похожее — возможно, но не то, о чем речь. А речь идет о Едином планетарном Государстве, существующем по неизменным законам Вечности, развивающемся вне понятия времени и каких бы то ни было условностей, им накладываемых. 

Далее я стал объяснять, что такое Аура Руса и каковы ее предпосылки. Ведь, говоря о таком понятии как «Духовное государство», необходимо для начала пояснить, откуда оно вообще взялось. В своем специфическом значении оно имеет очень древние корни, уходящие в те времена, когда религиозность и политика представляли неразрывное целое. Сначала появилось понятие человека о Боге и его законах, а уж потом он стал увязывать это со своей повседневной общественной деятельностью. Можно смело сказать, до IX века не существовало стран и племен, где было бы иначе. Однако несовершенство таких систем проистекало от несовершенства природы самого человека. Он был алчен, властолюбив, похотлив, воинственен. Отсюда все религиозные системы, поставленные на службу человеку, в той или иной степени терпели сокрушительное поражение в растущем сознании людей. В христианстве достаточно вспомнить инквизиторские пытки и расправы, в исламе — средневековый джихад и экстремизм современности, в буддизме — самой миролюбивой религии — монашество, доведенное до абсурда. 

Именно по причине несовершенства природы «повседневного» человека с его узконаправленным видением жизни, во всех религиях оставался открытым вопрос окончательного Спасения мира и прихода с этой целью на землю «нового человека» или Мессии. Именно с деятельностью Мессии были связаны самые заветные чаяния людей по усовершенствованию социальных порядков жизни и даже самой сути живого, начиная от людей, заканчивая невидимыми субстанциями. И отсюда же логично вытекал и четко вырисовывался некий «строй» такой новой жизни — Царствие Божие на земле. Это понятие оказалось ключевым для всех без исключения религий, варьируя в рамках традиционных представлений их носителей и продолжая оказывать на людей положительное стимулирующее воздействие много веков подряд. На гребне стремительного роста интеллекта, его ожидания не только не уменьшились, но порой перешли в агрессивную форму искусственного «осуществления». Примеры тому — замашки Гитлера на создание Супердержавы, основанной на чистоте «богоизбранной» расы. 


[1] Шорцы — народ проживающий в горной Шории, на юге Кемеровской области.

[2] Главный герой сериала «Горец», где бессмертные убивали друг друга, отрубая голову. 

[3] Откровение Иоанна, гл. 20, ст. 4–6. 

[4] Книга пророка Исайи, гл. 52, ст. 13–15. 

[5] Третья книга Ездры, гл. 13, ст. 25–38. 

[6] Откровение от 15 мая 2001 г. Киев. 


Читать дальше