ГИМН МОЛОДЕЖИ КОНЦА ВОСЬМИДЕСЯТЫХ
Мы были молоды, мы жили весело
И бесшабашно, наверняка,
Не столько знали, сколько верили,
Что существует любви река.
Искали радости сердцами хлюпкими,
Не находили и мнили враз,
Что время числится не только сутками,
А тем, насколько убыло нас.
И хоть мы с виду такие схожие,
Плечом к плечу – и не разберешь,
Мы в наших мыслях – всегда хорошие,
А в наших действиях – мы молодежь.
Мы в рок поверили и в брейк ударились,
Двумя волнами все затопя,
Но мы не кончились и не расплавились,
Напротив, начали искать себя.
Простые истины, проверкой мытые,
Мы отрицали не сгоряча,
Нам лишь почудилось, что позабытое
Не может новой струной звучать.
Мы поколение неугомонное,
Премьера скуки – не наш экстаз!
Тела могучие, умы – нейтронные,
Вот только сердце подводит нас.
Ему бы крепости, остепенения,
Грамм равновесия, чуть-чуть вины,
Тогда б попятились недоумения,
А мы бы были как сталь прочны.
И на любые шасси посажены,
Мы б полетели, ну а пока
Мы формируемся, мы не налажены
И недоруганы, наверняка.
30 декабря 1987 – 16 марта 1988
Как-то раз, безыменной весной,
Мальчик, полудетскою рукой,
Астру благодарно подарил
Девочке, которую любил.
Она улыбнулась: «Ну зачем?
Ты ведь знаешь, у меня их много,
Подарил бы лучше кожный крем,
В нем и то побольше будет проку».
Мальчик закусил губу, впервой
Ощутив обиду на подругу,
И теперь семнадцатой весной
Измерял ту бешенную муку.
Он цветов теперь не признавал,
После встречи – тут же забывал
Речи, обещанья, поцелуи,
Покатился по наклонной, ну и…
Раз, в вечернем гриль-кафе случайно
Встретился с красивыми глазами,
Да и не с глазами – с вечной тайной,
Неприкосновенными губами.
Что-то есть знакомое – подумал
И не пожалел в киоске рубль.
Побежал, догнал на повороте,
Протянул три аленьких: «Позвольте…»
И не понял сразу что случилось,
То ли сердце, наконец, забилось,
То ли юность в детство погрузилась.
Юноша, в предчувствии любви,
Произнес, опешив: «Это вы?…»
Девушка, та самая девчонка,
Рассмеялась весело и звонко
И сказала: «Я тебя узнала,
Только для начала – этих мало!»
13 января 1988
Качается, кончается орбита,
Не зги не видно, космос омертвел
И только часть земного колорита
Взлетает к звездам, среди прочих дел.
Все так же, как и с синих голубятников,
Сверкают звезды, так же манит даль.
Ракета поднимает своих всадников
На первые ступени изначал.
Экран рябит, фигуры контуральны
И на эфире – голоса мазок…
Немой простор, как спицею вязальной
Соединяет с миром наш «Восток».
Пернатым невдомек, что это где-то,
Оставив их под жилами крыла,
Своих сынов отправила планета
На добрые, великие дела.
Туда не долететь упрямой птице,
Там звезды, там порог других миров,
Да птица и сама туда боится,
От этого-то и не видит снов.
Качается, кончается усталость,
При виде результатов наяву:
В картину неба звездочка вписалась,
Единственная с позывным «Живу!»
20 января 1988
УЕЖАЙ ОДНА
Сына в дальнюю дорожку
Собирает мать.
Бабке, сквозь очков окошки,
Внука не узнать.
— Подойди ко мне, мой милый,
Говорит она, —
Мать увозит тебя силой
За большой Дунай.
Там отец тебе найдется
Скучный и рябой,
Не увидеть тебе солнца
За его спиной.
Там чужие сосны, ели,
Новые края…
Мать твоя на самом деле
Дочка не моя.
Это было время злое,
Я ее нашла
На Урале под скалою,
И домой снесла.
Гордый муж меня покинул
За подарок тот,
Никому свою кручину
Не открыл мой рот.
А теперь ты уезжаешь
В долгий снежный путь.
Ты еще пока не знаешь
В чем поездки суть…
Мать верблюжьим одеялом
В бабушку швырнув,
Ей кричит: «Заткни паяло,
Прикуси свой клюв!»
Сын сжимает свои ручки,
Гнева речь полна
И наотмашь маме-злючке:
«Уезжай одна!».
21 января 1988
ВОСПОМИНАНИЕ ЛЕТА
Я помню: заря поднималась,
Слегка шевелилась листва,
Ты нежно-принежно смеялась
И редко роняла слова.
Блестел можжевельник росою,
От холода ежась чуть-чуть,
А ты, необутой ногою
Ласкала цветочную лють.
Мы радостно солнце встречали,
Волнуясь друг другу в глаза.
Меж нами так гулко стучали
Сердец молодых голоса.
Трава будто речка струилась
В ослепительной тризне лета.
Что утром вопросом мнилось
С закатом стало ответом.
25 января 1988
Знаешь, время штука интересная:
Только изведет себя на нет,
Как родится то легенда вечная,
То пургой заученный куплет.
Зазвучит куплет легко размашисто,
Сложится легенда хоть куда,
И тебе, наверняка, покажутся
Полсекундой долгие года.
Начало января 1988
Поэтов тянет к звездам, вот поэтому
Мы все рождаемся почти поэтами.
Январь 1988
Успеешь, не успеешь, разве в этом дело?!
У нас с тобою выбор так велик,
Что если что-то сбыться не успело,
То это станет лишним через миг!
Начало января 1988
ПОЭЗИЯ
Поэзия! Что ты нос повесила?!
Ведь не все же в тебе однозначно:
Пушкин писал весело, Лермонтов – мрачно.
Но не тут же твоя предыстория,
Уж я знаю наверняка:
Если ты чего-то и стоила,
То в ранешние века.
И не с нами твоя кончина,
Мне известно доподлинно:
Тобой тешился Ибн-Сина –
Ну и сколько же пройдено?!
Ты сторонишься современников.
Зря ты вертишь и крутишь,
Ты упрямства своих теоретиков –
Не остудишь.
Так что, брось свои недоверия:
По природе своей ты –
Вечно новое песнопение
Древней-древней флейты.
27 января 1988
Месяц арбузною коркой
В небесном заснул киселе.
Ветер с вечерней метелкой,
Ходит по желтой земле.
Выйдешь на красную горку:
Даль далека и тучна.
Речка качает лодку
Медленно и послушно.
Нет в душе сожалений,
Все в полудреме тает.
Лес прикорнул осенний
И поле уж засыпает.
И думается невольно,
Что день уже не придет,
И будет все так спокойно
Наверное целый год.
27-28 января – 1 апреля 1988
ПРОТИВОРЕЧИЕ
Вычти корень из людского сердца –
Что останется, скорей всего
То, чему не место там иметься,
Что томит и тяготит его.
Будь то злоба или недомолвка, —
Слезы не дырявят крепких гнезд.
Радость – это старая обновка,
А печаль – не трогает износ.
Эта штука не имеет дублей.
Остается вдуматься в нее
И сказать себе: что было тучей –
Переменит качество свое.
И оно, конечно, так и будет,
Снова вычтем корень заново
И на этот раз, что сердце любит,
То и станет частию его.
29 января 1988
КЕМЕРОВУ
I
Рябью в глаза мои ты вливалось,
То ли по капле, то ли струей.
То, что в сознании не удержалось –
Связывать я перестал с тобой.
Только лучшее, самое лучшее
В нас остается. Я выхожу
И, несмотря на морозы трескучие,
Долго по руслу дворов брожу.
То общежитию дам улыбку,
То загляжусь на огни столбов.
В этом морозе ты зыбко-зыбко,
Как-то необычайно нов.
На перекрестке спешит прохожий,
В варежку дышит сибирскую.
На остановке трамвай ожил,
В небо пульнув искрою.
Около «Космоса» столпотворение –
Вот где закалка идет во всю.
Быстро ко мне мужичек в сиреневом,
Я по привычке ему: «Не курю!»
Он, не стесняясь, рукав тормошит мой,
Дескать, ты что, молодой, спятил?
Кто тебя, мол, такого выдумал –
Держи билет от вон того дяди.
Опешив, беру бумажку синюю,
Вроде б отказывать неудобно
И, подавив всю свою капризию,
В двери скольжу налегке: «Оп-пана!»
II
Не даром вижу сугробов кучи,
Под ноги Пушкину не доходящие:
Пушкин – это все самое лучшее,
Даже такой – высокостоящий.
Только цветов вот не замечаю,
Впрочем, чем не цветы деревья?
Я-то уж безошибочно знаю:
Поэт обожал достоянье деревни.
Дома на меня окна пялят.
Здравствуйте! Долго я вас не видел.
ВЫ уж простите – был очень занят.
Выжил вроде – и к вам вышел.
III
Все здесь знакомо: улицы, люди.
Блоть под аркою собралась.
Дескать, мы сами себе и судьи,
И, так сказать, реальная власть.
Запахи старые, площади тихие.
Воспоминания душу мнут.
А надо мною подарки химии
Чуть ли не лондонским смогом встают.
А напоследок хочу сознаться:
Я бы готов был на пару лет
Здесь еще где-нибудь остаться,
А почему – это мой секрет.
Конец января 1988 – 11 апреля 1988
Счастливого пути!
Любовь бессодержательно истлела;
Того, что мое сердце не стерпело –
Уж не спасти…
Счастливого пути!
Не верил я
В такой исход бесславный и постылый.
Зачем я бросил столько силы
В твои края,
Любовь моя?!
Ты заждалась
Любовной страсти нового начала,
Меня ж на крайний случай оттесняла
Чужая власть –
Ты дождалась!
Кто он такой?
А, впрочем, кем бы он ни оказался,
В мою картину он вписался
Твоей рукой,
Но, Бог с тобой!
Счастливого пути!
Бери тобой заслуженное счастье,
А я не требую ни вздоха, ни участья:
Все – впереди.
Счастливого пути!
Прости, прощай.
Уж лучше быть невзрачно одиноким,
Чем полюбовно однобоким.
Не унывай.
Прости, прощай!
1-2 февраля 1988
Запорошило снегом
Чайку твоих бровей
И под прищуром века
Взгляд стал еще хитрей.
Я не пойму: случайно
Или же мне назло
С виду ты так печальна,
Словно неповезло.
Трудно остановиться,
Там, где стоянки нет:
Пусть тебе долго снится
Мой поворотный свет.
Мне не нужна пощада,
Я не прошу любви.
Каплей густого яда,
Ты у меня в крови.
Неприкосновенный залежь
Вскроется в свое время:
Где-то и ты растаешь,
Став наравне со всеми.
Ну а пока под снегом
Облик неясен твой:
То он на равных с летом,
То заодно с зимой.
5 – 25 февраля 1988
Я хотел бы просить прощенья
Не у тебя одной
За долгое нетерпенье,
Вызванное слезой.
Бог весть, от чего растаяв,
Я понял тебя, но, увы,
Порознь нас расставив,
Меж нами ложатся рвы.
Пошли-ка они к черту!
Хорошее так устроено:
Сначала портит погоду,
Как будто так напророчено,
А после глядишь, не веря,
Свою суету кляня:
Все радости и потери –
Всего лишь – утрата дня.
Я готов извиниться. Знаешь,
Наступая мне на ногу,
Ты неправильно поступаешь –
Я ответить-то не могу!
8 февраля 1988
Бессонные ночи, смыкаются очи,
А в мыслях все та ж маета:
Когда так морочат, не стать бы жесточе,
Не быть бы немым, как плита.
Любовь, как нарочно, смеется безбожно
И глупый приходит подлог:
Любить бы непрочно, любить бы оплошно
На самый немыслимый срок.
Сказали как будто, что совесть разута
У тех, кто ей не дорожит.
Я ж буду покуда терпеть пересуды,
Я стану шаблонным на вид.
И хлопнет несчастный меня по колену,
Брюзгавя: Вот так и живи:
Смотри на Елену, целуя Арсену,
Забудь о Великой Любви.
Но не подчинится способный разбиться:
Я прочь оттолкну эту мразь.
Не трудно влюбиться, трудней изловчиться
Не шлепнутся где-нибудь в грязь.
Бессонные ночи, горячие очи
Наполнены слезной тоской:
Не буду как прочие, буду жесточе,
Подспудно владея собой!
13 февраля 1988
Ранним утром на заре
Я не выйду,
Стены толстые меня
Обступили.
И глядят со всех сторон
Надоедливо,
И не думают, что кровь
Моя бесится.
Утомительный острог…
Так и хочется,
Перепрыгнув за порог,
Убежать на юг,
Где шумливый кипарис
С небом ластится,
А глубокая волна
Жмется к берегу.
Я б дождался темноты
И тихонечко
Наступая на песок,
Шел прямехонько.
Если море предо мной –
Пусть расступится,
Если скалы на пути –
Пусть раздвинутся.
Мне не нужно этих стен,
Мне бы в даль-туман
Сколько силы есть бежать
И смотреть вперед.
Мир прекрасен, мир велик,
Сердце жмет тоска.
Я готов идти туда,
Где не ждут меня!
21 февраля 1988
Говорят: не дрожи,
Говорят: не пиши,
Не спеши!
Говорят, говорят,
Будто чем-то хотят
Затушить окрыленность души.
Говорят: не люби,
Возраст не торопи
И с плеча не руби, не губи.
А какое им дело до всех моих бед,
До того, от кого привет?!
Говорят: не пеняй,
Говорят: не зевай,
Не ругай,
Не читай,
Не мечтай.
Только мне этот рай,
Как французу Китай:
Один кофе пьет, другой – чай.
Я и прыгнуть готов
Через длительный ров,
Чтоб на ветер не бросить слов,
Но в стыковке двух неб
Я съедаю свой хлеб
И не слушаю дураков.
Буду всюду спешить,
Буду бешено жить,
Огорчаться,
Тужить,
Любить.
Ведь без этих преград,
Я и жизни не рад:
Если действовать – значит БЫТЬ!
22 февраля 1988
ДЕНЬ ОТКРЫТЫХ ДВЕРЕЙ
На закате, как во сне,
Так уж с нами получилось,
Ты мозги вправляла мне,
Я молол что приходилось.
И не верю сам себе
И тебе на грамм не верю.
Ты, как клин в моей судьбе,
Я в твоей – подобье двери.
Все внезапно решено:
Беды все и все напасти,
Все слова до одного
Обманули наше счастье.
И в порыве двух сердец,
чтоб надежда замолчала,
Мы сказали: Все, конец!
Я поправил: Нет, начало!
23 февраля 1988
ЖИЗНЕАНОМАЛИЯ
Мои друзья, в коронных трюках,
Теряют признаки зеркал.
В их неестественных поступках –
Вполне естественный накал.
Бывало скучный разговор
Одной искринкой зажигался
И превращался в шумный спор,
Где всякий выспорить пытался.
Теперь хоть гром ударит в рев
Или обрушится лавина,
ни у кого не будет слов,
Никто не переменит мины.
И на несчастия твои
Смотря сквозь пальцы безмятежно,
Друзья, как ловкие враги,
Винят тебя, а сами грешны.
Любовь спрессована для них
В минутном утоленье жажды.
Источник разума затих,
А вслед за ним – источник правды.
Когда-то грезили во всю
Свою широкую натуру
Дать молодому кораблю
Для пробы бешеную бурю.
И, вопреки своим отцам,
Достичь далекие пределы.
Теперь мечты – ненужный хлам,
Растратившийся между делом.
Предпочитает каждый взять
Что без усилий достается:
Без чувств девчонок обнимать
И водку пить, покуда льется.
Мои друзья в коронных трюках
Перенимают цвет отцов,
Впитав в себя немало лютых
Привычек и поганых слов.
Боюсь понять их без пристрастья,
А может просто не хочу
Мешать кому-то строить счастье
По ниже среднего плечу.
Из поколенья в поколенье,
Разрушив бред генетики,
Во всю идет приобретенье
Приспособленной этики.
Где всякий сущий человек
О смысле не заботится,
Где нравственность в нейтронный век
На равных с безработицей.
И всякий друг ухмылкой пьян
От радостной зловонии,
Что все же отыскал изъян
Во всей твоей гармонии.
Гитары хрипоту поют
И голоса сыпучатся…
В стихах любовь, в мечтах – уют
А вдруг витать отучатся?!
Мои друзья… Не мало их
Вот так преобразуется,
В толпе «учителей» своих
Перед судьбой сутуляся.
Я их мечты готов воспеть,
Спускаясь до низовин
И с ними наравне терпеть
Боль жизненных пробоин.
Но трудно разобрать того,
Кто сам себе не центр.
Боюсь, терпенья моего
Не хватит и на метр.
А вдруг вранье кривых зеркал
Убавит свою спесь
И каждый жизнеаномал
Увидит жизнь как есть?
Увидеть мало, надо жить
Не вдребезги, как грязь,
А так, чтоб человеком быть
В любой жестокий час!
17-22-29 февраля 1988
ПЕСНЯ
Годы и люди проходят беспечно как снегопад,
Хочется высшее чувство поймать и себя обрести,
Но возвращается память назад,
Но возвращается сердце назад:
Им выше детства никак не дорасти.
В каждом окошке и в каждом подъезде, на чердаках
Взгляд отличает ту самую жизнь упоенную.
И непременная грусть в глазах,
И городская бледность в устах
Обозначают любовь твою неразделенную.
Непроизвольно приходится многое в жизни менять,
В поисках новых нехоженых троп и душевных щедрот.
Только б себя не разменять,
Только б друзей не потерять
В блеске восторгов чужих и позолот.
По благородному нужно дойти до родного лица,
Прикосновением губ отдавая сердца тепло.
Жизнь не имеет конца,
Любовь не имеет конца,
Если в душе у тебя легко и светло.
8 марта 1988
ПИСЬМО ЗНАКОМОЙ, ПРОСИВШЕЙ СТИХИ
I
Застрой квартал плакатов рядами,
Выведи на каждом доме слова:
«Даешь послание все стихами!»
Или короче: «А ну давай!»
Выведешь строй полицейской твари,
Сюкнешь клыкастых овчарок лес –
Ты не заставишь души гербарий
Подхватить поэтический жезл.
Она сама себе руководство,
Подобно компасу, не соврет.
То разольется, то сожмется,
То подскочит, то упадет.
Объявлениям неподвластна.
Просьбам – это особый случай,
Хоть они бывают и разные,
Все же встречаются и неминучие.
«Даешь!» Даю. И возможно больше,
Чем кто-то может вещами дать,
Ведь может чем-то забрать тот же,
Поэзию ж нечем обратно брать.
Да, умных палат сутолока бурная
Может фактом меня обойти,
Однако наивно думать, будто я
Не знаю как мне себя вести.
Я ошибкой считать не смею
Незнание фактов, которые многие
Изучают зевая и прея,
Свои умы рассыпая в коррозии.
И не хочу вокруг да около –
Что-то надобно до конца,
А иначе: и жизнь впроголодь,
Да кровь – вроде холодца.
Исступленность мою прощая,
Разреши развесить гирлянду мнений,
Если ты наша, если земная,
А не из холода звездных скоплений.
II
Мы – враги по натуре свойские,
От привычек никуда не денешься:
Умы бывают как лист плоские,
Души – нет. И зря ты сердишься.
Да, я не спорю насчет всяких
Неформалистов и всяких гадостей,
Не защищаю льстецов двояких,
Несущих нам эскадроны тягостей.
Одних экзотика, других абстракция
Запеленали себе, обняня,
Мне ж по нутру моя конспирация:
На все «вдруг» — одно «заранее».
Вот и душа тебе, скрытность скрытная,
Все наружное – из пустяков,
И если ты против насмешек выстоял,
То это заслуга твоих кулаков.
А как догадаешься, день ото дня
Видя всегда одно и то же:
Наше лицо – это броня,
Замаскированная в глупую рожу!
Мы – не враги, мы привычек рабы,
Но и дружбы у нас маловато,
А если попытаться ее добыть –
Поляжет уйма нашего брата.
Ведь если иметь в горле кость
И попытаться пальцем вынуть –
Лучше сразу бежать на мост
И вниз головой за перила прыгнуть.
III
Я не пишу здесь чего ты стоишь,
Чего не стоишь, мне все равно.
Нашу судьбу налегке не смоешь,
Не окунешь в памяти дно.
Будет всплывать, покуда будешь
Видеть триумфу противовес,
Покуда строишь, привыкнув, — рушишь
Крепость приевшихся дел и мест.
Сопоставляя с простым простое,
Судя по рядом с тобой идущим,
Мы и вовек ничего не построим,
Только имеющееся – разрушим.
А просто ляпать – дрянное дело,
Легче дела и не найти.
Бить бессловесных – не быть смелым,
Так ведь можно и всех смести.
А сам на их место встань, попробуй.
Не твоих представлений иллюзии?
Всякий Иван – Иоанн Грозный,
Когда ему подчиняются русские!
IV
Но все равно, пойми, попробуй
Хотя бы молекулу от меня,
А потом напяливай обувь,
И улепетывай, семеня.
Таково уж время, пора расстаться,
Не навсегда, до ближайшей книги.
Мой тебе совет: перестань писаться,
Брось ты свои щегольские сдвиги.
Это не самое лучшее в мире,
На первых порах еще тянет как-то,
но пройдет года этак четыре-
И запортачит твой этот трактор.
Да, и на счет твоего вопроса:
Что из меня получится дальше?
Пусть буду хоть пеплом у папиросы,
Только бы жить без душевной фальши!
Я не хочу подражать кому-то,
Исходя их фамилии предков:
Жизнь моя гнута и перегнута,
А такое ломается редко.
Подражание – преломление,
Личное время – на лишний труд.
Все мы родом из поколения,
Которое в прах никогда не сотрут.
Улыбнись, мне не прекословя,
Ты ведь меня понимаешь отлично:
У нас ведь не было нужных условий
И все же мы на ноги встали прилично.
Это заслуга не только наша,
Это итог неустанных копаний
Многочисленного экипажа
Коллективов, персон, компаний.
Жму на прощанье твою руку.
Ты хочешь знать, как гляжу на любовь?
Эту оригинальнейшую штуку
Я изучил, что будь здоров!
Она не изменится, не обесценится,
И т. д. И т. п. как водится.
Пока земля вокруг солнца вертится,
Она не исчезнет и не испортится.
Ну, бывай. Вспоминай чем хочешь,
А на стихи эти не сердись:
Их даже злостью не подневолишь
И не спугнешь многоротым «Брысь!».
12-14 декабря 1987
25 января – 25 апреля 1988
СУГУБО ЛИЧНОЕ
Ртуть высоту отмеряла,
Девочка кашляла в шарф.
Ей почему-то из окон звучало
Сто изумительных арф.
Бледные-бледные пальцы
Чуть сохраняли тепло.
На подоконнике разные фарсы
Тысяча гномов вело.
Люстра качалась от ветра,
Гонящего корабли.
Не доставало чуть больше метра
До волшебной земли.
Губы шептали беззвучно:
Пусть, вопреки всему,
Сказки благополучно
Переживут зиму.
Взрослые на работе,
Девочка спит одна.
Суетные заботы
Не знает пока она.
Но время – жестокий всадник,
Прискачет и к ней за тем,
Чтоб детства беспечный праздник
Сменить на духи и крем.
И силою, ему данной,
Заставит ее, как всех,
Расстаться с наивной правдой,
Чтоб где-то иметь успех.
Растить лоботряса-сына
На чьи-нибудь алименты
И приводить бесстыдно
Каждую ночь клиентов.
Шуткой веселой скользко
Чистить соседский сброд
И на субботник бойко
Весь поднимать народ.
Будет бессонно ночью
От неспокойных дум,
Неприкаянной плотью
Будет метаться ум.
Где же ты, счастье, где же?
Извечный придет вопрос.
Сына – друзья зарежут…
Сожитель уснет в мороз…
На горе ее людское
Навалятся «охи», «ахи»,
Дойдет под жизнью такою,
Она до последней рубахи…
Ртуть высоту отмерит,
Бабушка кашлянет
И все-таки не поверит,
Что к финишу жизнь идет.
10-11 марта 1988
МОЯ ИСПОВЕДАЛЬНАЯ
Мне вышло на роду быть невезучим;
Родился я в мещанских закоулках
И сразу взглядом, детски завидущим,
Зарылся в себялюбцах и хапугах.
Меня смущали грязные постройки
Как кость собаку. В этой грязноте
Я засыпал на изнуренной койке
И бил орехи на печной плите.
Мне эти неприятные занятья
На равных с министерствованьем были:
Везде сам по себе любил гулять я,
За это дело – меня пряжкой били.
Но по натуре я оптимистичен,
И, как на зло, случалось мне опять
Ломать концы с горы летящих лыжин
И гору дров, едва собрав ронять.
Не придавая горечам значенья,
Я твердо верил, что когда-нибудь
Все мелочные эти невезенья
Окончатся, как всяческая жуть.
Отец мне купит новую рубаху,
Мать кончит пьяных дядек приводить,
И через полувырванную плаху
Никто не погрозится нас убить.
Я был богат духовною начинкой,
Оконоплившись где-то на отшибе,
Я воздух пил, пропахнувший рябиной,
Пока не приходил проклятый злыдень.
Был окрик поначалу неуслышен,
Но постепенно, в лай переходя,
Он сотрясал стекло окрестных хижин,
Мой слух особым страхом бороздя.
Мне невезло, еще огнеупорней
Беда меня цепляла хомутом
И потому с душой потусторонней
Я стал родниться ото всех тайком.
Когда же знать я в школе научился
Основы грамотейских изначал,
Во мне тот дух свирепо пробудился
И громкими стихами закричал.
Таков я весь: веселый и незлобный,
С печалью, затаенною неплотно.
И поделом: ведь всякий берег ровный
В душе своей немного перекосый.
14 марта 1988
Возбужден, бросаю лист бумаги,
Хлопаю учебником истории
И с переполнением отваги,
Сам иду на подвиг моратория.
Что ж вы, господа Америкэйшн,
Устоите и на этот раз?
Левый глаз у вас с деньгами смешан
И дерьмом заложен правый глаз.
Слава Богу, уши вроде целы,
Но, сказать по правде, и они
Перегноем мистики болели
Об угрозах с нашей стороны.
Ну язык-то чествует порядки,
Или тоже на ветру вранья?
С бомбами не поиграешь в прятки,
Собственную участь отменя.
Подождите тыкать пальцем кнопки,
Ведь и мы не из десятка робких!
Март 1988
МАТЕРИНСКОЕ ПРОВИДЕНИЕ
Наше время – время перестройки,
Голос мой покуда слабоват,
Но позвольте из одной помойки,
Вытащить отнюдь не слабый факт.
Родом я из трудного начала
Двух десятых общей малышни.
Мать моя безбожно выпивала,
Но меня любила и считала,
Что еще настанут наши дни.
Посреди привычных маловеров
Мать однажды вырвала кусок:
«Виноват наш председатель – Брежнев!
До чего ж он каменный, сынок»
И свою обиду распыляя,
Много сути мать наговорила,
По своей судьбине понимая,
Что страна от края и до края,
В бесполезной штатности застыла.
Мне же лишь недавно прояснилось,
Как она тогда сказала точно:
Жизнь страны у нас объединилась
В женщине любящей и порочной.
21 марта 1988
В нашей жизни все решает встреча,
Остальное скажется потом,
А пока: ты либо не замечен,
Либо с привлекательным лицом.
Задавая тон своим беседам,
Ты еще не ведаешь пока,
Что она сама придет с ответом,
Твой вопрос опередив слегка.
Ты не будешь через чур навязчив,
Благородство – твой земной удел.
Так нередко будет. Не иначе
Мир для человека опустел.
Затаиться – самое простое,
Но труднее дать себе отчет,
В том, что начинание любое
Нас само собой не повезет.
Хорошо на свете, замечательно,
Приглядись и, наконец, пойми:
Счастье будет, будет обязательно,
Только будь сердечнее с людьми.
27 марта 1988
ЗАБЫТЫЙ
Проклиная красивые строчки,
Разошелся седой непоседа,
Перечитывая листочки
С позапрошлого, может быть, лета.
Успокоить его невозможно,
Больно долго дочурка не пишет,
Или почта ему, как нарочно,
Донести два письма не осилит,
Старику неудобно сгибаться,
Но себя одолев силой воли,
Начинает забытый стираться
Подвернувшейся пемоксолью.
И из крепости командирской,
Рукавом не мозолит глазницы:
Просто, может, дорогой неблизкой
Письмоносец к нему волочится.
Успокоившись, бросит рубаху
На скрипучую табуретку
И как самую малую птаху
В рот запустит от сердца таблетку.
30 марта 1988
Незавидная участь для поэта:
Сметать хулу обшлагом рукава
И выдавать за чистую монету
Свои опустошенные слова.
В корзину комкать собственную участь,
Бессонной ночью думать напролет,
Что есть на поворотах невезучесть,
Когда тебя инерция несет.
Бросать отождествление с природой
Для мелкой суеты людских хлопот,
Довольным быть бессмысленной работой
И мысленной, истратившей завод.
Белить, возить, стирать и покупать,
Растрачиваться в этой круговерти.
Добра и зла почти не различать
И путать адрес на лице конверта.
Не выбирают участь – есть дороги,
И если у тебя на полпути
Вдруг заболели стоптанные ноги –
Никто тебя не сможет донести!
1 апреля 1988
Надо что-то крушить,
Надо что-то менять,
А иначе не жить
И не писать.
Обезумев от скук,
Говоришь наугад:
Я уеду на юг,
Там все встанет на лад.
И весна как гипноз
Усыпляет тебя,
Чтоб тебе не пришлось
Осерчать на себя.
Тем не менее, ты,
Недоволен собой:
Мысли так же чисты,
Да порядок другой.
От затасканных слов
Оторвись на корню,
Непривычную новь
Вставь в основу свою.
Чтобы душу вело
От и над, под и пред,
Чтоб на сердце легло
Ощущенье побед.
Надо что-то крушить,
Надо что-то менять,
А иначе не жить
И не писать.
2 апреля 1988
Уходил за касатку плеч,
Словно ствол от винтовки, праздник.
Развивалась из редких встреч
Геометрия неприязни.
Вот уж радости не видать,
За безличьем пустых ответов,
Вот, чтоб времени не терять,
Добрались до одних приветов.
То ли новых друзей гурьба,
То ли новые впечатленья,
Превратили его в раба
Бессердечного поколенья.
Может это еще пройдет,
Улыбнется и руку подаст,
Не гадая на чет – нечёт,
Вспомнит наш бесподобный класс.
Что ж, и я подберу слова,
Я ведь речи вести мастак.
Подниму на средину «фа»
Заключительное «Вот так!»
Был и не был тот шумный праздник,
Память исколесилась в дым.
Я сегодня, как первоклассник
Подружится готов с любым.
4 апреля 1988
АПРЕЛЬ
Опять пришел апрель.
За окнами прохлада:
То лягут снегопады,
То запоет капель.
Лохматым воробьям
Прохожий бросит крошки
И школьник ставит рожки
Смеющимся друзьям.
Автомобиль скользит
По мокрому асфальту
И тормоз звуком альта
На проводах висит.
Закутан небосвод
Туманной непогодью.
Своей бетонной плотью
Проспект во всю встает…
И хочется вернуть
Ушедшие мотивы,
Но город, как строптивый,
Назад запутал путь.
6 апреля 1988
СКОРОГОВОРКА
Мне бы хлеба-
Сел бы в небо,
Кем бы не был –
Стал бы сербом.
Съел бы с слепу
С серпом репу!
8 апреля 1988
Устрашает меня страшная пурга,
На плечо ложится мне рука.
Я внимания не обращаю,
Кто за мной – и так знаю.
Как бы свесилась полынь,
Говорит: душу вынь,
Продолжает: полож,
К горлу будто нож.
Не боюсь, стою,
Жизнь свою
Не ценю.
8 апреля 1988
ПОЛЕТ НА ЗЕМЛЮ
Установка точная:
Надобно скорей
Через все побочное,
Отыскать людей.
Вылетает блюдице
В расписанье дня
По растущей улице
От ручья огня.
Три пилота в космосе
Карту теребят,
В змеевидном компасе
Курс найти хотят.
Марс, Венера… Жуткое
Направление:
Где-то между пунктами –
Приземление.
Там по веским доводам
Что-то водится.
Если верить опытам –
Спит и молится.
Хорошо бы встретиться
С умными людьми,
Ведь повсюду ценится
Интеллект Куми.
Поболтали б досыта
Восемь летных дней,
Обменялись б опытом
В части кораблей.
Как земля устроена?
Есть ли там моря?
Может быть откроют нам
Что такое «Зря»?
Или для содружества
Расшифруют нам,
Что такое «мужество»,
Созданное там.
Капитан командует:
Выключить мотор –
Блюдце тихо падает
В звездный коридор.
А когда Галактика
Нужная встает,
Двигатель Эраврика
В действие идет.
Зрелки напрягаются:
Вот она, земля.
На экране точками
Реки и поля.
Атмосфера чистая…
Это еще что?
Нечто неказистое
Прыгнуло в простор.
Вот вам и религия!
Видимо, давно
Действие активное
Здесь заведено.
Почему летят в эфир
Сто сигналов в ряд,
Огибают целый мир
И в пространство мчат?!…
Кажется, здесь все-таки,
Сбросив наш контроль,
Повзрослели отроки,
Действенные столь.
В общем дело ясное:
Курс пора менять,
Чтоб своим влиянием
Людям не мешать!
6 апреля 1988
ТАНЕ
Знаешь, Таня, я сегодня добр.
Но не снисхожденьем, ни хвалой,
Добр, как бывает добр тополь,
Облетевший белой пушиной.
Улеглось во мне давно бездушье,
Вызванное полнотой души:
Иногда заряженные ружья
Не стреляют в утренней тиши.
И тогда глубока тревога
Бороздит терзающийся ум,
А от этого бывает плохо
Может одному, а может двум.
Знаешь, Таня, я сегодня добр,
Но не снисхожденьем, ни хвалой,
Добр, как бывает добр тополь,
Облетевший белой пушиной.
Почему-то грустно мне сегодня,
Видно, это занесло с пыльцой,
А душа, она ведь не бесплодна,
Порастает всяческой травой.
И межа, что раньше проходила,
Зарастает пахотным бугром.
Только почва сердца неделима,
Из нее мы в нашу жизнь растем.
Знаешь, Таня, я сегодня добр,
Но не снисхожденьем, ни хвалой,
Добр, как бывает добр тополь,
Облетевший белой пушиной.
11 апреля 1988
Верность времени и себе –
Соль бытия любого.
Когда что-то рушится
В вашей судьбе,
Знайте: есть песня
В вашей трубе,
Как и заветное слово.
Если нетерпится вам сменить
Лопату на авторучку,
Если как раньше
Не можете жить,
А недосказанность
Вас страшит –
Пора заиметь внучку.
Это не будет в числе потерь,
Напротив, на ваши плечи
Ляжет восторг
Вечерних доверий,
Сказок, легенд
Про город Тверь –
Увидите, будет легче.
На перекличке нет многих лиц,
но не измена это,
Просто под пологом
Неба и птиц,
Колесо времени
Лишилось спиц,
Стала другой карета.
Если у вас еще выбора нет,
Мечется юность лихо:
Вы не волнуйтесь,
Придет ответ,
Только пока не брызнул свет –
Не утоляйте прихоть.
Вот вы бросаете карандаш,
А знания ваши – бедность,
Вы на себя
Намалюйте шарж,
Мигом пройдет
Всякая блажь,
Это и будет верность.
Верность времени и себе –
Это почти наука,
Не поклониться
Своей судьбе,
Быстро восполнить
Любой пробел,
Быть у пера и плуга!
13 апреля 1988
ЖЕНСКИЙ ПОРОДОКС
Однажды встретились два врага:
Один с цветами, другой с мечем,
У одного на лбу рога,
У другого – шляпа с пером.
Тот, что с рогами сказал: А ну,
Голову преклони,
Не то я тебя пополам согну!
Со шляпой сказал: Рискни!
Рогатый зубами иссек искру:
Вот я тебе задам!
Со шляпой сказал: В порошок сотру
И собакам отдам.
Вот они встали, бурля слюной
И вдруг ни с того, ни с сего
Рогатый сказал: Прости дорогой!
А в шляпе сказал: Ничего!
Долго б ученые шарили тут,
Разгадку ища концу,
ныне два дерева там растут,
Словно лицом к лицу.
А ответ был предельно прост:
Это из-за холма
Враз показались во весь рост
Анжела и Фатима.
18 апреля 1988
МАНИТНЫЕ БУРИ
Сегодня магнитные бури
Напали на наши мозги,
Больные сдыхают от дури,
Здоровые спят от тоски.
И кажется, в этом верченье
Заложен магический крест,
С которым и кровотеченье
Себе избирает Норд-вест.
Полярные души в расколе
И им в этот день не сойтись…
Гуляет небрежно на воле
Смагниченный в ноль каратист.
Чем дальше, тем уже и уже
Магнитное небо стает,
Боюсь, как бы не было хуже,
А то пол-Европы помрет.
И это не просто опаска,
Такое легко предвещать:
Сейчас подойдет свистопляска,
Где статуе не устоять!
19 апреля 1988
Я в ущелье чьих-то глаз
Провалился первый раз
И летел, летел бескрылый,
Пока в сердце не завяз.
Сердце приняло меня,
Все заботы отстраня:
Будешь у меня купаться
В речке страсти и огня.
Так летели день за днем,
Я насытился огнем
И рванулся что есть мочи
В душеносный водоем.
Улыбнулась мне душа:
Больно птичка хороша,
Засажу тебя я в клетку
Под присмотром миража.
Одичал я и оброс
И всегда один вопрос
Задавал всему живому:
Кто меня сюда занес?
И однажды от крови
Я узнал: Среди любви
Тонешь ты по своей воле
И на помощь не зови!
На стене тик-так, тик-так,
То ли друг, а то ли враг.
Помни, юность, ошибаясь,
Ты срываешься в овраг.
А чтоб не было беды,
Ты не бойся высоты:
Лучше плавать кораблями,
Чем садиться на плоты.
21 апреля 1988
НАШЕЙ ШКОЛЕ
Школу покидая навсегда,
Мы захлопнем выходные двери,
Чтобы собственной судьбой измерить
Через жизнь летящие года.
И не зная, в общем-то, дорогу,
Мы ее обязаны пройти.
Так шагнем же к югу и востоку
С солнечным биением в груди.
Давай, давай, не отставай –
Вперед, всегда вперед!
Строй города, леса сажай
И никогда не забывай,
Где начал свой поход.
Мы не раз вспомянем этот класс,
Непременно грустно улыбнемся.
Мы уходим, школа остается,
Хоть она немыслима без нас.
В тех же классах те ж учителя
Заведут привычные уроки,
Мы же встанем где-то у руля,
Чтоб сказать, что люди – это Боги!
Давай, давай, не отставай –
Вперед, всегда вперед!
Строй города, леса сажай
И никогда не забывай,
Где начал свой поход.
Может, мы виновны кое в чем,
Так простите, всякое бывало:
Школа нас наукой заполняла,
А в программе жизни – свой объем.
До свидания, карты и атласы,
Кабинеты, спальни и дворы.
Воспитателей учтя наказы,
Мы уходим открывать миры!
Давай, давай, не отставай –
Вперед, всегда вперед!
Строй города, леса сажай
И никогда не забывай,
Где начал свой поход.
28 апреля 1988
СТРАДАЮЩАЯ
Я устроилась неудобно,
Напролом себе иду,
Чтобы вскоре на месте лобном,
Умереть у всех на виду.
Теснота у меня в квартире,
Я мужа себе не беру,
Детей у меня четыре,
Но скоро уж я помру.
Тоска заглушила сердце,
Плесень встала в горле:
Не знаю куда мне деться,
Повеситься что ли?
Апрель 1988
Вы на поэзию глаз косите,
Называете школьника невезучим,
Что ж, не любите, но не судите
Ее, ведь кому-то от этого лучше.
Прозой напудрясь, стоите рядом,
Поэта считая ядром злополучий,
А ведь поэзия – это атом,
И кому-то от нее лучше.
Вы – географы. Вам примером
Служит делец Америго Веспуччи,
А стихотворца зовете отпетым,
Будто кому-то от этого лучше!
У вас все словами решается стойко:
Работа – за деньги, поэзия – дрянь!
Вам бы все мерить ценою тушенки:
Радости, горести и печаль.
Непрекращаемы ваши науки.
Дескать, дружище, кончай писать,
Ты – сибиряк, мол, трудяга русский,
Ну так работай, ети твою мать!
Но позвольте не согласиться,
Настоящее слово – нечастый случай,
И если кому-то от книг не спится,
Значит ему от этого лучше!
Апрель 1988
МОЕМУ ДОМУ
Березовые ветви наклонились,
Сок каплет, свою медленность копя,
А мне сегодня ночью,
Как и вчера приснились
Деревья обступившие тебя.
Прозрачный дождь весенний моет окна
И от стекла нет мочи отойти,
И у меня на сердце
В такой вот миг холодный
Рождается предчувствие пути.
А ветви ниже, ниже, дождь сильнее
В каком-то сочетании слились.
И я тебя люблю
Всей сущностью своею,
И дай мне Бог прожить такую жизнь!
С тобою мое детство неразлучно,
Ты в каждом моем сне опять встаешь.
Мне без тебя тоскливо,
А иногда и скучно.
Родимый дом, ну как ты там живешь?
Березовые ветви наклонились,
Сок каплет, свою медленность копя,
А мне сегодня ночью,
Как и вчера приснились
Деревья обступившие тебя.
4 мая 1988
ОТВЕТ (шутка)
Пятерочник Петров не выучил урока
И, в ожиданье, класс, разинув рты, застыл.
— Скажи же нам, отличник, ради Бога,
Был где-нибудь Наполеон или не был?
— Да, вроде, был, хотя не помню точно…
Денис Давыдов был, Нахимов вроде то ж.
На-по-ле-он… Ах, черт, вот как нарочно,
Он на траву какую-то похож.
— А помнишь Бородинское сраженье?
— Конечно, где-то около Орла…
Оно…оно…в семнадцатом столетье…
Ну там еще Перовская была!
Потом Москву китайцы захватили
И Карл Маркс об этом так сказал:
«Вот то ли дело люди с нами были,
Когда я в миномет ядро толкал!»
Иван Сусанин дал по шее гадам,
Возглавив партизанский эскадрон.
Тем временем, Суворов по Карпатам
Шел с войском, злою мыслью удручен.
Он был тогда полковником в отставке,
Толстого собирался навестить,
Ведь он еще в Калуге, на прилавке
Смог по дешевке «Пятницу» купить.
— А дальше что? – А дальше я не помню…
Там что-то, вроде, интернационал,
Добытый потом и буржуйской кровью.
Об этом даже Пушкин написал:
«Напрасно ждал буржуй несчастный…»
— Петров, Петров, остановись!
Ответ, Петров, прекра… ужасный!
К тому ж, неправильный… кажись.
8 ноября 1986 – 8 мая 1988
О МОЛЧАНИИ
Когда нет слов и взгляды молчаливы,
Мне хочется куда-нибудь уйти
И на любом истоптанном пути
Найти момент, в молчании красивый.
Глядеть и знать: все в мире повторимо
И главное: во всем есть свой резон.
Но только б не прошли красоты мимо
И не забылись, как минутный сон.
Я в обществе не выношу молчанья,
В природе без молчанья не могу.
Безмолвие – есть центр мирозданья,
Умышленный молчок – как дань врагу.
16 мая 1988
ПРО БЮРОКРАТА
У времени, у нашего
Немыслимые крылья:
Фантастика вчерашнего –
Сегодня стала былью.
А что сегодня кажется
Длиною в три Галактики,
Через сто лет уляжется
В умах любых детсадников.
У нас немало сорвано
В пучину безвозвратности,
Но вот она, но вот она,
из пережитков соткана
Пародия причастности.
Выходит бюрократище,
Под мышкой преет папочка,
Дай Бог вам всем, товарищи
Иметь такого папочку!
Выходит, улыбается,
Доволен сам собой.
Не каждому случается
Вот так идти домой.
Такси в минуту тормозит
И адреса не нужно;
Садится этот паразит
В такси, почти как в нужник.
Кряхтит и булькает живот.
Автомобиль срывается.
А что, как может, так живет
И ловко наживается.
Перелистает папок ряд,
Метнет распоряжение,
Глядишь, уже рубли звенят
В егонны сбережения.
А если хлюпнет кто чего
В защиту демократии,
Не станет выгонять его –
Возьмет себе в приятели.
И снова будет красть и крыть
Упорно и беззвучно.
Никто не сможет победить
Его собственноручно.
Однако, времена идут
Без скидок и без ласки
И наши дети уж прочтут
Про этих гадов сказки.
18 мая 1988
ТРИ КОНЯ
На дороге три коня
И одна уздечка.
Кто же вывезет меня
Через жизни речку?
Я коней не тороплю,
Мысли собирая,
Кто поймет печаль мою
От конца до края?
Я судьбу не дорешал,
Ну и пусть как будет.
Тот которого седлал –
Выбор мой рассудит.
Через речку плыл да плыл,
А на середине
Конь горячий мой остыл,
Захлебнулся в сини.
Мне пора идти взахлеб,
Вышло мое время,
Вдруг ко мне кто-то подгреб,
Подвернулось стремя.
Выезжаю, брызги в сноп,
Радость горло душит.
Переплыл я жизнь. Но стоп!
Вот и смерти лужа.
Подлетает третий конь,
Гривой трет колени,
А за ним уже огонь
И чужие тени.
20 мая 1988
ВЫПУСКНИКИ
Я, без тяги к сказкам
Свой рассказ лучу:
Ну их, все окраски
Эпистоляров, жаден и мелочуг.
Им бы шорты тереть скамейкой,
У меня ж совершенно другое задание:
Изловчиться из самой заброшенной копейки
Выстроить новое – не хуже любых дизайнеров.
Да и что рассуждать на трезвую голову,
Мир созерцая в положении вертикальном?
Я без тяги к сказкам делю поровну
Рифмы, рассказы и неизвестные тайны.
Если есть что сказать,
Знать, молчание скрывает уйму.
Ссохшиеся губы – не облизать,
Не сосчитать мыслей сумму.
Я – выпускник, давность моя, вот она,
Не измеряюсь еще числами юбилеев.
Когда-то давным-давно было охота нам
Вырасти в эту пору как можно быстрее.
И сейчас нет желания в детство кануть,
Но мир по-другому в глаза пылесосится.
Годы раньше времени старятся и вянут,
Время настойчивее их в форму просится.
Завтра день — двадцать пятое, май, как обычно,
Ничего особенного, все в пределах относительности,
Однако колотится пульс до того истерично,
Что как бы не вышло какой-нибудь непредвиденности.
24 мая 1988
Я начну все с самого начала,
Голый след оставлю на песке.
Солнце во мне жажду раскачало,
Зарево улыбок обнимало –
Все в резерв последнего пике!
Обмотался честью и любовью,
Променял листы на цвет листвы,
Перешел от грусти к многословью,
Изменил проблемы и условья –
Выбросил себя из головы.
И, на всякий случай, окунулся
В реку осмысленья с головой.
Потерял сознанье, а очнулся,
Посмотрел вокруг и покачнулся:
Это ведь не я, а мир – другой!
27 мая 1988
МЫ ДО…
Крамольный недруг всеоружно,
Бывает, сламывает нас,
И мы идем, ему послушно,
В завесу времени и глаз.
Седьмое чувство изменяет,
И мы глухи, и мы – слепы,
А кто-то наше «Я» срезает,
Легко и просто, как грибы.
Ступая медленно сначала,
Мы постепенно входим в спесь:
Нам вечно мало, мало, мало
Уже того, что у нас есть.
И мчимся мы, и нет оглядки,
За нами прошлое кадит.
Мы мелочны, порочны, падки,
Но в каждом сквозь затворы плит,
Без направления скользит
Рейс первый, рейс без пересадки.
31 мая 1988
РАССВЕТ НАД ТОМЬЮ
Встает рассвет беззвучен, полусонен,
Охватывая светом горизонт.
Он так невыразим и так огромен,
Как вечность перед ним текущих вод.
Поочередно с ветром реют птицы,
Безудержностью будят берега,
И на душе такая блажь творится,
Что волосы взъерошены слегка.
Здесь навсегда с моей смешались кровью,
Похожие на радужный привет,
Река, красиво названная Томью
И нежностью придуманный рассвет.
19 июня 1988
За десять лет меня чему-то научили,
И слава Богу – есть на то закон.
Я обошел глубины все и мели
И загрузил в себя сто книжных тонн.
Затем, чтоб в мелких буднях человечьих
Мне знать пришлось куда держать рули,
Затем, чтоб в бурных реках скоротечных
Сломить меня потоки не смогли.
Май 1988
Я не буду печален и сонен,
Зиму всю напролет, Фатима,
Потому что к печали не склонен,
Это склонна к печали зима.
Май 1988
Мой шумный город, что с тобой?
Ты ночью плачешь светом,
Ты днем становишься седой,
С рассветом – мнишься негром.
Ты поступаешь хорошо,
Тепля свои заводы?
Ты небо дымом вводишь в шок,
Фенолом травишь воду.
Коню проходу не даешь,
Мосты штурмует скорость.
Ты – бешеная молодежь
И старческая пропасть.
За парки, скверы город стал
Горой стоять сосновой,
Но невзначай дерзая, взял
И все согнул подковой!
Мой шумный город, чем тебе
Не нравится просторность?
Ведь ты в асфальте огрубел
И потерял набожность!
6 июня 1988
ПОСЛЕДНЯЯ ШКОЛЬНАЯ ПЕСНЯ
Вот и лето,
Песня спета,
Дребезжит конец куплета.
Замусолились секреты,
Потеряли вид.
Тучи низко,
Счастье близко,
В красоте – моя прописка,
В ней всегда есть доля риска
Для людских обид.
Пусть не скоро
Новый город
Распахнет, как ветер шторы
Неуемные просторы
Для моей души.
Люди – птицы,
Им носиться
Там, где что-то состоится.
Для одних – это в столице,
Для других – в глуши.
Мне вначале
Снились дали,
Но недавно перестали,
На их месте засверкали
Люди, города.
Но не даром
В сердце атом
Разлетается набатом:
С нами вечно будут рядом
Милые места.
Так что лето,
Жди привета.
Наша песня разогрета,
Ну а если и допета,
Стоит ли тужить!
Рядом с нею
Заалеют
Громкозвучностью своею
Песня песни веселее –
Так и будем жить.
25-26 июня 1988
День погас, сомкнулись крыши,
Тучи небо обнесли
И душа все выше, выше
Улетает от земли.
Это сном еще не числят,
Но и явью не зовут.
Вперемежку чувства, мысли
Друг за дружкою встают.
И как будто настороже
Каждый шорох и шумок.
День закатом подытожен
И отправлен за порог.
Что теперь терзаться даром,
Все прошло и будет вновь,
Жизнь не выкуришь затягом
И не кончится любовь.
Июнь – 27 сентября 1988
ПАРОДИЯ НА СТИХОТВОРЕНИЕ «АРИОН»
Я надругательства не скрою,
От вас мне нечего скрывать:
Нырял я в «ризу» с головою
И умудрялся выплывать.
Но как-то раз «челнок» сломался
И риза вышла велика,
Я долго вынырнуть пытался,
Но вылезла одна рука.
Тут не до гимнов, не до песен,
И солнце глаз не веселит.
Кто-то сказал, что мир наш тесен?
Где этот древний паразит?!
30 июня 1988
Любая песня – сердца яд,
Что душу долго точит.
Я перед теми виноват,
Кем не был в сталь заточен.
Я раб страстей, привычек друг,
Злым словом уязвимый,
Мне темп дает сердечный стук,
К беззвучью нетерпимый.
Мне муха – слон, мне слово – речь,
В глазах и свет и снег.
Хочу ломать, люблю беречь,
Я – просто человек!
8 Июля 1988
Лицо исполосовано усталостью,
Пришедшей на закате маеты,
И трудно угадать с какою яростью
Назавтра за дела возьмешься ты.
Слезами ли станок омолодишь свой,
Иль с силой изломаешь карандаш,
А может непомерно мощной мышцей
Кому-то невиновному поддашь.
В сердцах не совладаешь сам с собою
Сорвешь улыбку с губ своей жены,
Иль, сев в автомобиль, ее – вдовою
Оставишь без сознания вины.
Тобой обескуражен будет каждый
И в этом смысле подло поступив,
Ты от работы отойдя однажды,
Окажешься бессовестно ленив.
И, позабыв усталости истому,
Когда-нибудь ты все-таки поймешь,
Что в жизни все должно быть по-другому
И труд как раз в усталости хорош.
8 июля 1988
Я разметался в три моста
По жизненным невзгодам,
И подо мной бурлит вода
Сильнее с каждым годом.
Я не спокоен, как всегда,
Открыт ветрам и штормам.
К моей звезде моя беда
Все ближе с каждым годом.
Не усмотреть за строем глаз
Единственной опоры.
Бык пустоты бежит на нас,
А мы – тореадоры.
Июль 1988
Здравствуй, Оля. Извиняюсь
За вторжение такое.
Что стою? Понять пытаюсь
Говорить ли мне с тобою.
Мне хотелось песню сложить
Будто я все тот же, но
Все, что можно подытожить –
Кем-то раньше учтено.
К другу я еще, бывает,
Обращаюсь: как мне быть?
Только сердце остывает,
Пустоту нельзя любить.
Горьким словом или звуком
Не обмолвясь ни при ком,
Называю тебя другом,
Сам считаясь дураком.
Гроб ли, сила ли какая
Переменит стать мою,
Но пойму, что ты – другая,
Чем которую люблю!
13 июля 1988
Что-то дождь перестал веселиться,
Барабаня по окнам и крышам,
Может с пеклом ушел помириться,
За то, что назвал его рыжим?
И первая радость людская
Сменилась большим огорченьем:
За что же жарища такая,
Доколь запасаться терпеньем?
Сибирское лето в разгаре,
Дождь в отпуск ушел на пока
И в небе ни гроз, ни аварий,
А просто текут облака.
15 июля 1988
Сколько б в жизнь ни окунался я,
В поисках реки истолкованья,
Всюду вижу против бытия
Чьи-нибудь великие деянья.
С другом прогоняя скукоту,
Иногда внезапно замечаю:
Радость, как охранник на посту –
Разум не пускает за версту,
Оттого и ветреность такая.
Но в конец измученный трудом,
Прозреваешь, как ударом с неба:
Жизнь сама заботится о том,
Чтоб на чувствах не висело пломб,
Человек спокоен чтобы не был.
Сколько б жизнь ни обвивала нас
Скукою, безверием, обманом,
Все равно такой приходит час,
Когда сердце, разорвав пластмасс,
Снова возникает первозданным!
19 июля 1988
Ты меня любила, я с тобой встречался,
Вместе с другом ветром, ночью приходя.
Но однажды как-то мой товарищ верный
Вышел на свиданье, только без меня.
Ты кусала губы, ты ломала руки,
За полночь уж стрелки время отнесли
И под утро, злая, ты ушла поспешно,
Отлупив дорогу теплым сапожком.
Письма мои скоро под огнем свернулись,
Гнев твой испытали и дары мои.
А я спал в кровати бледный, изможденный.
Надо мной стояли белые врачи.
19 июля 1988
Я иногда устаю от работы
Так, что спины не могу разогнуть,
Мне в такой день ничего не охота,
Кроме желания лечь и уснуть.
Август 1988
ЭЛЕГИЯ
Как видно, ливень зарядил надолго,
Таким дождям ограничений нет.
Тоска в душе. Приемник без умолку
Несет какой-то информационный бред.
Аэропланы-мухи надоели,
Перекрывая график свой раз в шесть,
А я лежу в разбросанной постели,
Не поднимаясь даже чтоб поесть.
По выходным работаю и в будни,
Валюсь под вечер, как пшеничный сноп
И только для того, чтоб где-то люди
Однажды об меня разбили лоб.
Задумал я дойти бесповоротно
До храма неизмученной души.
А сердце к ребрам так прижалось плотно,
Как будто хочет самовольно жить.
Как будто для него упасть под ноги
Совсем не страшно, пара пустяков.
А все затем, чтоб сыпались упреки
На без того невыносимый кров.
Да, грудь больна! Но разве в этом дело?
В конце концов, неизлечимы все:
Душа не извлекается из тела,
Но любит поскулить и побузеть.
2 августа 1988
Все, что переживается,
Где-то в нас остается
И словно нитка тянется,
Тянется, но не рвется.
Звонкими спицами кружит
День, уносясь навек.
Всем, кому не был нужен –
Я – не человек.
Август 1988
СОНЕТ 1
Уста молчат, придумавши покой,
Рука лежит, сославшись на усталость,
Как будто этот жребий вековой
И на меня направил свою алчность.
И как бы собираясь пристыдить,
Забрал слова, способные лучиться.
Но мне ли о немилости скорбить,
Когда вокруг меня такие лица!
Не будь друзей, кто знает что тогда
Я думал бы и как бы был настроен,
А с ними я – бетонная плита,
Как раньше весел, бодр и спокоен.
Уж такова людская баламуть:
В солидном – ноль, а в незаметном – суть.
6-11 августа 1988
БАЛЛАДА О СМЕЮЩИХСЯ ГЛАЗАХ
Не первый день, не первый раз
К тебе я подходил
И в середине черных глаз
Усмешку находил.
Не понимал к чему она,
Просил твоей руки,
А ты, в меня взглянув до дна,
Сжимала рот в тиски.
Летели дни от холодов
До солнца и назад
И вырос я из пацанов,
Ты вышла из девчат.
Бывало, слышу – ты идешь,
Бегу наперерез,
А ты с хитринкою взглянёшь
И снова – наотрез.
Я плакал ночи напролет,
Не понимая сам,
Зачем во мне любовь живет
К смеющимся глазам.
Ты повод не давала мне
Для ревности слепой
И мне поэтому вдвойне
Не мил был свет людской.
И вот однажды, сердце сжав,
Я девушку нашел
И, свои чувства оболгав,
Домой ее привел.
Но чуда не произошло:
Душа не обрела
Того, с кем было бы тепло
Без летнего тепла.
Тогда я бросил стыд и срам,
Пошел к тебе и вдруг,
Веселья не придав глазам,
Ты вышла на мой стук.
И робостью своей тогда сказала все как есть,
Моя любовь, моя беда,
Мечта моя и честь.
Я знаю много разных мест
Веселых и пустых,
Где можно повстречать невест
Пока что холостых.
Но если б хоть одна из них
Была мила как ты,
Я (не подумайте, что псих) –
Шагнул бы с высоты!
7 августа 1988
У церквей колокольная память,
Ее звонче не сыщешь нигде,
Она каждая вздрогнуть заставит,
Нерушима в своей высоте.
Когда Русь ликовала победу,
Церковь молча сидеть не могла
И летел по бескрайнему свету
Перезвон от чела до чела.
Но и в тяжкую нашу годину,
Подбодряя страдающий класс,
Звон медную бросив малину,
На битвы выталкивал нас.
Пусть нет ни Богов, ни Олимпа,
Церковные стены, как суть
Становятся краше нам, либо
На что-то большое зовут.
9 августа 1988
СОНЕТ 2
Когда огонь теплится – не беда,
Он друг мечтам и для раздумий пища,
Беда, когда на лучшие места
Приходим лишь в моменты пепелища.
Таких утрат бессчетное число
Ведет нас на границы покаянья,
И только там мы видим, как мало
В сравненьи с ним любое начинанье.
И чтобы жизнь не изменила ход,
Мы новые венки себе готовим,
А все, что вместе с нами не умрет,
В себе, увы, не так уж часто ловим.
У жизни есть незримая черта,
Пред ней обыденность – за нею красота.
11 августа 1988
Когда огонь мерцает – не беда,
Ему любые домыслы – излишни,
Беда, когда на лучшие места
Приходим лишь в моменты пепелища.
За рвом непредсказуемых утрат
Все чаще эти будут опозданья,
Когда и радость встречи – невпопад
И убежденья – в урну покаянья.
Что делать, так устроена земля:
Меняется она и нас меняет,
А жизнь, как недолитая бадья –
И пьет дожди, и где-то протекает.
Зато чего бы стоил наш удел,
Когда бы мир порою не был сер?
11 августа 1988
СОНЕТ 3
Когда-нибудь мы вызволим себя
Из рамок повседневности и быта,
И, сбросив власть металла и тряпья,
Уйдем туда, где многое забыто.
Для каждого в отдельности оно
Появится и обольет рассветом,
Одни свой день перенесут в кино,
Другие отдадут себя поэтам,
Но в красоте отчетливо всплывет,
Связующим звеном нерасторжимо
Та часть души, которая живет
Вполне обыкновенно и незримо.
За веком век преображает нас,
Но самое родное – без прикрас.
23 августа 1988
ЖИЗНЬ
Жизнь – нужда, рассвет и холод,
Жизнь, когда тебя не ждут,
Жизнь, когда струя за ворот
И до встречи пять минут.
Жизнь, когда пока не знаешь
Где себя приобретешь,
Жизнь, когда во сне летаешь,
То есть явственно растешь.
Когда двойка тянет ранец,
Или мяч летит в окно,
Когда девушку на танец
Вызвать хочется давно.
Сада цвет и запах яблок,
Мшистый коврик сосняка,
И любовь, как след от санок,
Запорошенный слегка.
Неглубокая обида –
Это тоже жизни сеть,
Когда радости не видно
И охота умереть.
Восемь лет, пятнадцать, тридцать…
Сердце будто ЭВМ,
Не рискует ошибиться,
Даже если врет совсем.
Сентябрь 1988
СОНЕТ 4
Мне скоро в армию. Уйду без сожаленья.
Какая разница, где молодость пройдет.
В моей груди всего лишь три влеченья,
Четвертое на службе прорастет.
Не дорешал чего-то – так оставлю,
О новом дне заботясь наперед,
Не доковал характер – переплавлю,
И армия характер докует.
Прочту на лицах невоенный хаос
И улыбнусь, соотнеся с собой,
И буду счастлив, что не им досталось,
А мне переодеться в непокой.
Таким манером стану рядовым,
Себе на радость и на зависть им.
2 сентября 1988
Потому запечатляет
Каждый взгляд и всякий звук,
Жизнь, случайной не бывая,
Даже став сплошными «вдруг»!
3 сентября 1988
ГРОЗА
Не зная что такое горе,
Нельзя изведать радость встреч:
Так кораблю плевать на море,
Пока его не схватит смерч.
Тепло и молния влекут
На эстафету память нашу
И губы речи донесут,
Зрачки – движения покажут.
И тополя при расставанье,
И запах елочной тоски,
И птиц смышленых щебетанье
Через тепло чужой руки.
И блеск озер закамышенных,
И свет проснувшегося дня,
Посредством молнией пронзенных
Зрачков из неба и огня.
6 сентября 1988
Я ничто изменить не смогу,
Но рука не зависнет смятенно
В устремлении к потолку.
Будет жизнь моя обыкновенна,
Только тленна не будет она.
И не станет подобием сна.
Я себя на стихи изведу,
Для того, чтобы чувствовать в слове
Неподдельную красоту
Даже самых обычных условий.
Сентябрь 1988
АНЖЕРСКАЯ ЭЛЕГИЯ
Мне пора на работу налечь,
Чтоб смятенье забыть,
Чтобы быть как все.
Коль игра стоит свеч –
Я смогу полюбить
Все, что чуждым казалось досель.
Завещанием слышится звон.
Дайте мне молоток,
Поднесите зубило концом
И два эти певца запоют в унисон:
Вот и весь металлический рок.
Мои грубые вымыслы в нем.
Сентябрь 1988
Слова подбирались когда-то давно,
Как розы на поле широком,
Но так, видно, в жизни заведено:
Что было нам злом до конца не дано –
Когда-то выходит нам боком.
Красой упиваясь, не думай мудрить,
Все рядом пройдет очерёдно,
Никто не подскажет как правильно жить,
Чтоб сердце за пазухой не износить,
Любви не растратить бесплодно.
Сентябрь 1988
СОНЕТ 5
Прости меня, я долго жил один
Среди всего, что жизнь преподносила
И под ее ударами, как клин
В себя был вогнан с небывалой силой.
И потому мне часто свет не мил,
Хоть я всегда шагаю в авангарде.
О, сколько я мучительно любил
И сколько недооценил в азарте!
Пускай – бурьян, моя шальная речь,
Коснется чьих-то душ и станет ясно:
Жизнь тем быстрей пытается истечь,
Чем больше мы с ее струей согласны.
Не каждый день мы мыслим о себе,
Но каждый день плюсуется к судьбе.
14 сентября 1988
Начинается осень,
Листва опадает беззвучно,
И деревья стоят
Одиночества полны и сна.
Я люблю эту пору,
Когда от дождливости скучно,
Но зато на уме
Освеженная мысль ясна.
Мне до дома идти,
Замечая причуды природы,
После смены не раз
Приходилось, но нынче не то:
Запах ветра и луж,
Состоянье осенней погоды
Отдается во мне
И подолгу звучит как в пустом.
Может это любовь,
Когда сердце нелепо тоскует
И желанья полно
Перейти в неживучую плоть.
Или память опять
Обнаженные ветви забудет
И вечерний уют
Вместе с стаями птиц пропадет?..
15 сентября 1988
ТЫ
Ты – небо осени моей,
Тоской объятое и хладом.
Тобой я раньше был богатым,
Теперь тобой – я всех бедней.
Ты отлучилась навсегда,
Забыв безмолвное согласье.
Ты – мое хмурое ненастье
И моя падшая звезда.
Я временами глух и нем,
Пока во сне тебя не встречу.
Ты своим взглядом, как картечью
Мне крылья выбила совсем.
Пуская я жил не так как надо,
Мне этот грех простит судьба,
Любая старая тропа
Всегда репейником чревата.
Ты – сумрак юности моей,
Пятно без права на стиранье.
Ты – непогасшее сиянье
Давно разбросанных огней.
19 сентября 1988
Эту ночь не одну
Мы с тобой проведем под луною,
Понимая шумы,
Обращенные вовсе не к нам.
Слышишь, где-то цикада
Стрекочет сонаты запоем,
Посвященные ночи
И чьим-то неспящим глазам.
Будут медленно плыть
Эти необъяснимые звуки,
И тебя и меня
Захватив в шумовое кольцо.
Ты закроешь глаза.
Я возьму твои нежные руки
И почувствую рядом
Твое дорогое лицо.
Я проснусь на плече
И тихонько открою ресницы;
Как не хочется мне
Расставаться с твоей теплотой!
Солнце будет сверкать,
Небо будет доверено птицам,
Ты же будешь цвести,
Словно первый цветок полевой.
19 сентября 1988
БАЛЛАДА О НЕВЕРНОСТИ
Облака на востоке
Пеленали закат.
Вдоль железной дороги
Возвращался солдат.
За плечами котомка,
На ремне котелок,
Под фуражкою ломко
Темный волос залег.
Без надежды на встречу,
Шел солдат неспеша.
Опустились на плечи
Сорок два этажа.
Он любил, расставаясь,
Но в письме как-то раз,
Не моля, а прощаясь
Завершился рассказ.
На вокзале шумиха,
Как везде и всегда,
От шуршанья и крика
Не слыхать поезда.
И махнувши рукою,
Повернулся солдат:
«Доберусь сам собою
Как-нибудь, наугад!»
Вот подходит он ночью
К дому с окнами в сад.
Всю неверную почту
Вынимает солдат.
Без излишнего чувства
Бросил все на порог,
И на сердце так пусто,
Будто и не живет.
А наутро при свете
Птицы клюнули в дверь,
Приглашая невесту
Посмотреть свою серь.
Но она не застыла,
Не закрыла лицо,
Просто все, что там было,
Замела под крыльцо.
И, фаты не снимая,
Она к мужу ушла.
Месяц медленно таял,
Начинались дела…
27 сентября 1988
Ты вышла из ворот,
Махнула мне и вот,
Бегу тебе навстречу без оглядки.
В глазах твоих стоит
Мой искаженный вид,
Но ты довольна – значит все в порядке.
И снова вдвоем мы по парку идем,
На листьях опавших читаем,
И запах хвои вперемежку с дождем
Вдыхаем, как будто листаем.
В вечерней тишине
Ты что-то скажешь мне,
В глазах мелькнет подобие загадки.
Под первою звездой
Я стану сам не свой,
Ты улыбнешься – значит все в порядке.
И будет лететь окрыленная ночь,
Меняя цвета в силуэты,
А месяц-рогач, нам желая помочь
Прикроется тучей-газетой.
5 октября 1988
Ты хочешь не взглядов
И даже не слов:
Тебе бы сватов
Под отчий кров.
Тебе б колокольчик
На снежной дуге,
Да несколько строчек
На потолке.
Глазами и ищут
И ждут, но ты
Пронзаешь крышу
Прямей звезды.
И толков много
На карауле,
Но вот как током
Тебя стегнули.
Теперь не сверлишь,
Огня полна,
Глазам не веришь,
Слеза видна.
В неводный омут –
Без ног, без сил,
А он как вогнут
В проем стропил.
Берете руки,
Идете вдаль:
Живите, други,
Крутись, педаль!
6 октября 1988
На траве отпечаток следа,
Это чье-то хождение мимо.
Под откос укатилась звезда –
Это чья-то лихая година.
На пороге ведро — это гроб
Для воды индевелой и талой.
Я хочу, в этих разностях чтоб
Дополнения недоставало.
6 октября 1988
Я верю: все может случиться опять,
Я знаю: так в жизни бывает,
Когда уже нечего в жизни терять,
А сердце стучать продолжает.
Безудержным светом стирая года,
Появишься и встрепенешься
И там, где в судьбе намечалась беда,
Ты к счастью лицом повернешься.
И пылок и юн, предпочтешь умереть,
Чем жить как нужда заставляла
И будешь по-новому мыслить и петь,
Но этого все-таки мало!
Октябрь 1988
ПАРАДОКС
Чего не вернешь, то исчезло,
О чем позабыл, то прошло.
Но сколько же нам, интересно,
В утратах таких повезло?!
О ТРАТАХ И ПРИОБРЕТЕНИЯХ
Неумно тратить деньги сходу,
Умней – не тратить вообще,
Но если каждую субботу,
На траты проявлять охоту-
И так устанешь от вещей.
Приобретай всегда и всюду,
Приобретай везде и все:
Когда добра накопишь груду,
Тогда поймешь, что ты – осел!
17 октября 1988
АЛЛЕГОРИЯ
Очень старая история:
Завершается четверг,
«Рак» над нашей территорией
Свистнул словно человек.
По цепочке, по разбросанной,
С талисманом над землей,
Полумраком забинтованный,
Опускается покой.
И в окно метелью просится,
Обезвреживая сон,
Бесконечная бессонница –
Наших мыслей почтальон.
19 октября 1988
ЗА ФУК
(Басня)
Однажды мыши собрались под вечер
И налетели на кота,
Он сразу же проснулся: Вы куда?
А мыши хитрые, мол мы на свое «вече».
Кот завалился спать, когда ж проснулся утром –
Готов был разорвать любую мелюзгу!
Вот так мы иногда доверимся врагу,
А он нас шашечным уничтожает фуком.
Однажды мыши собрались под вечер
И навалились разом на кота.
Он сразу же дошел к чему такая суета,
Но глубоко заснул, решив, что это «вече».
Кот завалился спать, когда ж проснулся утром,
Готов был разорвать любую мелюзгу:
Вот так мы иногда доверимся врагу,
А он и нас сожрет и осрамит обитель.
Октябрь 1988
Случилось так, что я попал сюда,
Неведомый и мало кем любимый,
Еще стихами бредили уста,
Еще светил тоской необъяснимой
Мой юный взор.
Но начинался день
И я спешил приняться за работу
И тайно начиналось в сердце что-то
Вне времени, вне формы и вне стен.
Октябрь 1988
В жизни может многое случиться,
Даже что и не предполагал:
То вдруг в сердце кто-то постучится,
То придется с близкими проститься
И уйти с рассветом на вокзал.
В жизни может разное забыться.
В шутку или ради чистоты,
Можно неожиданно влюбиться,
Или на кого-то обозлиться,
Даже оборваться с высоты.
В жизни не бывает поперечин,
Вся она сплошная от и до:
Мы себя молчанием калечим
И в конце концов нам просто нечем
Понимать какие мы и кто.
Октябрь 1988
ПЕСНЬ УШЕДШЕМУ ДНЮ
Не золота прошу, не серебра,
К чему мне благородные металлы!
Прошу вернуть ушедшее вчера,
Хочу увидеть то, что отблистало.
Хочу обратно сердцем испытать
И запах трав, и взгляды, и забавы,
Могу все состояние отдать
И даже часть ненаступившей славы.
Берите все, что есть, но дайте песню,
Пропетую кузнечиком тогда,
Верните день, не новый, не воскресный,
А тот, который сгинул без следа.
Я в будущем себя не нахожу,
Я в прошлом весь, от имени до вздоха.
Пусть я великой песни не сложу,
Но дайте мне из прошлого хоть кроху!
21 октября 1988
ЛЮБОВНАЯ ИСТОРИЯ
Задумчивый, у ели
Я целый день стою,
Как будто в самом деле
Я так люблю хвою.
Не в этом, братцы, дело,
А в том оно, как раз,
Что девушка посмела
Меня ужалить в глаз.
До самого сердечка
Дошел любовный яд,
Растаял словно свечка
Мой каменный агат.
Я целый день погожий
Ее везде искал
И вдруг один прохожий
Мне на ухо сказал:
«За баламутной речкой
тебя девчонка ждет,
Там есть одно местечко,
Где елочка растет».
Я, позабыв про тропы,
Помчался к тростнику,
Быстрее антилопы
Я переплыл реку.
Но видно доля злая
Смеялась надо мной:
Кругом себя взираю –
Нигде души живой.
Такое наважденье
Со мной не первый раз.
Я все в одно мгновенье
Представил без прикрас.
Кукушка куковала
В закатной полумгле
И вдруг обидно стало
И очень больно мне.
Она своим обманом
Обидела любовь,
Что ж, медлить я не стану,
Наворочу делов.
Я подобрался к дому,
Подслушал разговор
И в голосе знакомом
Услышал я задор.
Петух заснул глубоко,
Подруги разошлись,
И тут я ненароком
Возьми и появись.
Она не ожидала
Такого «Се ля ви».
Ну что ж, начнем сначала
Историю любви.
21 октября 1988
КАЛЕКИ
На дороге три калеки
Счетоводством занялись:
Сколько пушкинский Онегин
Ел и спал за свою жизнь.
Первый крикнул что есть мочи:
У Евгеши на счету
Где-то пятьдесят две ночи,
А ел он тыщу раз в году.
А второй перебивает:
— Погоди нести ты вздор,
Он ведь утром засыпает
И храпит до этих пор!
Нет, погодь, друзья-калеки
Третий молвил, как умел:
Ведь написанный Евгений
Вообще не спал, не ел.
Так поссорились, подрались
И безмолвно разошлись.
Утром снова повстречались –
И опять про чью-то жизнь.
Так, что день – то новый вывод
Умудренных сединой.
У двоих глаза на выкат,
Третий шлепает губой.
Почему они такие?
Видно истина проста:
Коли головы пустые –
То и немолчны уста!
12 ноября 1988
Не верю второму чуду,
Если первое не сбылось.
Но все же надеяться буду
И пусть разбивают посуду,
Те, кому сладко жилось.
Мне не к лицу суетиться,
Да и к чему это, право,
Если захочешь влюбиться –
Отыщешь и место и право.
Хочу доверяться минуте,
Себя красотой ослепя.
Эй, вы, не жалейте посуды,
Как я не жалею себя!
Бывает на сердце скверно,
Не верится и не ждется,
Но счастье придет непременно
И с ним целый мир вернется.
А тем, кто грезит Москвою,
Таблетками лечит простуду,
Желаю уюта в четыре слоя
И пусть разбивают посуду.
К чему потакать обиде,
Бессмысленно это и глупо:
Радость в истинном виде –
Совсем не такая, как рубль.
Вот тут и основа века,
Без отдыха шпарить буду,
А те, у кого на все картотека,
Где счастье ютится под буквой «омега» —
Пусть разбивают посуду!
12-24 ноября 1988
Вдоль стены заводской
Я иду не спеша
И под первой звездой
Освежает душа.
Хоть и труден был день,
Но прошел он не зря,
Оттого набекрень
Слезла шапка моя.
Ничего мне не жаль,
Даже наоборот.
Ночь накинула шаль,
Будто милого ждет.
Под ногами, хрустя,
Подминается снег.
Может годы спустя
Молодой человек
Будет так же идти
И насвистывать вальс,
Будут дети расти
Так же, как и сейчас.
Ничего мне не жаль,
Лишь бы знать наперед,
Что в счастливую даль
Наша песня дойдет!
19 ноября 1988
ЭТЮД В РОЗОВЫХ ТОНАХ
Ваши мне слова как ветер в поле –
Слегка обвивают меня и радуют.
Безумство опять навалилось что ли,
Или может просто я ласки жаждаю?
Не простые это, наверно, речи,
Если я после них шевелюру путаю,
Если мне после них настолько легче,
Что готов в рукопашную с Чудою-юдою.
И не слышу шума, под взглядом ежась,
Просто силы и разума почти лишаюсь,
Это что-то новенькое пришло, похоже,
Благоговею, радуюсь и не стесняюсь!
20 ноября 1988
ТАКОВ УЖ ЧЕЛОВЕК
Все о себе, да о себе,
Таков уж человек.
В какой-то узенькой избе
Проводит он свой век.
То слезы льет, то смехом пьян,
То водку пьет, то сок.
То в чем-то видит он изъян,
То в том же самом – прок.
Бывает от любви с ума
Почти готов сойти,
А иногда кричит: «Чума,
Счастливого пути!»
Закутан, выйдет на мороз,
Еще бы шубы три,
А когда счастлив – так бы снес
Штафетину двери.
На праздник если приглашен,
Здесь нужен глаз да глаз,
А то полезет на рожон –
Получит или даст.
И вспоминая этот день
Зальется хохотать,
Потом вдруг вспомнит про ремень,
Полезет под кровать.
В кино заснет и захрапит,
А как зажжется свет –
Вполне приличный примет вид,
Мол, это был сосед.
Душа, как водится, грешна
И плоть попросит плоть.
Он скажет: Ты мне так нужна,
Об стенку бейся хоть!
А как запляшет ребятня,
Таков уж человек, —
Он будет то живей огня,
То тихим словно снег.
Работать будет словно волк,
И деньги принесет,
Но скоро станет одинок,
И – рыбою об лед.
Закрутит новые рули,
Свернет за поворот,
И чтоб застукать не смогли –
На тещу наорет.
То, ни с того и ни с сего,
Запьет почем зазря.
Под бормотанье: «Ничего…»
Измерит все «моря».
Таков уж, видно, человек,
Иного не дано:
Возьмет – повысит интеллект,
Так быстро, как в кино.
И речи умные толкать
Поступит в институт.
Все скажут: Ну ни дать ни взять,
Совсем рехнулся, шут.
Проучится он года два
И скажет как-то раз:
Болит, чертовка, голова,
Я дальше, братцы, пас!
Но все же выудит диплом,
Таков уж человек,
И вспомнит он, что был отцом
Двух маленьких калек.
Приедет, робко позвонит,
В волненьи кашлянет,
Жена увидит кто стоит
И на руки падет.
Он будет интеллектуал,
Получит три двери,
Которые пообещал
Под скромное: не ври.
И заживут они тогда,
Таков уж человек,
Как не мечтали никогда
Никто в двадцатый век.
20 ноября 1988
НОСТАЛЬГИЧЕСКИЙ РОМАНС
Мне рано заветы писать
И все-таки хочется чтобы
Врун слова не мог прокричать,
А злой излечился от злобы.
Не только вращенье земли
Года наши прочь удаляет,
Ведь недруг порой хуже тли
Все соки из нас выпивает.
Один опоздал на урок
И сел под насмешки и ругань,
Другой мчал не чувствуя ног,
Каким-то злодейством напуган.
Все это по жизни идет
Снаружи почти беззаботно,
Но кто знает сколько пройдет,
Пока скрытный станет свободным?
Душа – это не пластилин,
Она скорей хрупкая ветошь.
Вот ты предо мною один,
И вряд ли мне на слово веришь.
Ты будешь хитрить и шутить,
От темы такой убегая,
Ведь жить для тебя – только жить,
Без всякого ада и рая.
Не буду тебя убеждать,
Не стану до бешенства спорить.
Мне хочется слово сказать,
Но может быть лучше не стоит.
20 ноября 1988
Я безумством это не зову,
Видимо, с подвохом все в порядке.
Когти рву, как рвал траву,
Не во сне, а наяву
Я с своей судьбой играю в прятки.
Бедная, не знает где искать.
По ее гнилому расписанью
Я бы должен уставать,
Сразу падать на кровать
И взрываться бесподобной бранью.
А, к тому же, думала она
Оцепить меня сплошным упадком,
Что бы, глядя из окна,
Не искал себе рожна,
Словом, привыкал к ее порядкам.
Но, как говорится, кукиш вам
За такие тщетные заботы.
Лучше все, что есть отдам,
Буду с горем пополам
Корчиться с субботы до субботы.
Ничего, что некуда идти,
У меня в башке — свои дороги.
Так что, милая, прости,
Нам с тобой не по пути,
А иначе, обломаю роги!
23 ноября 1988
Отступать уже поздно,
Я настроился сам
На волну обаяния Вашу,
Оттого так тревожно,
Неуютно сердцам,
Что у них не поставлено стражи.
Я, вполне может быть,
Поступаю нелепо,
Так обманчив в своем поведении:
Если снова любить
Мне доверило небо,
Значит это опять на мгновение…
Пахнет именем цех.
Этим греясь теплом,
Я в работе кипуч и навязчив,
Ну а Вы не из тех,
Кто гордится добром
И тушуетесь в каждой удаче.
Вы повсюду одна,
Как живая вода,
И, конечно, способны на большее.
Вот и нету мне сна,
Вот и светит звезда
Все сильней, все больней, все тревожнее.
Я иду без сигналов,
От любви в стороне,
Тем не менее, жарко до пота.
День всегда одинаков,
Как часы на стене,
Разной может быть только работа.
И всесильная мысль
Разметала гнездо,
Там, где надо бы чувству вселиться.
Мне бы броситься ввысь,
Обернуться звездой,
А потом Вашим взглядом родиться!..
23-24 ноября 1988
Что не успел, то не успел,
К чему о том тужить?
Кругом и так хватает дел
И есть кого любить!
23 ноября 1988
Мне не до слов и не до дел,
Я сам себе в уме
Чего-то большего хотел,
Чем то, что я сумел.
Я от невзгоды простывал,
В мечтах не спал ночей,
Но я и не предполагал,
Что год так быстр, а мир так мал
В обычности своей.
Такая уж в природе есть
Цепочка аксиом:
Ребенок – бесконечен весь,
А взрослый – точно гном.
Дороги разные в пыли
Я обновлять любил,
Теперь кукую на мели,
Гребу руками ил.
Но не жалею ни о чем,
Ушедшем в никуда.
В пятнадцать – рвем,
В семнадцать – ждем,
Но все – не навсегда!
Ноябрь 1988
Пустынная площадь,
Огни не горят
И дождь так бесформенно льется,
Под зонтиком двое,
Целуясь стоят,
Никак им, влюбленным, неймется.
Но я не о том,
А о том, что за ними
Желтеет стена двухэтажного дома,
Там некогда жил
С родными своими
Один мой давнишний знакомый.
Он рано вставал,
Не будил никого
И шел на работу за час до начала.
«Невыгодный муж» —
Жена так его
Толь в шутку, а то ли всерьез величала.
И хоть целый день
Он был вне своих стен
И дома его настигала усталость,
Он целые ночи
Подолгу умел
Не спать. Ну и что же с ним сталось?
Пустынная площадь.
Окончился дождь
Но солнце уже показало улыбку.
Вот так же и он
Появился точь-в-точь
Взъерошено и по мальчишески зыбко.
Я знаю его,
Он известный теперь
И так же как раньше прост и обыден
Но в призме своих
Побед и потерь –
Он новое время увидел!
23 ноября 1988
СОВМЕСТНОЕ
Гляжу я на небо, на яркие звезды
И вижу то время, как желтый листок,
Упавший на белую снежную простынь –
Вот так же и я был тогда одинок.
А за окном промелькнет вдруг лицо,
Чей-то далекий мне образ напомнит.
Прямо раздетый пойду на крыльцо:
Нет, это ветка в обман меня вводит.
Колышется ветка, идет снегопад,
Пустынное поле тоску навевает,
Зачем так чувствительно птицы молчат
И так отрешенно собака не лает?
Быть может не стоит ночами сидеть
И ждать когда кто-нибудь думы развеет,
А взять и как лист – от всего улететь,
Ведь он оторвавшись – живет, пока реет.
Ноябрь 1988
Не крушись о горестях напрасно,
Если в жизни существует май,
Значит можно думать о прекрасном,
Сквозь разлуки, боли и печаль.
Безрассудным быть и оптимистом,
Иногда лениться и дурить,
А на небе бесконечно чистом
Радуги и тучи находить.
Ноябрь 1988
Задрожали дома, содрогнулась душа,
Взрывы где-то грохочут что ли?
Или просто по сердцу прошла межа,
Нечто важное режа в доли.
Ни к чему афоризм, уходящий вдаль,
Можно запросто так обсказаться:
Карандаш – это мы, наша жизнь – это сталь,
Нас точащая, чтоб расписаться.
Не дома ходуном, им чего, дуракам –
Как поставили — будут томиться.
И не взрывы щекочут пятки горам,
Это нам самим не стоится!
7 декабря 1988
Что-то важное очень-очень
Подступило, сказать не могу;
Я всегда вот так, между прочим,
Уступаю любовь врагу.
Во мне, кажется, нету права
Кому-то себя навязать,
Ведь если прикинуть здраво –
Любовь, почитай, забава,
Где может любой играть.
Что-то важное очень-очень
Подступает, сказать не могу,
Это, видимо, сердце хочет
Не остаться у вас в долгу.
Но по правилу одиноких,
Ему права на то не дано
И, рождаясь, сгорают строки:
Только вспышка и вновь — темно.
Что-то важное и простое
Подступило и нету сил
Совладать со своей душою,
О которой почти забыл.
Вновь она о себе трезвонит:
Осмотрелась и ожила
И к чему-то такому клонит,
Чему даже любовь мала!
7- 11 декабря 1988
СМУТЬЯНКА
Однажды Васька-кот,
По случаю большого выпивона,
Зашел в соседский огород.
Его заметила бездельница ворона.
— Лови его, лови! Бей пьяного кота!
Так закричала она, горло надрывая,
Тут из-под ближнего куста
Сорвался пес, свирепствуя и лая.
А кот, не будь дурак, — и, прыг на городьбу,
Ворона же геройски опустилась.
А пес, чтоб не испытывать судьбу,
Прыг на нее, и как она не билась,
Как не пыталась оправдаться,
Пес ощипал ее и гордый вон пошел:
Не смог поймать вора, так хоть предлог нашел
С виновницей тревоги расквитаться.
7 декабря 1988
В этой жизни не очень то долгой,
Я, похоже, приют не найду;
Вот возьму, обернусь серым волком
И в тайгу непременно уйду.
Там намного спокойней и тише,
Там природное сплошь естество.
И уж если я в городе выжил,
Мне в лесу не грозит ничего!
9 Декабря 1988
Стрелки сделали круг,
Детство кануло в прошлое.
Но оставила люк
Суета суматошная.
То и дело туда
Опускаюсь по памяти.
Теорема проста:
Мы всегда чем-то заняты.
Время мчит во всю прыть,
Забывается малое.
Все торопятся жить
И вернусь ли к началу я?..
Декабрь 1988
Говорят, все в мире тленно,
Но не верю я:
Это лишь обыкновенный
Фокус бытия!
12 декабря 1988
СОЖАЛЕНИЕ
Улетает последнее чудо,
Незаметно, как маковый цвет.
Я, наверное, скоро забуду
Детства самый великий секрет.
В том секрете и сосны и звери,
И в тени еле слышный ручей.
Там любые закрытые двери
Привлекают загадкой своей.
Улетает последнее чудо
Так таинственно и нелегко,
И, похоже, я выйду оттуда,
Как из моря когда-то Садко.
13 декабря 1988
ХОЧУ ПЕТЬ БЕЗ НОТ
Веришь ли, мы многого не знаем
И совсем не по своей вине,
Вот зимой узоры на стекле
Результатом холода считаем.
А ведь, если глубже заглянуть,
Явное становится подлогом:
Те узоры служат лишь предлогом
Настроенье в гору подтолкнуть.
Или, если кто-то улыбнулся,
Доверяя нам свои глаза,
Мы спешим самим себе сказать,
Что, мол, просто взгляд о нас споткнулся.
И не знаем, чувствам на беду,
Цену мимолетному свиданью,
А потом, уже при расставаньи,
Молимся на яркую звезду.
Видишь ли, мы неучи во всем,
И тому причина – наши годы.
Чем взрослей, тем больше смотрим в ноты
И все заунывнее поем!
13 декабря 1988