Герметический свод
Духовное государство Аура Руса — реальность завтрашнего дня. Май 2005г.
27.08.2020Отрывки из герметических трактатов
22.09.2020ПЭМАНДР — пастырь человеческий
Однажды размышлял я о существах; мысль моя реяла в высотах, и все телесные чувства застыли словно в тяжелом сне, последствии насыщения, излишеств или утомления. Мне почудилось, будто огромное существо без определённых очертаний по имени звало меня и говорило мне: «Что хочешь ты услышать или увидеть, чему хочешь научиться и чего узнать?» Я сказал ему: Кто же ты? Он отвечал: «Я Пэмандр — верховный разум. Я знаю, чего ты хочешь, и я с тобою повсюду.» И я сказал: «хочу быть сведущим в тварях, постигнуть их естество и познать Бога». — «Прими в свой ум всё, что ты хочешь знать, я научу тебя», сказал он. При этих словах он изменил свой облик, и тотчас всё открылось мне в одно мгновение, и увидел я зрелище необъяснимое: всё претворилось в нежный и приятный свет, чарующий взоры. Вслед затем опустился, колыхаясь, страшный ужасающий мрак. Мне привиделось, будто мрак превращается в какое-то неведомое естество, влажное и трепетное, издающее, дымясь, словно огонь, какой-то зловещий шум. И раздался оттуда вопль, как будто голос огня. Святое слово снизошло из света в природу, и чистый огонь взметнулся из влажной природы к высотам; он был тонок, проницателен, и в тоже время деятелен. И воздух, по лёгкости своей, последовал за огнём; от земли и воды он поднялся к огню и там как-будто повис. Земля и вода пребывали в смешении, и нельзя было различить землю с водою, и поколеблены были они дыханием верховного Слова.
И сказал мне Пэмандр: «Что означает это видение?» — «Я научусь этому» — отвечал я. «Этот свет, — сказал он, — Я, разум, твой Бог, предтеча влажной природы, выходящей из мрака. Лучезарное Слово, исходящее от разума, сын божий». «И что же?» — молвил я. — «Узнай: то, что видит и слышит в тебе, есть Слово Господне; Разум же — Бог Отец. — Они неотделимы один от другого, ибо единство — их жизнь». — «Благодарю тебя», — отвечал я. — «Постигни же свет и познай его.»
Говоря так, он долго глядел мне в лицо, и я трепетал от взора его; и по знаку его, увидел я в уме моём свет и его неисчислимые могущества, порождение бесконечного мира и приведение в равновесие огня, содержимого в рьяной силе. Это постиг я из слов Пэмандра.
И так как я был в обомлении, он прибавил: «Ты созерцаешь в уме своём первичный образ, предтечу безграничного начала». Так сказал мне Пэмандр. — «Откуда, — возразил я, — явились стихии природы?» Он сказал мне: «По воле Бог Он же взяв Разум (Слово) и видя в нём строй и красоту, построил мир по этому образцу, со стихиями, исшедшими из него же, и зачатками душ. Разум, Бог мужской и женский. Он же есть жизнь и свет, порождает словами другой творческий разум, Бога огня и дыхания, который образовал в свой черёд правителей, в их круги заключил чувственный мир и стал им править посредством того, что называется судьбой.
Слово или разум божий устремилось вскоре от низших стихий и примкнуло к творческой мысли, ибо они одного естества. И низшие, неразумные стихии оставлены были в состоянии простой материи. Творческая мысль, соединённая с разумом, охватив круги и придав им быстрое вращение, возвратила создания свои к себе и установила круговорот от начала к концу, как между двумя недоступными гранями, ибо там, где всё кончается, всё начинается вечно. И повелел Разум, да произведёт круговращение низших стихий бессловесных животных, лишённых рассудка, воздух понёс летучих, вода же плавающих. Земля и вода отделены были одна от другой, ибо так повелел Разум; и земля извела из недр своих содержащихся там животных, четвероногих, пресмыкающихся, зверей диких и домашних. Но Разум, Отец всех, он же есть жизнь и свет, породил челове-ка, подобного себе самому, и возлюбил его, как собственное дитя. Красотою воспроизводил он образ Отца, и Бог возлюбил воистину свой собственный образ и вручил ему всех тварей. Но человек, размыслив над делом творения, захотел творить в свою очередь и разлучился с отцом, вступая в область творчества. Полновластный, он задумал дело сотворения братьев своих, и те полюбили его, и каждый из них уподоблял его своему положению. Тогда, зная своё естество и участвуя в их природе, захотел преступить он грани кругов и превзойти могущество, что зиждется на огне.
И этот властитель мира и смертных существ, лишённых рассудка, через гармонию и мощную преграду кругов, явил низшей природе прекрасный образ Бога. Пред этой дивной красотою, в которой все силы семи правлений сочетались с подобием Бога, природа улыбнулась от любви, ибо увидела она красоту человека в воде и тень его на земле. И он, заметив в воде отражение своего собственного облика, возгорелся любовью к нему и захотел обладать им. Усилие последовало за желанием и зачата была форма, лишённая рассудка. Природа охватила возлюбленного своего и окутала его всего, и соединились они обоюдной любовью. И вот почему, один из всех существ, живущих на земле, человек двойственен, смертный телом, в своём естестве же бессмертный; превосходя гармонию мира, он раб своих оков; мужеский и женский, как его Отец, и превышая сон, он под властью сна.»
Чарует меня эта речь, — молвил тогда мой ум. А Пэмандр сказал: «Вот тайна, скрываемая доныне. Природа, соединясь с человеком, произвела удивительнейшее из чудес. Он состоял, как я сказал тебе, из воздуха и огня, подобно семи начальникам гармонии; природа не остановилась и произвела семь человек, мужчин и женщин, высшего строя, сообразно семи правителям.» «О Пэмандр, — воскликнул я, — продолжай, любознание моё усугубляется.» — «Умолкни же, — молвил Пэмандр, ибо не кончил я мою речь.» — «Молчу», — отвечал я.
«Порождение этих семерых человек, как сказал я, произошло таким образом: земля явила женское естество, вода — произрождающее начало, огонь доставил жар, воздух — дыхание и природа произвела тела человеческого вида. Человек получил от жизни и света душу и разум; душа явилась к нему от жизни, от света же разум. И все части чувственного мира пребывали так до полного развития начал и родов. Теперь выслушай остальное, желаемое тобою услышать. И тогда период закончился, всемирная связь расторгнута была волею Бога; ибо все животные, вначале двуполые, одновременно с человеком разделились и образовались самцы с одной стороны и самки с другой. Тотчас же Бог изрёк своё святое слово: возрастайте в произращении и умножайтесь в приумножении, и всё моё деяние и творенья мои; и да знает обладающий разумом, что он бессмертен, и что причина смерти есть любовь к плоти и да познает он все существа.
И при этих словах Провидение соединило четы, по законам необходимым и гармоническим, и установило произрождения. И все существа размножились по родам, а тот, кто познал самого себя, пришёл к совершенному благу; но тот, кто в заблуждении любви, возлюбил тело, тот и остался блуждающим во мраке, из-за чувств подвластный условиями смерти.» — «Какова же, — воскликнул я, — великая ошибка невежд, что из-за неё они лишаются бессмертия?» — «Кажется, — ответил он, — не понял ты того, что слышал; не велел ли я тебе поразмыслить?» — «Я размышляю, — сказал я, — и вспоминаю, и благодарю тебя.» — «Если ты обдумал, скажи мне, почему пребывающие в смерти достойны смерти?» — «Потому что наше тело происходит от той угрюмой мглы, откуда вышла влажная природа; поэтому и тело, построенное в чувственном мире, кладезь смерти.» — «Ты понял, — сказал он, — почему тот, кто размышлял над собою, идёт к Богу, как сказано божественным словом?» Я возразил ему: «Потому что из жизни и света состоит Отец всех вещей, от него же родился человек.» — «Благие слова, — сказал он, — Бог и Отец, от которого родился человек, — свет и жизнь. Если же ведомо тебе, что произошёл ты от жизни и света и состоишь из них — пойдёшь ты в жизнь.» Таковы были слова Пэмандра. — Скажи мне ещё, о Разум, как я могу войти в жизнь», — сказал я. И ответил мой Бог: «Человек, обладающий разумом, да познает себя самого в бессмертии сущего.» — «Итак, не все люди обладают разумом.» — «Благие слова, — сказал он, — подумай, о чём говоришь. Я, разум, присутствую у святых, у добрых, у чистых, у милостивых, у благочестивых. Моё могущество в помощь им и тотчас познают они все вещи и призывают Отца с любовью, и к нему обращают молитвы, благословения и хвалы, ему подобающие, и прежде даже, нежели покинуть тело своё смерти, ненавидят чувства, деяния которых им ведомы; или, вернее, я, разум, не допускаю свершиться деяниям плоти. Словно привратник закрываю я вход деяниям дурным и постыдным, отвращая желанья. Но что касается безрассудных, порочных и злых, завистливых и корыстных убийц нечестивых, я далёк от них и предаю их демону-мстителю, он же изливает в чувство их проницающий огонь, толкает их всё больше ко злу, чтобы усугубить их кару и беспрерывно растравляет их страсти ненасытными желаниями, пытает их невидимый враг и живёт в них неугасимое пламя.»
«Ты научил меня всему, чего я желал, о Разум; но просвети меня ещё в том, как совершается восхождение.» На это Пэмандр сказал: «Сначала тление материального тела предаст его составные части превращениям; видимый облик становится зримым; (личный) нрав, теряя свою силу, предаётся демону, чувства возвращаются сообразно к своим источникам и расплываются в силах (мира). Страсти и желания возвращаются в неразумную природу; остальное возносится через гармонию, покидая в первой стадии свойства роста или ущерба, во второй — сноровку зла и уже бессильную хитрость; в третьей — иллюзию, отныне не властную над желаниями, в четвёртой — тщеславие власти, отныне неудовлетворимое; в пятой — нечестивую надменность и безрассудное дерзновение; в шестой — привязанность к богатствам, теперь бесплодную; в седьмой — коварную ложь. И избавленный таким образом от деяний гармонии (мира), он является в восьмую стадию, сохраняя лишь свою личную сущность и поёт с существами гимны в честь Отца. Пребывающие там ликуют с ним, а он, уподобленный им, внемлет мелодичному голосу сил, которые превосходят восьмую природу и воспевают хвалы Богу. И тогда стройно возносятся они к Отцу и примыкают к силам, и, ставши сами силами, рождаются в Боге. Таково конечное благо для обладающих знамением — стать Богом. Чего же ты теперь ожидаешь? Ты научился всему; надлежит тебе указывать путь людям, да спасёт Бог через тебя человеческий род.»
Сказавши так, Пэмандр присоединился к силам. А я, благословляя Отца всех вещей и воздав ему молитву, воспрянул укреплённый им, постигнув природу вселенной и великое видение. И начал я проповедовать людям красоту религии и Знания. О народы, земнородные люди, погружённые в опьянение, дрёму и Неведение Бога, стряхните ваши чувственные оковы, очнитесь от вашего оцепенения.
Они услышали и собрались вокруг меня. Я же заговорил: «Почему, о земнородные люди, предаётесь вы смерти, когда дозволено вам достигнуть бессмертия? Придите в себя, шествующие в заблуждении, изнывающие в не-ведении, бегите мрачного света, причаститесь бессмертию, отступив от тлена.»
И одни, насмехаясь, устремлялись в путь смерти; другие, припадая к ногам моим, умоляли их научить. И я, воспрянув, стал руководителем человеческого рода, наставлял их моими речами на путь спасения. Я засевал в них слова мудрости, и питаемы они были водою амброзии (бессмертия); когда же настал вечер, и померкли последние проблески солнца, я призвал их к молитве. И совершив евхаристию (дела благочестия), каждый вернулся к себе на ложе. А я начертал в себе повесть благостыни Пэмандра и, обладая предметом желаний моих, почил исполненный радости. Дремота тела произвела прояснение души, мои сомкнутые очи лицезрели истину, плодотворное молчание принесло в своём лоне всевышнее благо, наречённые слова были семенами благ. Вот благодать, высказанная мною от разума моего, т. е. от Пэмандра, верховного ума; так через божест-венное вдохновение овладел я истиной. Вот почему всей душою моею и всеми силами благословляю я божественного Отца:
Свят Бог, Отец всего сущего,
Свят Бог, чья воля совершается его могуществом.
Свят Бог, восхотевший быть познанным теми, что принадлежат ему.
Свят ты, создавший бытиё словом твоим;
Свят ты, чей образ являет природа.
Свят ты, не сотворённый природою.
Свят ты, который сильнее всякой силы.
Свят ты, который превыше всякого величия.
Свят ты , который превыше всякой хвалы.
Прими чистую, словесную жертву души и сердца, устремленных к тебе,
о Неназываемый, Неизреченный, призываемый в молчании.
Услышь мое желание не уклониться от знания, доступрно моему существу,
укрепи меня и исполни этой благодати, чтобы я просветил пребывающих в невежестве людей,
моих братьев, твоих сыновей.
Верую в тебя и свидетельствую: я иду к жизни и свету.
Будь благословлен Отец.
Твой сын хочет быть святым с тобою,
поскольку ты дал ему полную власть.
II. Вселенская речь
Диалог Гермеса с Асклепием [до нас не дошедший].[Название до нас не дошло]
1. Гермес: Все движущееся, о Асклепий, не движимо ли оно в чем-то и чем-то?
Асклепий: Несомненно.
Гермес: Движущееся, не есть ли оно обязательно меньше, чем место движения?
Асклепий: Обязательно.
Гермес: Двигатель, не сильнее ли он, чем движимое?
Асклепий: Конечно.
Гермес: Место движения, не есть ли оно обязательно противоположной природы, чем природа движимого?
Асклепий: Да, разумеется.
2. Гермес: Этот мир так велик, что нет тел больше его.
Асклепий: Я согласен с этим.
Гермес: И он плотный, ибо он наполнен большим количеством тел или, скорее, всеми телами, которые существуют.
Асклепий: Это правда.
Гермес: Мир это тело?
Асклепий: Да, это тело.
Гермес: А подвижен ли он?
3. Асклепий: Вне сомнений.
Гермес: Каким же большим должно быть место его движения и какой природы? Разве оно не должно быть больше, чем мир, чтобы он мог в нем двигаться и не быть ни стесненным его узостью, ни остановленным в своем движении?
Асклепий: Это нечто очень большое, о Триждывеличайший.
4. Гермес: И какой природы? Природы противоположной, не правда ли, о Асклепий? А природа, противоположная телу, есть бестелесное.
Асклепий: Я согласен с этим.
Гермес: Итак, место бестелесно. Но бестелесное есть или нечто божественное, или Сам Бог. Я называю божественным не то, что сотворено, но то, что несотворенно.
5. Если бестелесное божественно, то оно обладает природой вечной сущности […]; если же оно Бог, то оно есть нечто иное, чем сущность (Менар: выше субстанции). С другой стороны, оно познаваемо, и вот каким образом: Бог есть для нас первый предмет мысли, хотя Он и не есть предмет мысли для Себя Самого, ведь предмет мысли воспринимается органами чувств мыслящего. Таким образом, Бог не есть предмет мысли для Себя Самого, ибо в Нем мыслящий есть не что иное, как обмысливаемый предмет, так что он мыслит Сам о Себе.
6. Для нас же Он есть нечто иное, и поэтому мы Его постигаем. А если пространство есть предмет мысли, то не как Бог, но как пространство. Если даже принять его за Бога, то не как пространство, но как энергию, способную вместить в себя все. Но все подвижное движется не в движимом, но в неподвижном. Движитель также неподвижен, так как он не может разделить движение движимого (Скотт: абзац испорчен).
Асклепий: Как же, о Триждывеличайший, мы видим здесь движение движимых, разделенное их движителем? Ведь ты говорил, что блуждающие шары планет движимы шаром неподвижным.
Гермес: Это не разделенное движение, но противодвижение. Эти шары движутся не в одном и том же смысле (Скотт: направлении), но в смысле противоположном. Это противостояние придает движению постоянную точку равновесия (Менар, Скотт: сопротивление),
7. поскольку сопротивление есть конец движения. Блуждающие шары звезд движимы в противоположном смысле к шарам неподвижным. Их движение противоположно и приводит через сопротивление к тому, что они противостоят друг другу, и иначе быть не может. Ты видишь эти две Медведицы, созвездия, которые не заходят и не восходят, вращаясь вокруг одной точки? Как ты полагаешь, подвижны они или неподвижны?
Асклепий: Они подвижны, о Триждывеличайший.
Гермес: А какое у них движение, о Асклепий?
Асклепий: Они бесконечно вращаются вокруг одной и той же точки.
Гермес: Вращение вокруг одной точки есть движение, удерживаемое неподвижностью точки. В итоге вращение препятствует удалению, удаление удерживается вращением [предложение: вероятно, искажено). Противоположение этих двух движений порождает стойкое состояние, все время удерживаемое взаимными сопротивлениями.
8. Я приведу тебе земной пример этого, видимый невооруженным глазом. Посмотри, например, на плавание человека или животного; противодействие ног и рук делает человека неподвижным и не позволяет ему быть унесенным течением реки или утонуть.
Асклепий: Это сравнение очень ясное, о Триждывеличайший. (Скотт: текст искажен.)
Гермес: Таким образом, всякое движение порождено неподвижностью и в неподвижности. Так, движение мира и всего животного материального не приходит извне тела, но рождено изнутри наружу чем-то умопостигаемым: душою, духом или каким-либо иным бестелесным началом. Тело не может двигать то, что одушевлено, оно не может двигать даже тело неодушевленное.
9. Асклепий: Что ты хочешь сказать, о Триждывеличайший? Древо, камень и все прочие неодушевленные тела не двигают сами себя?
— Гермес: Разумеется, нет, о Асклепий. Не само тело, а то, что находится внутри тела движителя неодушевленного предмета, — вот общий движитель несущего тела и несомого предмета. Поэтому никогда неодушевленное тело не может двигать иное неодушевленное тело. Каждый движитель одушевлен, поскольку он производит движение. Видно также, что душа отягощена, когда ей приходится нести два предмета. Становится очевидным, что всякое движение производится чемто и в чем-то.
10. Асклепий: Но движение должно быть осуществлено в пустоте, о Триждывеличайший.
Гермес: Не говори так, о Асклепий. Ничто сущее не пусто уже по одной причине своего существования. Во Вселенной нет пустоты. Только небытие пусто и чуждо существованию. То, что есть, не могло бы быть таким, какое оно есть, если бы оно не было преисполнено существования. То, что есть, никогда не может быть пустым.
Асклепий: То есть, нет вещей пустых, о Триждывеличайший, например, пустой вазы, пустой бочки, пустого колодца, короба и иных подобных вещей?
Гермес: Это величайшее заблуждение, о Асклепий. Ты принимаешь за пустые вещи совсем полные и совершенно заполненные.
11. Асклепий: Что ты хочешь сказать, о Триждывеличайший?
Гермес: Воздух — это тело?
Асклепий: Да, это тело.
Гермес: Разве это тело не проникает во все, не заполняет все, во что оно проникает? Разве каждое тело не состоит из четырех стихий? Все, что тебе кажется пустым, полно воздуха и, как следствие, четырех стихий. И наоборот, можно сказать, что то, что ты считаешь полным, есть пустое от воздуха, потому что присутствие иного тела не позволяет воздуху занять то же место. То есть предметы, которые ты называешь пустыми, в действительности следует назвать полыми, ноне пустыми, ибо они существуют и полны воздуха и духа.
12. Асклепий: На это нечего ответить, о Триждывеличайший; воздух есть тело, и это тело проникает повсюду и заполняет все, куда проникает. Но что же мы можем сказать о месте, в котором движется Вселенная?
Гермес: Оно бестелесно, Асклепий.
Асклепий: А что же такое бестелесное?
Гермес: Ум (Менар: Ум и смысл, охватывая друг друга…), который полностью содержит в себе сам себя, свободный от всякого тела, избавленный от заблуждений, бесстрастный и нерушимый, недвижимый и постоянный в себе самом, содержащий все сущее и сохраняющий все в существовании, от которого, как лучи, исходят Благо, Истина, прообраз духа (Стобей: архетип Света), прообраз души.
Асклепий: А что же такое тогда Бог?
Гермес: Бог (не) есть ничто из этого, но он есть причина существования всего сущего в целом и каждой вещи в отдельности.
13. Он ничего не оставил в небытии; все сущее берет свое начало из того, что существует, но не из того, что не существует: вещам несуществующим не присуще прийти к существованию, но в их природе заложена невозможность чем-либо стать. Природа существующих вещей, напротив, — в невозможности перестать быть (Фестюжьер: не мочь не быть (текст явно искажен)).
Асклепий: Что ты имеешь в виду, когда говоришь «однажды больше не быть»?
14. Асклепий: Так как же ты определяешь Бога?
Гермес: Бог не есть Ум, но причина существования Ума, Он не Дух, но причина существования Духа, Он не Свет, но причина существования Света. Два имени, которыми нужно чтить Его, подходят только Ему и никому более. Никто из тех, кого называют богами, никто ни из людей, ни из демонов ни в коей мере не может быть назван благим: это определение подходит только Богу одному; Он есть Благо и не что иное. Все иные существа не способны содержать природу Блага; они суть тело и душа, и нет в них места для Блага.
15. Благо равно по величию существованию всех вещей телесных и бестелесных, чувственных и умопостигаемых. Таково есть Благо, таков есть Бог. Посему не говори об ином существе, что оно благое, — это святотатство; и не говори о Боге, что Он есть нечто иное, чем Благо это тоже святотатство.
16. Все употребляют слово «Благо», но никто не понимает его значения, поэтому никто не понимает также, что есть Бог, и по причине этого незнания благими называют богов и некоторых людей, хотя они не могут ни быть благими, ни такими стать. Благо неотделимо от Бога, так как оно есть сам Бог. Всем иным бессмертным богам дают имя Бога (Скотт: имя «благие», полагая, что для них будет честью носить определение, принадлежащее Богу), как почетное звание. Но для Бога Благо не почетное звание, это Его природа. Бог и Благо суть одно и то же, вместе они составляют единый образ, от которого происходят все иные вещи; ибо Благу присуще все отдавать и ничего не получать. То есть Бог дает все и не получает ничего. Бог есть Благо, и Благо есть Бог.
17. Его другое имя — «Отец», по причине его роли Творца Всего; ибо Отцу присуще творить. Вот почему наивысшей и наиболее священной ролью в жизни мудрецы считают рождение детей, и наибольшим несчастием и наибольшим грехом закончить человеческую жизнь, не родив детей. Уклонившиеся от исполнения этого долга будут наказаны демонами после смерти. Наказание их таково: их души осуждены на вхождение в тела, которые не суть ни мужчины, ни женщины, — это проклятая вещь (судьба) под солнцем. Потому, о Асклепий, не завидуй тому, у кого нет детей, но, напротив, оплакивай его несчастие, зная о наказании, которое его ожидает.
Но на этом остановимся, о Асклепий: То, что я сегодня тебе изложил, есть начальное знание природы вещей.
III. Священная речь Гермеса Триждывеличайшего
1. Гордость всего сущего. Бог, божественное и Природа божественная. Начало всего сущего есть Бог — и Ум, и Природа, и материя, — поскольку Он есть мудрость для проявления Всего. Начало священно, и оно есть Природа, энергия, Необходимость (анагкэ), завершение (телос) и обновление.
Был бесконечный мрак над бездной, и вода, и Дух тонкий и разумный, и все это содержалось в хаосе божественным могуществом. Тогда вспыхнул святой огонь и стихии (Менар: из-под песка вышли стихии…), отделившись от влажного вещества, сгустились… и все боги разделили зарождающуюся Природу.
2. В то время как все было неопределенно и неоформлено, легкие стихии отделились от иных и устремились вверх, а тяжелые установились как основание под влажным песком, вся Вселенная была разделена на части под воздействием огня и подвешена так, чтобы она могла быть движимой Духом. Небо появилось в семи кругах, и боги предстали пред взором в форме звезд со всеми своими созвездиями (Менар: …характерами, и звезды были посчитаны…), и небо было определено вместе с богами, которые суть в нем. И воздух окружил внешний круг, несомый в своем круговороте божественным Духом (Скотт: И небо начало вращаться вокруг божественного воздуха).
3. И каждый бог, согласно своему могуществу, совершил деяние, которое ему было предопределено. И родились твари четвероногие, и пресмыкающиеся, и твари водные, и твари крылатые, и всякое зерно плодотворное, и трава, и нежные побеги разных цветов, и все имеет в себе семя возрождения.
…И породили они также поколения человеческие, дабы знали они божественные произведения и созерцали энергию Природы; множество людей, дабы они царили над всем тем, что есть под небом, и знали Благо, дабы росли в размере и умножались в количестве; и дабы все души, вселённые во плоть бегом круговых богов, дабы все души эти созерцали небо, бег небесных богов, божественные творения и энергию Природы, дабы различали Благо, дабы знали могущество Бога, дабы научились отличать добро от зла, и дабы постигали все полезные ремесла.
4. Их жизнь и мудрость с самого начала управляются бегом круговых богов и ими разрешаются (Скотт: …в стихиях). И предопределено им приобретать мудрость, и трудиться на земле, и созидать великие памятники и предоставлять их времени для разрушения и для обновления. И все поколение одушевленной плоти и семян фруктов, и все творения тленные будут разложены и обновлены Необходимостью, и обновлением богов, и периодичным круговым движением Природы, которой управляет число. Божествен Порядок мира и его природное обновление, ибо и сама Природа размещена в божественном.
IV. Кубок, или Единство
Гермес к Тату
1. Гермес: Творец сотворил весь этот мир, не руками, но Словом. Нужно представить Его существующим ныне и вечно, как автора всего сущего, Единственно-Сущего, который создал вещи Волею Своею. В этом Его тело, которое не есть ни осязаемо, ни видимо, ни измеримо, ни протяженно, ни похоже на какое-либо иное тело. Он не есть ни огонь, ни вода, ни воздух, ни дух, но все от него происходит. Будучи благим. Он возжелал сотворить мир для него (мира?) самого и украсить землю.
2. Как украшение божественного тела (Скотт: Приведя мир в порядок, Он решил сделать порядок и на земле, и…). Он поместил в него человека, существо бессмертное и смертное. Человек возвысился над животными благодаря рассудку и уму; он поистине стал созерцателем творения Бога, был восхищен им и узнал его Творца.
3. Бог одарил всех людей рассудком, но не умом; это не из зависти к кому-либо, ибо зависть ему чужда, она не нисходит сверху, она рождается в душах тех людей, которые лишены ума.
Тат: Почему же, отче, Бог не наделил умом всех людей?
Гермес: Он желал, о сын мой, установить его среди душ как награду, которую нужно заслужить.
4. Тат: И где он его установил?
Гермес. Он наполнил им большой кубок и поручил нести его посланцу, приказывая ему возвещать сердцам людским следующее: «Освятитесь, если можете, в этом кубке, вы, которые верите, что возвратитесь к тому, кто это послал, вы, которые знаете, зачем вы рождены».
И все те, кто ответил на этот призыв и был освящен в Уме, приобрели Знание и стали посвященными Ума, людьми совершенными. Те же, кто не прислушался к призыву, те наделены лишь рассудком, они поистине владеют рассудком, но не умом, и не знают, зачем и кем они сотворены.
5. Их чувства напоминают чувства тварей бессловесных. Составлены только из страсти и гнева (Менар: вожделения), они не созерцают то, что достойно созерцания, но предаются плотским удовольствиям и чревоугодию и верят, что в этом цель человека. Но те, кто получил дар Божий, эти, напротив, о Тат, по рассмотрению их деяний и сравнению их с деяниями иных, уже не смертны, но бессмертны. Они охватывают умом то, что есть на земле и на небесах, и то, что может быть над небесами. На высоте, которую они достигают, они созерцают Благо, и после этого зрелища они рассматривают как несчастие свое пребывание здесь, на земле. Презирая все плотское и бесплотное, они воздыхают по Единственно-Сущему.
6. Таково, о Тат, учение ума: созерцать вещи божественные и знать Бога (Фестюжьер: владеть в избытке божественным). Таково благодеяние божественного кубка.
Тат: Я тоже желаю освятиться в нем, отче.
Гермес: Если ты сначала не возненавидишь свое тело, о сын мой, ты не сможешь любить себя самого. Любя себя самого, ты приобретешь ум, и тогда ты тоже причастишься Знанию.
Тат: Что ты хочешь сказать, отче?
Гермес: Невозможно, о сын мой, быть привязанным одновременно к вещам тленным и к вещам божественным. Вещи бывают телесные и бесплотные, и поэтому тленное отличается от божественного; необходимо выбрать одно или другое (Фестюжьер: …если только желаешь выбрать…), так как нельзя привязаться к двум сразу. Когда остается только выбрать, поражение одного усиливает могущество другого (Менар: когда выбор сделан, то, что оставлено, проявляет энергию другого).
7. Выбрав лучшее, мы сразу получаем чудесную награду, обожествление человека, и мы оказываем больше почитания Богу. Плохой выбор, напротив, — потеря человека и, кроме того, большое оскорбление Бога (Менар: но без обиды для Бога), состоящее, по меньшей мере, в том, что, как праздные путешественники, ничего не делающие сами и преграждающие дорогу другим, мы ходим по миру, предаваясь плотским удовольствиям.
8. И поскольку есть так, а не иначе, о Тат, у нас всегда было и всегда будет то (Менар: Благость), что исходит от Бога; так пусть же то, что исходит от нас, соответствует ему и не будет порочным (Менар: Благость, исходящая от Бога, предоставлена в наше распоряжение, и нам остается только принять ее без промедления. Зло не исходит от Бога, оно исходит от нас самих…). Не Бог, а мы ответственны за содеянное нами зло, если мы предпочитаем его добру. Ты видишь, о сын мой, сколько тел нам необходимо пройти, сколько хоров демонов и вращений звезд, какую непрерывную последовательность, чтобы достигнуть Единственно-Сущего. Благо необъятно (Скотт: мы не можем достичь дальней границы Блага), безгранично и бесконечно; само по себе оно не имеет и начала, но нам представляется, что у него есть одно начало, когда мы его постигаем (Менар: которое есть Гнозис).
9. Знание не есть начало самого Блага, это только для нас Знание открывает его. Возьмем его как путеводную звезду, и поспешим по тернистому пути: трудно оставить вещи родные и привычные, чтобы возвратиться к древним тропам, ведущим к исконным ценностям. Видимое нас очаровывает, а невидимое вызывает сомнения, но ведь плохое есть видимое, а Благо невидимо для глаз, ибо у него нет ни формы, ни очертаний; оно похоже на себя самое и отличается от всего остального. Бестелесное не может проявиться перед телом.
10. Вот в чем подобное отличается от отличного и в чем отличное есть низшее по отношению к подобному. Ибо Единство, начало и корень всех вещей, существует во всем как начало и корень. Нет ничего без начала; начало не происходит ни от чего, но только из себя самого, так как все происходит от него. Оно есть само себе начало, ибо иного не имеет. Единство, которое есть начало, содержит в себе все числа (Скотт: Бог есть как единица числа), но сама не содержится ни в одном; она породила все, но сама не рождена никаким иным числом.
11. Все рожденное несовершенно, делимо, подвержено увеличению либо уменьшению. У совершенного же нет никакого из этих свойств. То, что может расти, растет в Единстве и поддается своей собственной слабости, когда не может более содержать Единства. Таков есть, о Тат, образ Бога, насколько можно его себе представить. Если ты созерцаешь его внимательно, если ты его воспринимаешь глазами сердца, поверь мне, сын мой, ты найдешь путь к вещам высоким, или, скорее, этот образ (Фергюсон: мир) сам поведет тебя, ибо такова добродетель созерцания, оно притягивает и оно привязывает, как магнит притягивает железо.
V. О том, что Бог невидим и в то же время в наивысшей степени явен
Гермес к своему сыну Тату
1. Я обращаю к тебе речь, о Тат, дабы ты был посвящен в таинства Того, Кто слишком велик для того, чтобы Его назвать Богом (Фестюжьер: чтобы ему дать имя). Если ты постигнешь это, то, что большинству кажется невидимым, станет для тебя явным. Если бы Он был видимым, то Его бы не было; всякая видимость сотворена, ибо она проявлена; но невидимый есть всегда, не нуждаясь в проявлении. Он есть всегда, и Он делает все вещи явными. Невидимый, потому что вечный, Он, не показываясь Сам, приводит к появлению всего. Несотворенный, Он проявляет все вещи в видимости; видимость же присуща только вещам сотворенным, она есть не что иное, как рождение. Он рождает, Сам будучи нерожденным; Он не показывается нам в чувственном образе, но это дает чувственные образы всем вещам. В чувственных образах появляются только сущности рожденные: действительно, прийти в жизнь есть не что иное, как появиться в ощущениях.
2. Посему очевидно, что Тот, Кто единственный есть несотворенный, тем самым невидим, и напрасным было бы ожидать, что Он проявит себя в чувственном образе, но, будучи причиной появления всех вещей, Он проявляет Себя в них и через них, особенно же тем, кому Он желает открыться.
Итак, о сын мой Тат, проси сначала Господа и Отца, Одного (эн), из которого вышло Единое (эис); чтобы Он был к тебе благосклонен и чтобы ты мог мыслью своею постигнуть Бога, Который настолько велик, что достаточно будет, чтобы хотя бы один из Его лучей осветил твою мысль. Только мысль видит невидимое, ибо она сама тоже невидима. Если ты можешь, ты увидишь его глазами ума, о Тат, ибо Господь щедро проявляется во всей Вселенной. Разве ты можешь увидеть свою мысль, взять ее руками и созерцать образ Бога? А как же Он может проявиться пред твоими телесными глазами, если даже то, что есть в тебе, невидимо для тебя самого?
3. Если ты хочешь узреть Его, думай о Солнце, думай о беге Луны, думай об упорядоченности звезд. Кто поддерживает этот Порядок? Ведь всякий Порядок определен количеством и местом. Солнце — самый большой из небесных богов, все боги неба признают его своим царем и предводителем; и эта звезда, со своим огромным размером, большая, чем земля и море, позволяет вращаться над собой звездам намного меньшим, чем она сама. Какое поклонение, какая боязнь вынуждает ее к этому, о сын мой? Пути звезд в небе неравны и различны (Фестюжьер: разве небесные звезды не совершают движения подобные или одинаковые?); кто закрепил за каждой из них направление и длину пути?
4. Медведица вращается вокруг самой себя и увлекает за собой Вселенную; кто же использует это как орудие? Кто морю установил границы? Кто установил Землю на ее основание?
Итак, о Тат, существует Творец и Самодержец Все. Место, количество, измерение не могли бы сохраниться без Творца. Порядок не может появиться без места и измерения, значит, нужен Ваятель, о сын мой. Даже то, что вне места и измерения, не может быть без ваятеля. Беспорядок нуждается в нем, чтобы достигнуть Порядка, он подчиняется тому, кто еще это не привел в Порядок.
5. Ax, если бы Небу было угодно, чтобы ты мог иметь крылья, летать в воздухе, и там, между землей и небом, видеть величие земли, широту разлива океана, течение рек, легкость воздуха, тонкость огня, бег звезд и быстроту неба, его вращение вокруг одних и тех же точек! О сын мой, что за чудесное зрелище! Ты бы увидел в одно мгновение все чудеса: как движется недвижимое, как является невидимое в Порядке и красоте сотворенного мира. Таково есть расположение этого мира и так прекрасен Порядок этого расположения.
6. Если ты стремишься созерцать Творца, даже в существах смертных, в том, что есть на земле или во глубинах, поразмысли, о сын мой, о сотворении человека в утробе матери; тщательно оцени искусство Ваятеля, постигни того, Кто сотворил этот прекрасный божественный образ, которым есть человек. Кто установил шары глаз? кто проделал отверстия ноздрей и ушей? кто открыл рот? кто вытянул и провел нервы? кто проложил каналы вен? кто сделал твердыми кости? кто завернул тело в кожу? кто разделил пальцы и члены? кто расплющил ступни? кто проделал поры? кто удлинил селезенку? кто вылепил пирамиду сердца? кто развел бока? кто расширил печень? кто сделал пещеры легких и полость живота? кто установил наружу приличные части тела и спрятал остальные?
7. Смотри, сколько мастерства в одной только материи, сколько искусства собрано в одном только творении; везде красота, везде соотношение, везде разнообразие. Кто же сделал все это? какая мать, какой отец, если не единственный невидимый Бог, который создал все Волею Своею?
8. Никто не утверждает, что изваяние или образ могут существовать без ваятеля или живописца, а это творение пришло бы на свет без Творца? О верх слепоты, о предел безбожия, о дно невежества! Смотри, сын мой Тат, никогда не отделяй творение от Творца. …Скорее, он есть еще более великий, чем то, что отражает его имя [предложение испорчено) таково величие Отца всего сущего, ибо он Един, и присущая ему роль это быть Отцом;
9. Если ты желаешь, чтобы я употребил более смелое выражение, Его сущность состоит в том, чтобы рождать и творить все вещи. И как ничего не может существовать без Творца, так и Он Сам не существовал бы, если бы не творил непрерывно, в воздухе, на земле, в глубинах, в каждой части мира, во всей Вселенной, в том, что в бытии и в небытии. Ибо во всем мире нет ничего, что не было бы Им Самим; он есть одновременно то, что есть, и то, чего нет, ибо то, что Он есть, Он уже показал, а то, чего нет, Он это содержит в Себе Самом.
10. Таков есть Бог, слишком великий, чтобы иметь имя (Менар: высший, чем имя Его), невидимый и явный, Который открывается в духе, который открывается глазам, у Которого нет тела и у Которого много тел, или, скорее, все тела, ибо нет ничего, что не было бы Он, и все есть Он Один. Вот почему у Него все имена, ибо Он есть единственный Отец, и вот почему у Него нет имени, ибо Он есть Отец всего (Скотт; у Него нет имени, и все имена принадлежат Ему).
Кто смог бы Тебя восхвалять более, чем Ты того достоин (ведь Твои достоинства неоценимы), или хотя бы сообразно Твоим достоинствам? (Скотт, Фестюжьер: Кто мог бы говорить похвалы Тебе или о Тебе? Менар: Что можно о Тебе сказать, что можно Тебе сказать?) Куда устремить мне взгляд, когда я буду воспевать Тебя: вверх, вниз, вовнутрь, наружу? Нет пути, нет места, которые были бы вне Тебя, не существует ничего иного, кроме Тебя, все есть в тебе, все исходит из Тебя, Ты даешь все и не получаешь ничего; ибо Ты владеешь всем, и нет ничего, что бы Тебе не принадлежало.
11. Когда я буду петь хвалу тебе, Отче? ведь невозможно уловить ни время Твое, ни Твой час. За что я буду петь хвалу Тебе? За то, что Ты создал, или за то, чего Ты не создал? За то, что Ты объявляешься, или за то, что Ты сокрываешься? Как я буду петь хвалу Тебе? Как принадлежа себе самому и имея что-либо присущее мне (Фестюжьер: как будучи иным, чем Ты?) или как будучи иным? (Скотт: Я есть иной, чем Ты?) Ведь Ты есть все, чем я могу быть, Ты есть все, что я могу сделать, Ты есть все, что я могу сказать, ибо Ты есть все, и нет ничего, что Ты не есть, Ты есть даже то, что не существует! Ты есть все, что рождено, и все, что не рождено. Ум мыслимый и Ум мыслящий, Отец как создатель мира, Бог как энергия в действии. Благо как Творец всех вещей. Самое тонкое, что есть в материи, это воздух, в воздухе — душа, в душе — ум, в уме — Бог.
VI. О том, что Благо существует только в Боге одном, и нигде более
Речь Гермеса Триждывеличайшего
1. — Благо, о Асклепий, есть только в Боге одном, и нигде более, или, скорее, Благо есть всегда Сам Бог. Если так, то Благо должно быть сущностью (Менар: нерушимой, несотворенной, вездесущей, имеющей в себе самой постоянную деятельность, совершенной, полной и неисчерпаемой), из которой берет свое начало всякое движение и всякое рождение (Скотт: лишенной всякого движения и всякого рождения), ибо нет существа, которому не было бы присуще движение и рождение. Эта сущность имеет сосредоточенную в себе самой энергию, пребывающую в состоянии покоя, она ни в чем не нуждается и не подвергается волнениям, в избытке обеспечена (Скотт: …всем, чего можно было бы желать), высшая сокровищница, источник всех вещей. (Менар: Единство есть начало всего, Благо есть источник всего.) Когда я говорю, что то, что все всем обеспечивает, благое, — я подразумеваю, что оно есть полностью и всегда благое.
Оно принадлежит только Богу, ибо нет ничего, чего бы Ему недоставало и желание чего могло бы сделать Его плохим; нет ничего среди вещей, что Он мог бы потерять и потеря чего могла бы Его удручить; ибо печаль есть форма зла. Нет ничего более сильного, чем Он, и что могло бы подвигнуть Его к раздору и вражде (Менар: что могло бы победить Его; Фестюжьер: что могло бы считать Его врагом, ибо обижаться на что-либо не согласовалось бы с Его природой). Нет ничего более прекрасного, что могло бы разжечь в нем пламя любви; и нет ничего, что отказалось бы подчиниться ему и вызвало бы этим его гнев; и нет ничего более мудрого, что могло бы вызвать его зависть.
2. И если из всех этих страстей ни одна не принадлежит к Его сущности, что же ему остается, если не Благость. И как у этой сущности нет никаких иных свойств (Скотт; зла), так Благости нет ни в каком ином существе. Разнообразие свойств (Скотт: зло) существует во всех отдельных вещах, маленьких и больших, и даже в самом большом и самом сильном из существ. Все рожденное полно страданий, поскольку само рождение уже есть страдание. Ибо там, где есть страдание, нет места для Благости; и там, где есть Благость, нет страдания, так же как там, где есть день, нет ночи, и там, где есть ночь, нет дня. Вот почему Благость не может существовать в рожденном, но есть только в нерожденном. Однако материя получила в дар участие во всех прообразах и тем самым получила причастность Благости. Таким образом, мир благ, поскольку он сам также все творит и в связи со своим производящим назначением. Во всем же остальном он не благ, ибо он способен страдать, подвижен и порождает творения, способные страдать/
3. В человеке, когда речь идет о благе, то лишь в сравнении со злом; в подлунном мире все, что не слишком плохое, считается благим, и благо, получается, не что иное, как наименьшее зло. Но благо здесь не может быть полностью чистым от зла, оно ухудшается, смешиваясь со злом, и тогда оно перестает быть благом и становится злом. Таким образом, Благо существует только в Боге одном, или Бог есть Благой Среди людей, о Асклепий, благо существует только на словах, отнюдь не в делах — это действительно невозможно. Благо несовместимо с материальным телом, со всех сторон окруженным злом, болью и страданиями, вожделением, гневом, заблуждениями, наваждениями. Но самое худшее, о Асклепий, что на земле за Благо принимают зло, причем чем хуже зло, тем большим Благом оно считается, например, чревоугодие заблуждение, порождающее зло и удаляющее нас от Блага [текст испорчен; Скотт: заблуждение влечет за собой зло; Фестюжьер: чревоугодие — наихудшее из зол… заблуждение есть отсутствие Блага].
4. Что касается меня, я благодарю Бога, который вселил в мой ум Знание Блага, Знание того, что Благо само по себе не может существовать в мире; ведь мир полон (плерома) зла, в то время как Бог преисполнен Благости, или Благость преисполнена Бога. […] Прекрасное излучается во все стороны из божественной сущности, возможно, именно в нем она проявляется в наиболее прозрачной, наиболее чистой и наиболее достоверной форме [предложение, вероятно, искажено). Не побоимся сказать, о Асклепий, что сущность Бога, если Он имеет сущность, это Прекрасное, и невозможно Прекрасное-и-Благо приписать чему-либо иному в мире; все видимые объекты суть только образы или нечто вроде очертаний. Сущность Прекрасного и Блага следует искать в том, что невидимо для очей, […] и око не может это увидеть, как оно не может узреть Бога; это составные части
Бога, совершенные, достояние только Его, неотделимые от Его сущности, которые Он любит или которые Его любят.
5. Если ты способен постигнуть Бога, ты постигнешь Прекрасное-и-Благо, высшее чистое излучение Бога, несравненную и неподдельную красоту, Благо, не имеющее равных, как Сам Бог. С этого момента насколько ты постигаешь Бога, настолько же ты постигаешь Прекрасное-и-Благо; они не могут быть переданы иным существам, ибо они неотъемлемы от Бога. Когда ты ищешь Бога, ты ищешь также Прекрасное. Единственный путь к этому набожность в соединении со Знанием.
6. Поэтому те, кто не имеет Знания и кто не идет по пути благочестия, осмеливаются человека называть прекрасным и благим — человека, который не видел, даже во сне, ничего благого, человека, со всех сторон окруженного всяческим злом, который рассматривает зло как Благо, кормясь им ненасытно, страшится его потерять и изо всех сил старается его не только сохранить, но и приумножить. Таковы суть вещи, которые человек считает благими и прекрасными, о Асклепий, и мы не можем ни избежать, ни ненавидеть, ибо, что досаднее всего, это то, что мы в них нуждаемся и что мы не можем без них жить.
VII. О том, что наибольшее зло для людей есть незнание Бога
1. Куда бежите вы, пьяные люди? Вы выпили до дна из чаши неразбавленного вина невежества и не можете переварить его, вас уже тошнит от него. Отрезвитесь, откройте очи вашего сердца, если не все вы, то по крайней мере те, кто может. Ибо потоп невежества наводнил землю, развращает души, заточенные в теле, и мешает им войти в спасительную гавань.
2. Не дайте себя унести течению; возвратитесь, если можете, в гавань спасения! Найдите поводыря, который привел бы вас ко вратам Знания, где сверкает яркий Свет, чистый от тьмы, где никто не опьяняется, где все трезвы и обращают очи сердца к Тому, Кто желает быть созерцаем; неповторный, невыразимый, невидимый для глаз, но видимый для ума и сердца.
Прежде всего необходимо разорвать это одеяние, которое ты носишь, сии лохмотья темноты, начало коварства, цепь разврата, пелену мрака, живую смерть, чувствительный труп, могилу, которую ты носишь с собой, домашнего вора, врага, ненавидящего тебя за вещи, которые он любит и ревнующего тебя к вещам, которые он ненавидит.
3. Таково есть вражье одеяние, в которое ты преоблачился; оно влечет тебя вниз, к себе, из боязни, чтобы вид Истины и Блага не побудил тебя возненавидеть злобу, разоблачить козни, которые оно тебе ставит, затуманивая для тебя то, что для нас кажется ясным, пытаясь задушить тебя под материей, опьяняя тебя постыдными удовольствиями, чтобы ты не мог услышать то, что тебе нужно услышать, увидеть то, что тебе нужно увидеть.
VIII. О том, что ни одно из существ не погибает и заблуждение есть то, что люди называют перемены разрушением и смертью
Речь Гермеса Триждывеличайшего
1. Поговорим теперь, сын мой, о душе и теле, о бессмертия души, о силе, которая есть причина создания тела и его расчленения. Ибо смерть не существует; слово «смертный» лишено смысла или же есть не что иное, как слово «бессмертный», потерявшее свой первый слог (а-танатос). Смерть была бы уничтожением, но ничто в мире не уничтожается. Если мир есть второй бог, бессмертное существо, то никакая часть существа живого и бессмертного не может умереть. Ибо все есть часть мира, в особенности человек — существо, наделенное рассудком.
2. Первый из сущего есть вечный несотворенный Бог Творец Вселенной. Второе сотворено Первым по образу Своему; это мир, который Он породил, который Он сохраняет и питает: мир произошел от своего Отца и посему он вечно живой. Бессмертие отличается от вечности (Фестюжьер: мир бессмертен, но не вечен). Бог не был рожден кем-либо иным; если он вообще был рожден, то Самим Собой. Но в действительности Он никогда не был рожден, Он рождает себя вечно (Менар: Вечность не была порождена чем-либо иным; она сама себя сотворила или, скорее, она себя творит вечно. Кто говорит «вечное», подразумевает «вселенское»). Отец, рожденный Сам из Себя, вечен, а мир, рожденный Отцом, бессмертен.
3. Изо всей материи, которая была в Его распоряжении, Отец сделал тело Вселенной, дал ему объем, придал ему шарообразную форму, установил ее качества и сделал ее бессмертной и вечно материальной. Имея в своем распоряжении качества множества форм, Отец распространил их в шаре и закрыл их там, как в пещере, желая украсить Свое творение всеми качествами. Он окружил тело Вселенной бессмертием, опасаясь, чтобы материя, стремясь рассеяться, не вернулась в состояние хаоса, которое для нее естественно. Ведь когда материя была бестелесна, она была беспорядочна. Даже здесь, на земле, она сохранила слабые следы этого в способности к увеличению и уменьшению, то, что люди называют «смерть».
4. Этот хаос производится только в земных тварях; тела (Фестюжьер: существа; Скотт: боги) небесные сохраняют единый Порядок, полученный ими от Отца в самом начале. Порядок сей сохраняется нерушимым благодаря возвращению каждого из них на исходное место. Что касается возвращения тел земных к их исходному состоянию, то оно заключается в расщеплении их до неделимых тел, то есть тел бессмертных, и таким образом происходит потеря, прекращение сознания, но не уничтожение тела (Скотт: жизни).
5. Третье существо есть человек, сделанный по образу мира; Волею Божией у него есть ум, в отличие от иных земных животных; посредством чувств (Фестюжьер: узами симпатии) он связан со вторым богом, посредством ума — с Первым; он воспринимает одного через ощущения как телесное, Другого же — посредством мысли как бестелесное, Ум и Благо.
Тат: Значит, тварь сия не погибает (Фестюжьер: не уходит в небытие)?
Гермес: Говори верно, сын мой, и постигни, что есть Бог, что есть мир, что есть существо бессмертное, а что есть животное, подверженное разложению. Постигни, что мир исходит от Бога и есть в Боге, что человек происходит из мира и пребывает в мире. Начало, совершенство и непрерывность всех вещей есть Бог.
IX. О мышлении и об ощущении (Прекрасное и Благо суть только в Боге и нигде более)
Речь Гермеса Триждывеличайшего
1. Вчера, о Асклепий, я провозгласил «Совершенную речь». Сегодня я считаю необходимым продолжить ее иною речью и поговорить об ощущениях. Считается, что между ощущением и мыслью существует та разница, что первая материальна, а вторая — сущностна. Я же полагаю, что, напротив, они объединены и не могут быть разъединены. Если у иных тварей ощущение, то у человека мышление соединено с Природою. Мышление отличается от ума в той же степени, в какой божественное влияние отличается от Бога; божественное влияние берет свое начало в Боге, мысль рождается из ума; она сестра речи, и они служат орудием друг другу, ибо ни речь не может быть высказана (Скотт: понята) без мышления, ни мышление выражено без речи.
2. Ощущение и мышление имеют в человеке взаимное влияние и неразрывно связаны. Мышление невозможно без ощущения, как и ощущение без мышления. Можно, однако, допустить мышления без ощущения, как фантастические образы, видимые нами во сне; но я полагаю, что во сне производятся оба действия и что возбужденные ощущение и мышление переходят из сна в состояние бодрствования (Фестюжьер: …что в сновидении мышление и ощущение исчезают, в то время как в состоянии бодрствования мышление всегда соединено с ощущением). По крайней мере, ощущение принадлежит частично душе, а частично телу, и когда две части ощущения пребывают в согласии, тогда в речи выражается мышление, зачатое умом.
3. Действительно, ум зачинает все мысли: хорошие, если они оплодотворены Богом, иные — под каким-либо демоническим влиянием. Ведь никакая часть мира не свободна от демонов, я имею в виду демонов, отделенных от Бога; тех, которые входят в нас и сеют ростки своей собственной энергии, и ум, получая эти ростки, зачинает прелюбодеяния, убийства, отцеубийства, святотатства, безбожие, самоубийства и иные дела злых демонов.
4. Семена Бога, немногочисленные, но большие, красивые и благие, — это добродетель, умеренность и благочестие. Благочестие есть Знание Бога, человек набожный преисполнен добродетели; он получает свои мысли от Бога, и они отличаются от мыслей толпы. Вот почему те, кто в Знании, не нравятся толпе и им толпа не нравится. Их считают безрассудными, над ними насмехаются, их ненавидят и презирают; их даже могут убить; ведь, как мы уже говорили, необходимо, чтобы зло обязательно присутствовало здесь, на земле, тут его владения. Земля есть место его пребывания, но не мир, как сказали бы некоторые богохульники. Однако человек, боящийся Бога, сумеет все вынести, благодаря обладанию Знанием (Скотт: …полученному оком души). Все для него благое, даже то, что плохо для других. Если на его пути возводят преграды, его раздумия приводят все к Знанию, и, о чудо, лишь он единственный из людей превращает зло в Благо.
5. Но вернемся к речи об ощущениях. Тесный союз ощущения и мышления присущ человеку. Но не все люди, как я уже сказал, наслаждаются умом; есть два вида людей: одни материальны, иные — сущностны. Злобные материальны и получают от демонов семена их мыслей; тех же, кто соединен в сущности с Благом, Бог спасает (Фестюжьер: или «приветствует на пути сущностного мира»). Бог есть Творец всех вещей и создал все свои творения по подобию Своему, но творения, сотворенные благими, позже разделились в зависимости от того, какова их деятельность. Движение мира (Фестюжьер: по причине своего трения мир…) придает поколениям различные качества: одних порочит злом, иных очищает Благом. Мир, о Асклепий, имеет собственные ощущение и мысль, не похожие на человеческие и не такие разнообразные, но более сильные (Менар: высшие) и более простые.
6. У мира только одно ощущение, одна мысль: творить все вещи и расчленять их в себе. Он есть орудие Воли Божией, и его роль заключается в том, чтобы принимать божественные семена, хранить их, творить все вещи, разлагать их и обновлять. Как хороший сеятель жизни, он обновляет свои творения, преобразуя их, своим движением порождает всю жизнь, содержит все живые существа, он одновременно место и создатель жизни.
7. Все тела созданы из материи, но по-разному; одни сделаны из земли, другие из воды, третьи из воздуха, четвертые из огня [Док: частично из.., частично из.., частично из.., частично из…). Все они сложные, но одни более, иные менее; первые более тяжелые, вторые более легкие. Скорость движения мира порождает разнообразие видов; его частое и последовательное дыхание непрерывно придает телам многочисленные новые признаки, и есть только одна Вселенная — Вселенная жизни.
8. Бог есть Отец мира, мир есть отец всего, что в нем существует; мир есть сын Божий, то, что есть в мире, вышло из мира (Менар: подчинено ему). Не зря мир называют «порядок» (космос) (Менар: oт кocмeo «украшать»), ибо он все украшает и упорядочивает разнообразием видов, неисчерпаемой жизнью, постоянной деятельностью, необходимостью движения, сочетанием стихий и порядком созданий. А значит, его мы и должны называть «космос», это имя ему подходит. У всех тварей ощущение и мышление приходят снаружи, из окружающей среды; но мир принял их раз и навсегда при своем рождении, он имеет их от Бога.
9. Что касается Бога, Он не лишен ощущения и мышления, как думают некоторые; это богохульное суеверие, происходящее от чрезмерного поклонения. Все, что существует, о Асклепий, пребывает в Боге, сотворенное им и зависимое от него, будь то движущееся посредством тела, будь то движущееся посредством вещества душевного (психического), будь то нечто, что оживляет духом, будь то нечто, что служит вместилищем творений мертвых, все это есть в Боге, и это разумно. Или, скорее, я бы сказал не что Он все вмещает, но что Он действительно есть все. Он ничего не привлекает снаружи, он все испускает из себя. Ощущение, мысль Бога это вечное движение Вселенной; никогда, ни в какое время не перестанет существовать ни одно существо, то есть часть Бога, ибо Бог вмещает все существа; ничего нет вне Его, и Он не есть вне чего-либо.
10. Эти вещи, о Асклепий, истинны для того, кто их понимает; глупец в них не верит, а ум есть вера; уверовать — значит совершить деяние ума, а не верить — значит не иметь достаточно ума. Ибо рассудок не достигает Истины (Менар: слово достигает Истины; ум…), но ум велик и может, когда ему указывают дорогу, достигнуть Истины. Когда он размышляет о всех вещах, находя согласие между действительностью и тем, что выражено в речи, он верит и отдыхает в этой блаженной вере. Те, кто с Божией помощью понимают эти слова, исходящие от Бога, имеют веру, те же, кто не понимают, безбожны. Вот то, что я хотел сказать тебе об ощущении и о мышлении.
Х. Ключ
Речь Гермеса Триждывеличайшего
1. Я вчера обратил к тебе мою речь, о Асклепий, сегодня же надлежит обратить ее к Тату, тем более что то, что я ему изложил, было сводом Общих положений. Бог, Отец и Благо, о Тат, имеют одну и ту же природу или, скорее, одну и ту же (Фестюжьер) деятельность, ибо слово «природа» употребляется применительно к рождению и росту и встречается только по отношению к вещам изменчивым и подвижным, тогда как слово «деятельность» охватывает, кроме того, вещи неподвижные, то есть охватывает вещи божественные и человеческие; […] как мы это показали в другом месте на примере иных вещей, божественных и человеческих, что тебе нужно здесь помнить.
2. Энергия Бога есть Его Воля; его сущность состоит в Желании того, чтобы мир был; ибо Бог-Отец-Благо есть не что иное, как существование всех вещей, даже тогда, когда их еще нет. Это существование вещей вот Бог, вот Отец, вот Благо, и ничто иное. Если мир, как и Солнце, есть отец всего сущего, потому что участвует в существе, то он не есть, однако, для живущих в такой же степени, как и Бог, Причина Блага и жизни; и если он есть причина, то только под воздействием Благой Воли Божией, без которой ничего не могло бы ни существовать, ни становиться.
3. Отец есть автор рождения и существования своих детей лишь настолько, насколько он получил толчок от Блага посредством Солнца; Благо есть действенное начало. Ничто иное не может обладать этим качеством — ничего не получать и желать существования всех вещей. » Я не говорю творить, о Тат, ибо действие творения прерывисто; оно (творение) может не быть обеспеченным на протяжении длительных отрезков времени, так что оно то творит, то не творит, то изменяется в качестве и количестве, то оно производит одни вещи, то вещи, противоположные им. Но Бог есть Отец и Благо, ибо он есть существование Всего.
4. Вот как его может рассматривать тот, кто умеет видеть. Поэтому оно желает существования, и поэтому оно есть его причина. Именно для этого существует все остальное: Благу присуще быть известным; таково есть Благо, о Тат.
Тат: Ты привел нас, отче, к созерцанию Блага и Прекрасного, и это созерцание почти осветило око моего ума.
Гермес: Несомненно, ведь видение Блага не как лучи пламени Солнца, которые сверкают и вынуждают закрыть глаза; напротив, созерцание Блага освещает и увеличивает силу взгляда настолько, что становишься более способным к восприятию потоков умопостигаемых лучей (Менар: идеальной красоты). Это живая и более проникновенная ясность, безобидная и полная бессмертия.
5. Те, кто могут пропитаться ею немного больше, часто входят в сон, оставляя тело, и видят блаженнейшее видение, как наши предки Уран и Кронос.
Тат: Ах, если бы нам тоже это удалось, отче!
Гермес: Да будет сие угодно Богу, сын мой. Но сейчас мы еще слишком слабы, чтобы достичь этого видения; очи нашего ума еще не могут созерцать неоскверняемую и непостижимую красоту Блага. Ты узришь ее тогда, когда тебе будет нечего сказать о ней; ибо Знание, созерцание это тишина и отдых всех чувств.
6. Тот, кому это удалось, не может больше думать об иных вещах, не может ни на что смотреть, ни о чем слушать, ни даже шевелить своим телом. Для него нет больше ни телесных ощущений, ни движений, он пребывает в покое; великолепие, освещающее его мысль и всю душу его, отрывает его от уз тела и превращает его всего в сущность Бога. Ибо невозможно, чтобы душа человеческая, созерцая красоту Блага, достигла обожествления (апофеоза), оставаясь такой, какой она пребывала в человеческом теле.
7. Тат: Что ты понимаешь под обожествлением, отче мой?
Гермес: Каждая отделенная душа подвергается последовательным изменениям.
Тат: Что значит «отделенная»?
Гермес: Разве ты не узнал в «Общих положениях», что из Единой Души, Души Вселенной (пан) выходят все души, которые распространяются во все части мира? Эти души проходят через многочисленные изменения, будь то счастливые, будь то несчастливые. Души пресмыкающихся переходят в существа водные, души водных тварей — в тварей, обитающих на земле, души тварей земных — в летающих, души воздушные — в людей; души человеческие достигают бессмертия, становясь демонами. Затем они входят в хор неподвижных богов; есть два хора богов: один — звезд блуждающих, другой — неподвижных.
8. Это последний этап славного посвящения души. Но когда душа после воплощения в человеческое тело остается порочной, она не получает бессмертия и не причащается Благу. Она возвращается назад и вновь проходит уже пройденный ранее путь, вселяясь в пресмыкающееся. Таково наказание порочной души.
Порок этой души состоит в невежестве. Душа ослепленная, не знающая ничего ни о вещах, ни об их природе, ни о Благе, охвачена плотскими страстями. Несчастная, не знающая саму себя, она подчинена гнусным чужеродным телам; она несет свое тело, как тяжкое бремя; вместо того, чтобы командовать, она подчиняется. Таков порок души.
9. Напротив, добродетель души есть Знание: тот, кто знает, тот благ, благочестив и уже божествен.
Тат: Каков же этот человек, отче?
Гермес: Тот, кто мало говорит и мало слушает; проводить время в спорах и внимать слухам (дословно: слушать две речи), сын мой, это борьба с тенями, ибо Бог-Отец-Благо не высказываем и не слышим. При этом, если у существ есть органы чувств, то потому, что они не могут без них существовать; знание же весьма отличается от ощущения. Ощущение есть влияние, которому нас подвергает предмет, на нас Бездействующий; Знание же есть завершение науки, а наука есть дар Божий.
10. Всякая наука внетелесна и использует ум как орудие, подобно тому как ум использует тело. Так, и то и другое, предметы умопостигаемые и материальные, пользуются телом, ибо все должно приходить к противостоянию противоположностей, и иначе быть не может.
Тат: Каков же сей бог материальный?
Гермес: Это мир, который прекрасен, но не благ, ибо он материален и подвержен страданиям. Он первый из подверженных страданиям, но второй среди существ, он неполный (Менар: не обеспечивает сам себя). Он рожденный, хотя и существует всегда, но он в становлении и непрерывно рождается. Становление есть изменение в качестве и в количестве; все материальное движение есть становление.
11. Ум приводит материю в движение, и вот каким образом: мир есть шар, то есть голова; над головой нет ничего материального, как под ногами нет ничего разумного, все материя. Ум шарообразен, он есть голова, вращающаяся круговым движением, то есть движением, свойственным голове. Все, что граничит с головой, где размещена Душа, все это имеет бессмертную Природу, как то, что имеет тело, оболакиваемое Душою, причем имеющее больше Души, чем тела. Но все, что далеко от этой границы, там, где больше тела, чем Души, все это смертно. Вселенная есть живое существо, состоящее из материи и Души (Менар: ума).
12. Мир есть первый среди живых существ, человек — второй живой после мира и первый из смертных; как и иные животные, он одушевлен. Он не только не благ, но даже плох, поскольку он смертен. Мир не благ, поскольку он подвижен; но, будучи бессмертным, он не плох. Человек, будучи одновременно подвижным и смертным, плох.
13. Вот каким образом движима (Менар: устроена) человеческая душа: ум пребывает в рассудке, рассудок в душе, душа в духе (Менар: …а дух в теле). Дух, проникая через жилы и кровь, движет живым существом и, так сказать, несет его. Некоторые уверовали, что кровь это душа; это плохое знание Природы; следует знать, что сначала душа должна покинуть тело, потом дух должен вернуться во Вселенную, а затем кровь свертывается, жилы опорожняются, и тварь погибает. В этом состоит смерть тела.
14. Все зависит только от одного начала, а это начало зависит от Единственно-Сущего; оно (это начало) пребывает в движении, чтобы, в свою очередь, быть началом (Скотт: началом всех вещей), в то время как Единственно-Сущий остается постоянным и недвижимым. Итак, у нас для рассмотрения есть три существа: прежде всего, БогОтец-Благо, затем мир и, наконец, человек. Бог содержит в себе мир, мир содержит в себе человека. Мир есть сын Бога, человек есть отпрыск мира и, так сказать, внук Бога.
15. Бог не в неведении о человеке, напротив, Он его знает и Сам желает быть известным ему. Единственное спасение человека — Знание Бога; это путь вознесения к Олимпу; только через это душа становится благой. Но она не всегда благая, она становится плохой по необходимости (Менар: не настолько благой, насколько плохой, но обязательно и благой тоже; Скотт: по природе своей душа благая, но когда она входит в тело, оно ее портит).
Тат: Что ты хочешь сказать, о Триждывеличайший?
Гермес: Взгляни, сын мой, на душу дитяти; ее отделение еще не завершено; тело, к которому она относится, маленькое и не получило еще полного развития. Она прекрасна с виду, не испорчена еще плотскими страстями, она еще почти прикреплена к Душе мира. Но когда тело, развившись, тянет ее своим весом вниз, отделение (Фестюжьер: от ее истинного Я) завершается, в ней происходит забытье, она перестает быть причастной Прекрасному-и-Благу. Это забытье делает ее порочной.
16. То же самое происходит и с теми, кто выходит из тела. Душа возвращается в свое истинное Я, дух выходит из крови, душа из духа и ум, очищенный и освобожденный от этих оболочек, божественный по своей природе, обретает огненное тело и пересекает пространство, покидая душу на заслуженные осуждение и приговор.
Тат: Что ты хочешь сказать, отче? Ум отделяется от души и душа от духа, ибо ты сказал, что душа есть оболочка ума, а дух есть оболочка души?
17. Гермес. Нужно, сын мой, чтобы слушатель следил за мыслью говорящего и сливался с нею; ухо должно быть более быстрым, чем голос того, кто говорит. Только в земном теле существует система оболочек. Чистый ум не мог бы установиться в земном теле. Это тело, подверженное страстям, не смогло бы ни уместить это бессмертие, ни носить такую добродетель. Ум берет душу для оболочки; душа, божественная сама по себе, в свою очередь обволакивается духом, а дух вселяется в человека.
18. Когда ум покидает земное тело, он сразу обретает свое огненное платье, которое он не мог сохранять, когда обитал в теле из земли, ибо земля не переносит огонь, чьей одной лишь искры хватило бы, чтобы сжечь ее. Вот почему вода окружает землю и служит ей преградой, которая предохраняет ее от пламени огня. Но ум, самая тонкая из божественных мыслей (Скотт: внетелесных вещей), использует как тело самую тонкую из стихий — огонь. Он берет его как орудие для своих творческих деяний. Вселенский ум использует все стихии, человеческий же — только стихию земную. Лишенный огня, он не может создавать божественные творения, человеческий ум предназначен для человеческих условий.
19. Человеческие души, хотя не все, но души набожные, бывают демонические и божественные. Однажды отделенная от тела и после того, как она подтвердила набожность в борьбе, состоящей в том, чтобы знать Бога и никому не делать зла, такая душа вся становится умом. Но душа безбожная сохраняет своею собственную сущность и сама себя наказывает, ища тело земное, тело человеческое, чтобы войти в него, ибо, согласно Порядку Божьему, иное тело не может принять человеческую душу, она не смогла бы спуститься в тело твари бессловесной; действительно, закон Божий предохраняет человеческую душу от подобного оскорбления.
20. Тат: Как же она наказывается, отче мой?
Гермес: Бывает ли худшее наказание, чем безбожие, сын мой? Бывает ли пламя более прожорливое? Какой укус может разрывать тело так, как безбожие терзает душу? Разве ты не видишь, как страдает безбожная душа, вопя и взывая о помощи: «Я горю, я жарюсь что говорить, что делать мне, несчастной, посреди зла, которое меня пожирает? обездоленная, я ничего не вижу, ничего не слышу!» Вот крики души, получающей наказание; но она не входит в тело животного, как многие считают и как, возможно, думаешь и ты, сын мой; это большое заблуждение.
21. Наказание души совсем иное. Когда ум стал демоном и когда, согласно распоряжениям Бога, он обрел тело из огня, он входит в безбожную душу и бичует ее плетью ее грехов. Безбожная душа стремится тогда к убийствам, надругательствам, богохульству, насилию всякого рода и всем человеческим порокам. Но, входя в душу набожную, ум ведет ее к Свету Знания. Такой душе никогда не покажется достаточно воспевания Бога, благословений для всех людей; все ее слова и все ее дела будут благодеяниями; она есть образ Отца своего.
22. Нужно чтить Бога, сын мой, и просить Его ниспослать благой ум! Душа может переселиться в тело высшее, но не низшее.»
Между душами существует общение; души богов общаются с душами людей, души людей — с душами животных. Более сильные берут под свою опеку более слабых, боги — людей, люди тварей бессловесных, Бог — всех, ибо Он превосходит всех остальных и все есть низшее по отношению к Нему. Мир подчинен Богу, человек — миру, животные — человеку, и Бог возвышается над всеми и заботится обо всех. Лучи Бога суть энергии, лучи мира — силы Природы (Менар: творчество; Скотт: силы рождающие и выращивающие), лучи человека ремесла и науки. Энергии воздействуют на человека через мир и посредством его лучей (Менар: творческих лучей); силы Природы воздействуют посредством стихий, человек посредством ремесел и наук.
23. Таково вселенское управление, зависящее от природы Единого, где во все вещи проникает Ум. Ибо нет ничего более божественного и могущественного, чем Ум. Он соединяет богов с людьми и людей с богами. Он есть Добрый Демон; душа счастливая преисполнена его, душа несчастная же его лишена.
Тат: Что ты хочешь сказать, отче мой?
Гермес: Ты веришь, сын мой, что каждая душа имеет благой ум? Ибо именно о таком уме я говорю, но не о том, о котором я говорил ранее, уме-служителе, который Правосудием послан вниз (Менар: который состоит на службе у души и служит орудием правосудия).
24. Душа без ума не могла бы ни говорить, ни действовать. Часто ум покидает душу, и тогда она ничего не видит, ничего не слышит и похожа на бессловесную тварь. Вот как велико могущество ума. Но он не поддерживает души порочные и оставляет их привязанными к телу, которое тянет их вниз. Такая душа, сын мой, лишена ума, и в этом случае существо не может больше называться человеком. Ибо человек существо божественное, которое следует сравнивать не с земными животными, но с существами небесными, называемыми богами. Или, скорее, не побоимся сказать правды, настоящий человек выше их или, по крайней мере, равен им.
25. Действительно, ни один из небесных богов не покидает своего круга, чтобы прибыть на землю, тогда как человек возносится в небо и измеряет его. Он знает то, что вверху, и то, что внизу; он знает все в точности, и что еще более важно, что ему не обязательно покидать землю, чтобы вознестись в небеса — так далеко достигает его власть. И осмелимся сказать, что человек — смертный бог, а небесный бог бессмертный человек.
Итак, всеми вещами управляют мир и человек, а над всем есть Единый.
XI. Ум к Гермесу
1. Ум: (Менар: Положи конец речам своим и) Запомни, о Триждывеличайший Гермес, то, что я тебе говорю (Менар: вспомни то, что я говорил). Что касается меня, то я не задержусь с изложением того, что у меня на мысли.
Гермес: Существуют многочисленные и различные мнения о Вселенной и Боге, и я не могу постигнуть Истину. Просвети меня в этом, Господи, ибо я уверую только в твое откровение, если ты пожелаешь открыть мне свою мысль.
2. Ум: Так слушай же, сын мой, что есть Бог и что есть Вселенная. Бог, Вечность, мир, время, становление. Бог творит Вечность, Вечность создает мир, мир творит время, время обусловливает становление. Сущность Бога — в некотором смысле Благо, Прекрасное, счастье, мудрость; сущность Вечности есть тождественность, сущность мира Порядок, сущность времени — изменение, сущность становления — жизнь и смерть. Энергии Бога суть Ум и Душа, энергии Вечности непрерывность и бессмертие, энергии мира — составление и разложение, энергии времени — увеличение и уменьшение, энергии становления — качество (Скотт: и количество). Вечность в Боге, мир в Вечности, время в мире, становление во времени. Вечность укоренена в Боге, мир движется в Вечности, время течет в мире, становление происходит во времени.
3. Бог есть источник Всего, Вечность, мир и материя — его сущность. Могущество Бога есть Вечность, творение Вечности есть мир, который не был создан однажды, но создается Вечностью всегда. Следовательно, он (Фестюжьер: ничто из того, что есть в мире) никогда не погибнет, ибо Вечность нетленна, и ничто не будет разрушено (Менар: не исчезнет) в мире, ибо он облачен в Вечность.
Гермес: А мудрость Божия, какова она?
Ум: Благо, Прекрасное, счастье, вся добродетель и Вечность. Проницая материю, Вечность придает ей бессмертие и непрерывность (Райценштайн: делает мир), а миру — Порядок.
4. Действительно, становление материи зависит от Вечности, как Вечность зависит от Бога. Становление и время — две разные природы в небе и на земле, недвижимы и нетленны в небе, подвижны и тленны на земле. Душа Вечности есть Бог, Душа мира — Вечность, Душа земли Небо. Бог — в Уме, Ум — в Душе, Душа — в материи, и все это существует через Вечность. Душа заполняет тело Вселенной, которое содержит все тела; Ум и Бог заполняют Душу. Заполняя внутри, охватывая снаружи, Душа оживляет Вселенную: снаружи это большое и совершенное существо мир; внутри суть все живые существа. Вверху, в небе, она пребывает в тождественности, не изменяясь; в то время как внизу, на земле, она преобразует становление (Айнарсон: изменяется, будучи в становлении).
5. Вечность поддерживает целостность мира Необходимостью, Провидением, Природой; не столь важно объяснение, которое можно было бы этому дать. Вся Вселенная есть Бог в действии. Его энергия есть высшее могущество, с которым ничто человеческое или божественное сравниться не может. Не подумай же, Гермес, чтобы что-либо внизу или что-либо вверху уподобилось Богу, — это было бы заблуждение. Нет подобного Неповторимому, Единственно Сущему. И не думай, что кто-либо разделяет с Ним Его могущество. Кому другому можно приписать сотворение жизни, бессмертие, изменение? Что иное Он мог бы делать? Бог не праздный, иначе все было бы праздным, ибо Бог заполняет все. Бездеятельность не существует ни в мире, ни где-либо еще, ни в творце, ни в творении; это пустое слово.
6. Необходимо, чтобы все вещи рождались всегда и повсеместно. Ибо Творец есть во всем, у Него нет отдельного местопребывания в какой-либо вещи; Он творит не ту или иную вещь, но все вещи; Его творческое могущество и достаток не состоит в вещах, которые Он создает, но они зависимы от Него (Тидманн: но сотворенные им вещи черпают из Него свой достаток).
Созерцай сквозь меня мир, расстилающийся пред твоим взором, восторгайся его благолепием, его нетленным телом, более древним, чем все остальное, вечно сильным, вечно омолаживаемым, вечно растущим и вечно цветущим!
7. Смотри также на эти семь небес (Скотт: планет), выстроенных в вечном порядке, вечно проделывающих каждый свой путь. Везде Свет, нигде (Скотт: …кроме неба…) нет огня, ибо из согласия и сочетания противоположностей родился Свет, распространенный внизу энергией Бога, Творца всего Блага, Законодателя всего Порядка, Правителя семи миров. Луна, первая из семи, есть орудие рождения, преобразующее низшую материю. Земля, неподвижный центр Вселенной, основание этого чудесного мира, есть кормилица и корм всего, что она на себе держит. Созерцай многообразие живых существ, смертных и бессмертных, и Луну, которая описывает свой круг, указывая на границу между одними и другими;
8. созерцай Душу, заполняющую все, приводящую в движение все на небе и на земле, не сталкивая ни левое с правым, ни правое с левым, ни верх с низом, ни низ с верхом. Что все это было рождено, о мой дорогой Гермес, мне не нужно тебе говорить; это тела, они имеют душу, они в движении. Чтобы сочетаться с Единственным, им нужен проводник, и необходимо, чтобы он был единственным;
9. ведь движения многочисленны и разнообразны, тела неповторны, однако общая скорость одна; потому здесь не может быть двух или более творцов, ибо несколько не удержали бы единство Порядка. Были бы ревность и борьба между более слабым и более сильным. И если один из них был бы творцом существ изменчивых и смертных, он хотел бы творить существа бессмертные, и наоборот. Допустим, что их двое: но материя одна, Душа одна — кто руководил бы творчеством? Если бы они занимались этим (Менар: владели чем-либо) вдвоем, то кто из них в большей степени?
10. Пойми, что каждое живое тело состоит из души и материи, будь оно бессмертное или смертное, разумное или лишенное ума. Все живые тела одушевлены, а неживые — только материя, существующая в стороне сама по себе. Так и Душа, причина жизни, существует в стороне сама по себе, но Творец творит из нее существа бессмертные и всю жизнь: как же он не сотворил бы иные живые существа — смертные? (предложение искажено) как существо бессмертное, создающее бессмертие, не создало бы все живое?
11. Несомненно существует Творец, создающий все это; совершенно ясно, что он один, ибо Душа одна, материя одна, жизнь одна. И кто может им быть, если не Бог единственный? Кто иной мог бы сотворить существа одушевленные, если не Бог единственный? Выходит, что Бог один. (Фестюжьер: это очень смешно!) Ты согласен, что мир всегда только один, Солнце одно, Луна одна, божественная деятельность одна, и ты хотел бы, чтобы Бог был не один?! (Менар: Не есть ли это один и тот же самый, действующий разными способами?)
12. Значит, один Бог сотворил все вещи. Что удивительного в том, что Бог сотворил жизнь, душу, бессмертие, изменение, если ты сам делаешь столько разнообразных вещей? Ибо ты видишь, ты говоришь, ты слышишь, ты воспринимаешь запахи, вкусы, ты дотрагиваешься до предметов, ты ходишь, мыслишь, дышишь. А не так, чтобы один видел, другой говорил, третий ощупывал, четвертый нюхал, пятый шел, шестой думал, а седьмой бы дышал; это все проделывает одно и то же существо. Божественные действия также неотделимы от Бога. Если бы твои действия перестали выполняться, ты перестал бы жить. Также если бы Бог отдыхал от Своих божественных деяний, о чем нельзя даже говорить, Он не был бы больше Богом.
13. Ибо если Он показал, что ты (Менар: ничто не может…) не можешь быть бездейственным и праздным, то Бог тем более. Если бы можно было допустить что-либо, чего он не делал, кощунственно сказать — он был бы несовершенным. Но Он не праздный. Он совершенный, значит, Он делает все вещи.
Удели мне еще немного внимания, Гермес, и ты лучше поймешь, что творение Бога единственно, и оно состоит в том, чтобы дать существование всем вещам: тем, которые рождаются, тем, которые родились, и тем, которые будут рождаться в дальнейшем. Это творение, о мой дорогой, это жизнь, это Прекрасное, это Благо, это Бог.
14. Если ты хочешь понять это на примере, посмотри, что с тобою приключается, когда ты желаешь творить; не будем учитывать ту разницу, что для Него не существует чувственного удовольствия и что у Него нет никакого соратника (Менар: ибо никто не соединен воедино со своим творением). Он одновременно и Творец, и творение. Если бы Его творения были отделены от Него, все бы обрушилось, все бы погибло, ибо жизнь в них исчезла бы. Но поскольку все живо, и поскольку жизнь одна, значит, Бог один. И если все живо, в небе и на земле, если во всем есть единственная жизнь, которая есть Бог, то, значит, все исходит от Бога. Жизнь есть союз ума и души (Скотт: тела и души), смерть же — не разрушение тех стихий, которые были соединены, но разрыв данного соединения.
15. Образ Бога есть Вечность, Вечности — мир, мира Солнце, Солнца человек. Люди называют преобразование смертью, потому что тело разлагается и жизнь перестает быть явной. Но точно так же, мой дорогой Гермес, ты можешь услышать, что сам мир и существа, разлагающиеся таким образом, постоянно преобразуются; каждый день какая-либо его часть перестает быть видимой, но мир никогда не разлагается. Сии вращения и исчезновения — превратности мира. Вращение есть возвращение, исчезновение есть обновление.
16. У мира есть все формы, не так, что они в нем (Менар: вне его), но он сам собой преобразуется в них. Но если у мира есть все формы, что же будет его Творцом? Он не может быть лишен формы, и если у Него Самого они все есть, Он будет похож на мир. Но если у Него только одна форма, Он будет в этом ниже по отношению к миру. Что же нам сказать о Нем, чтобы не зайти в тупик? Ибо нельзя думать ничего несовершенного о Боге. У Него только одна форма, присущая Ему, которая, будучи бесплотной, не показывается телесным глазам и которая проявляет все формы посредством всех тел.
17. И не удивляйся, что существует форма бесплотная. Такова, например, форма речи (Менар: …или форма полей рукописи — эти поля не выходят за линии и суть ровные и одинаковые). Так же на рисунках горные вершины очень заострены, тогда как в действительности они все ровные и гладкие. Поразмысли еще над словом смелым, но правдивым: как человек не может существовать без жизни, так Бог не может существовать, не творя добро. Жизнь и движение Бога состоят в том, чтобы давать существам движение и жизнь.
18. Некоторые слова имеют особый смысл; задумайся, например, над следующим: все пребывает в Боге, не как то, что находится в каком-либо месте, ибо место телесно и неподвижно, и вещи, размещенные в каком-либо месте, не имеют движения. С бесплотным дело обстоит иначе, чем с явным.
Подумай о том, что охватывает все, и постигни, что нет ничего более быстрого, более просторного, более сильного, чем бесплотное; оно превосходит все по объему, по скорости, по могуществу.
19. Суди сам; прикажи душе своей отправиться в Индию, и она уже там, быстрее, чем приказ; прикажи ей отправиться к океану, и она будет там мгновенно, не перемещаясь с места на место, но моментально, как будто она там уже была. Прикажи ей подняться в небо, и ей не нужны будут крылья; ничто ее не остановит, ни огонь Солнца, ни эфир, ни вихрь, ни тела звезд; она преодолеет все и долетит до последнего тела. Если ты желаешь покорить этот свод Вселенной и полюбоваться тем, что вне мира, если там что-либо есть, — ты можешь это.
20. Посмотри, какое у тебя могущество, какая у тебя скорость. И то, что можешь ты, разве не может Бог? Понимай Бога как содержащего в Себе все Свои мысли, весь мир. Если ты не делаешь себя равным Богу, ты не можешь Его постигнуть, так как подобное понимает подобное. Увеличь себя до неизмеримой величины, превзойди все тела, пересеки все времена, стань вечностью, и тогда ты постигнешь Бога. Ничто не мешает тебе представить себя бессмертным и способным познать все: ремесла, науки, повадки всех живых существ. Вознесись выше всех высот, спустись ниже всех глубин; собери в себе все ощущения от вещей сотворенных, воды, огня, сухого, влажного. Представь себе, что ты одновременно везде, на земле, в море, в небе; что ты еще не родился, что ты еще в утробе матери, что ты молодой, старый, мертвый, вне смерти. Постигни все сразу: времена, места, вещи, качества, количества, и ты постигнешь Бога.
21. Но если ты заточишь душу свою в теле, если ты ее опустишь и если ты скажешь: «Я ничего не понимаю, я ничего не могу, я боюсь (Скотт: земли и…) моря (Райценштайн: небесного океана), я не могу вознестись в небо, я не знаю ни кто я есть, ни кем я буду», — то что же у тебя общего с Богом? Если ты порочен и зависим от прихотей тела, что можешь ты уместить в своей мысли из вещей прекрасных и чудесных? Наихудший порок состоит в незнании 6oжecтвeннoro»’; но быть способным знать (Менар: знать Его), желать знать, надеяться знать — это верный способ достигнуть Блага путем прямым и легким. И, следуя этим путем, ты встретишь Его везде, ты везде Его увидишь, там и тогда, где и когда вовсе этого не ожидаешь, наяву, во сне, в море, в дороге, ночью, днем, говоря, молча. Ибо нет ничего, что не было бы Богом.
22. Скажешь ли ты теперь: «Бог есть невидимый»? (Менар: Гермес [спросил): Бог есть невидимый? Ум [ответил): …) Не говори так; кто же более явный, чем Он? Если Он создал все, так это для того, чтобы ты мог видеть Его во всем сущем. В этом Благость Бога, в этом его добродетель (Фестюжьер: чудесная власть) — являться во всех существах. Нет ничего невидимого даже среди бестелесного. Ум видится в мышлении, Бог — в творчестве.'» Вот то, что я хотел открыть тебе, о Триждывеличайший; об остальном же поразмысли сам подобным образом, и ты не впадешь в заблуждение.»
XII. О Всеобщем Уме
Гермес Триждывеличайший к своему сыну Тату
1. Ум, о Тат, принадлежит к самой сущности Бога, если у Бога вообще есть сущность; а что касается знания природы этой сущности, то только Он один может знать ее точно. Ум не отделен в сущностности (Менар: от природы; Фестюжьер: от субстанциональности) Бога, он исходит из этого источника, как свет из Солнца. В человеке этот ум есть Бог, и это благодаря ему некоторые люди суть боги, и их человечность граничит с божественностью. Добрый Гений (Агатодемон) действительно говорит, что боги суть бессмертные люди, а люди — смертные боги. У тварей же бессловесных ум есть природа (Скотт, Фестюжьер: умом служит природный инстинкт).
2. Везде, где есть душа, там есть и ум, так же как там, где есть жизнь, там есть и душа. Но у тварей бессловесных душа есть чистая жизнь, лишенная ума. Ум есть добродетель только человеческих душ, он их ведет к их Благу. У животных он действует сообразно их природе (Скотт; в согласии с особым видом инстинкта, присущего каждому виду животных), у человека же — в противоположном направлении (Скотт: действует вопреки природному инстинкту). Ибо с момента, когда душа вошла в тело, она поддается воздействию боли и наслаждений, которые подобны жидкостям, бурлящим в теле и в которые душа вступает и погружается.
3. Ум, открывая свое великолепие душам, попавшим под его управление, борется против их склонностей так же, как врачеватель, причиняющий боль, употребляя огонь и железо, чтобы победить недуги тела и вернуть ему здоровье. Именно так ум причиняет душе страдания, отрывая ее от удовольствий, в которых состоит причина всех недугов. Большая болезнь человека есть отрицание (Менар: отдаление его от…) Бога; это заблуждение приносит с собой все зло без какого бы то ни было Блага. Ум борется против этой болезни и приводит душу ко Благу, как врачеватель возвращает здоровье телу.
4. Напротив, души человеческие, не имеющие ума как поводыря, находятся в том же состоянии, что и души тварей бессловесных. Ум оставляет их плыть по течению желаний, которые насильно увлекают их приманкой вожделений к безрассудному, как тварей бессловесных. Отвращение и вожделение, одинаково слепые, предают их злу так, чтобы они никогда не насытились в своих пороках. Для таких душ Бог установил правление карающего закона, который бы их наказывал и побеждал в них грех.
5. Тат: Мне кажется, отче мой, что это противоречит тому, что ты говорил мне ранее о Судьбе. Если тот или иной человек неизбежно обречен Судьбой на совершение прелюбодеяния, святотатства или иного преступления, почему же он наказывается, если он принужден к этому Cудь6oй?
Гермес: Все подчинено Судьбе, сын мой, и в вещах телесных ничего не происходит помимо ее, ни Благо, ни зло. Это Судьба определяет, что тот, кто совершил зло, будет наказан, и он действует, чтобы получить наказание за свое деяние.
6. Но оставим вопрос зла и Судьбы, который мы когда-то обсуждали. Сейчас мы говорим об уме, о его могуществе, о его воздействии, которое различно на людей и на тварей бессловесных, на которых его влияние не распространяется. Мы должны знать, что в тварях бессловесных ум не производит Блага, в человеке же производит, но не у всех одинаково (это и последующее предложения испорчены; Скотт: …так как не во всех людях…; Фестюжьер: …согласно тому, насколько…). В человеке он гасит страсти и желания. Но среди людей следует различать тех, которые владеют Словом, и тех, которые его лишены. Все люди подчинены Судьбе, Природе, рождению и перемене, в этом начало и конец Судьбы.
7. Все люди испытывают то, что им предначертано Судьбой. Но те, кто владеет Словом, как мы уже говорили, ведомы умом, неприступны для зла и не страдают от него — это удел прочих.
Тат: Что хочешь ты сказать, о отче?
Гермес: Прелюбодеяние, разве это не плохо? убийство, разве это не плохо? Человек, владеющий Словом (Менар: мудрец), не содеявши прелюбодеяния, будет страдать так же, как если бы это он содеял; не убив, он будет страдать так же, как если бы это он убил. Предопределенной перемены (Скотт: предначертанной смерти) не избежать, как и назначенного рождения, но тот, кто обладает умом, может избежать порока.
8. Я скажу тебе то, сын мой, что я всегда слышал от Доброго Гения, и если бы он это написал, он оказал бы людям большую услугу; ведь только он, сын мой, как Первородный Бог, поистине знал все и произносил божественные слова. Он говорил, что «все есть едино, особенно тела умопостигаемые; все мы живем владычеством, деянием, Вечностью (Фестюжьер: Эоном)». При этом ничто не имеет никакой протяженности в умопостигаемом (Менар: ничего не отделено от умопостигаемого); и ум, управитель (Менар: начало) всех вещей и «Я» Бога, может делать все, что он пожелает.
9. Поразмысли же и примени слова сии к вопросу, который ты задал мне на тему Судьбы (и?) ума. И отбрасывая в сторону слова, рождающие обсуждение, ты найдешь, сын мой, что Ум, «Я» Бога, действительно преобладает над всем, Судьбою, законом и всем остальным. Для Него нет ничего невозможного, ни превознесть человеческую душу над Судьбою, ни, если она непутевая, как часто случается, подчинить ее Судьбе (Менар: …делая ее безразличной к происшествиям). Но довольно о том, что говорил о Судьбе Добрый Гений.
Тат: Это божественные слова, истинные и полезные;
10. но объясни мне еще вот что: ты сказал, что у бессловесных тварей ум действует сообразно их природе и вожделениям. Но вожделение тварей, лишенных рассудка, суть, как мне представляется, страдания; значит, ум есть страдание, поскольку он смешивается со страданиями?
Гермес: Хорошо, сын мой, твое замечание серьезно, и я должен на него ответить.
11. Все бесплотное, что есть в теле, подвержено страданиям, и именно это бесплотное, собственно говоря, есть страдание (Скотт допускает: все, что во плоти, подвержено страданиям; телесное — всегда, но бесплотное — при определенных условиях, а именно тогда, когда пребывает в теле. В этом фрагменте под бесплотным понимается ум и душа). Весь движитель бестелесен, и все движимое телесно. Бестелесное тоже пребывает в движении, движимое умом, его движение есть страдание. И то, и другое подвергаются страданию: движитель потому, что он управляет, а движимое потому, что подчиняется. Ум все то время, пока он находится в теле, есть предмет страдания; но, отделяясь от тела, ум освобождается и от страдания. Или лучше сказать, сын мой, нет ничего избежавшего страдания — все им подвержено. Но страдание отличается от страждущего: первое — действующее, второе — страдательное. И тела имеют собственную энергию; будь они подвижные или неподвижные, это в обоих случаях есть страдание. Что касается бесплотного, то оно всегда испытывает воздействие, и потому подвержено страданиям. Не позволь себе обеспокоиться из-за слов; действие и страдание (Скотт склонен считать: воздействующий и подвергающийся воздействию) суть одно, но нет зла в том, чтобы пользоваться выражением более благозвучным (Менар: благородным).
12. Тат: Это объяснение очень ясное, отче мой.
Гермес: Заметь, к тому же, сын мой, что человек получил от Бога, кроме того, что получили все смертные твари, два дара, равные бессмертию: ум и речь (Менар: рассудок; и кроме того, он обладает способностью выражения — речью). Если он умно распорядится этими дарами, он ничем не будет отличаться от бессмертных; выйдя из тела, он вознесется, ведомый умом и словом, в хор блаженных и богов.
13. Тат: Значит, иные животные не пользуются словом, отче мой?
Гермес: Нет, сын мой, они имеют только голос. Слово и глас — вещи очень различные. Слово есть общее для всех людей, голос же различен у каждого рода тварей.
Тат: Но отче мой, речь тоже отличается у людей различных народов.
Гермес: Речь разная, но человек один и тот же; вот почему выговариваемый смысл один, и благодаря переводу видно, что он один и тот же в Египте, в Персии, в Греции.
Мне кажется, сын мой, что ты не знаешь величия и добродетели слова. Блаженный бог, Добрый Гений, сказал: «Душа пребывает во плоти, ум — в душе, слово (высказываемый смысл) — в уме, и Бог есть Отец всего этого».
14. Слово есть образ ума (Фестюжьер: идеи), ум — образ Бога, тело есть образ идеи, идея — образ души. Наиболее тонкая часть материи есть воздух, воздуха — душа, души ум, ума — Бог. Бог охватывает все и все проницает все, ум облачает душу, душа — воздух, воздух — материю.
Необходимость, Провидение и Природа — орудия мира и материального порядка. Каждое из невещественных явлений есть сущность, и его сущность есть самобытность. Каждое из тел, составляющих Вселенную, напротив, множественное; ибо каждое из сложных тел самобытно преобразовываясь из одного в другое, оно сохраняет цельной свою самобытность.
15. Более того, во всех иных сложных телах существует присущее каждому из них число, и без числа они не могут производить ни сложения, ни сочетания, ни разложения. Единицы порождают множества, увеличивают их и, отделяясь, возвращаются к самим себе, в то время как материя остается одной. Весь мир есть большой бог, образ наивысшего Бога, объединенный в себе, страж порядка, установленного Волей Отца; он есть изобилие жизни. И нет в нем ничего, во всей Вечности череды повторяющихся возвращений, которую он получил от Отца, нет ничего ни в целости, ни в частях, чтобы не было бы живым. Ничего мертвого не было, нет и не будет в мире. Отец пожелал, чтобы он был живым столько, сколько будет существовать. Следовательно, он (Фестюжьер: мир) неизбежно (Скотт: …также) есть Бог.
16. Как в Боге, в образе Вселенной, в полноте жизни, могли бы быть вещи мертвые? Труп (Фестюжьер: смерть; Скотт: смертность, порча, разложение), то, что портится, что разлагается; как часть непортящегося могла бы портиться, как могло бы погибнуть что-либо от Бога?
Тат: Значит, живые существа, которые суть в мире и которые суть части его, не умирают, отче мой?»
Гермес: Не говори так, сын мой, иначе ты впадешь в заблуждение, употребив неподходящее выражение; ничего не умирает, но то, что было сложено, разделяется. Живые существа, будучи сложными, разлагаются. Это разложение не есть смерть, но разделение составных частей. Цель его состоит не в разрушении, но в обновлении. Какова в действительности энергия жизни? Разве не движение? И что есть неподвижное в мире? Ничего, сын мой.
17. Тат. Даже земля не кажется тебе неподвижной, отче мой?
Гермес: Нет, сын мой, в ней очень много движения в то же время, когда она неподвижна. Не было бы ли нелепым считать ее неподвижной, ее, всеобщую кормилицу, благодаря которой все рождается и растет? Тот, кто рождает, не мог бы ничего родить без движения. Смешно спрашивать, бездеятельна ли четвертая часть мира, ведь тело недвижимое означает только бездеятельность.
18. Знай же, сын мой: все без исключения, что есть в мире, все это пребывает в движении, будь то увеличение или уменьшение. Все, что движется, — живое, и всеобщая жизнь есть необходимое перевоплощение (Фестюжьер: нет необходимости, чтобы живые существа сохраняли свою тождественность). В целости своей мир не изменяется, сын мой, но все его отдельные части перевоплощаются. Ничего не разрушается и не исчезает, это только слова сбивают нас с толку; не рождение есть жизнь, но ощущение (Скотт: рождение есть начало не жизни, но сознания); не изменение есть смерть, но забытье. А если так, то все бессмертно: материя, жизнь, ум, дух, душа — все то, что составляет живое существо.
19. Следовательно, всякое животное бессмертно умом, особенно человек, который способен воспринимать Бога и быть причастным Его сущности (Фестюжьер: войти в союз с Богом). Ибо он есть единственное живое существо, которое общается с Богом, ночью — во сне, днем — при помощи знамений. Бог сообщает будущее различными способами: с помощью птиц, внутренностей животных, дыхания, дуба. И человек может сказать, что он знает минувшее, настоящее и грядущее.
20. Поразмысли также о том, сын мой, что каждая из иных тварей живет только в одной части мира: водные твари в воде, земные — на суше, пернатые — в воздухе; человек же использует все стихии: землю, воду, воздух, огонь. Он видит даже небо и достигает его своими ощущениями.
Бог все охватывает и все проницает, ибо Он есть энергия и могущество, и нет ничего трудного в постижении Бога, сын мой.
21. Но если ты желаешь созерцать Его, сын мой, взгляни на Порядок и красоту мира, на Необходимость, которая управляет его (наглядными) проявлениями, на Провидение, управляющее тем, что было, и тем, что есть теперь; посмотри на жизнь, преполняющую материю, на движение сего великого Бога со всеми существами, благими и прекрасными, которые Он в Себе содержит: с богами, демонами, людьми.
Тат: Но это чистые энергии, отче мой.
Гермес: Если это энергии, кто их привел в действие, если не Бог (Фестюжьер: иной бог?)? Разве ты не знаешь, что небо, земля, вода и воздух составляют мир, так же жизнь и бессмертие суть проявления Бога (Менар: …и энергия, и дыхание…), и Необходимость, и Провидение, и Природа, и Душа, и Ум, и непрерывность всех этих вещей, которые мы называем Благом? Во всем, что существует и что производится, нет ничего, в чем не был бы Бога.
22. Тат: Значит, Бог есть в материи, отче мой?
Гермес: Материя, сын мой, вне (Фестюжьер: отделена от…) Бога, раз уж ты стремишься закрепить за ним особое место; но материя, не вовлеченная в творчество, не бесформенная ли это масса? А если она вовлечена в творчество, то посредством энергий, не так ли? А ведь мы сказали, что энергии — части Бога. От кого живые получают жизнь и бессмертные бессмертие? Кто осуществляет превращения? Пусть это будут материя, тело, вещество — знай, что в них пребывают (Фестюжьер: они суть) энергии Бога, энергии материальные — в материи, энергии телесные — в теле, энергии вещественные — в веществе. Все это вместе есть Бог,
23. и во Вселенной нет ничего, что не было бы Богом. И нет ни величия, ни связи, ни качества, ни формы, ни времени вне Бога (Фестюжьер: в Боге), ибо он вездесущ и всеобъемлющ. Чти Слово сие и пади ниц, сын мой, и воздавай Богу единственное достойное служение служение добродетелью.
XIII. Тайная проповедь на горе о возрождении и правиле молчания
Гермес Триждывеличайший к своему сыну Тату
1. Тат: В «Общих положениях», отче мой, ты говорил загадками о божественных деяниях, и ты не открыл смысл своих слов, когда сказал, что никто не может быть спасен без нового рождения. Но когда я обратился к тебе с мольбой после слов, которые ты мне говорил на горной тропинке, а расспрашивал я тебя о возрождении, так как это единственный вопрос из всего учения, который для меня остался нераскрытым, ты пообещал мне, что откроешь это, «когда я буду готов отстраниться от мира». И вот теперь я готов: я закалил свой дух против наваждений мира. Поведи же меня теперь, как ты обещал, к последнему посвящению возрождения, будь то голосом, будь то тайным путем (способом). Я не знаю, о Триждывеличайший (Менар: из какой материи), из какого лона, из какого семени рождается (Скотт: возрождается) Человек.
2. Гермес: О сын мой, лоно есть Мудрость в Молчании, а семя есть истинная Благость.
Тат: А кто ее сеет, отче мой? — я в полном недоумении.
Гермес: Воля Божия, сын мой.
Тат: А как он рождается, отче мой? Лишенный видимого вещества, какое есть во мне, он должен быть иным.
Гермес: Рожденный — иной, он Сын Бога. Все есть во Вселенной (пан эн панти; дословно: Все во Всем. — К. Б.), составленной из всех Сил.
Тат: Слова твои загадочны, отче мой, и ты не разговариваешь со мной, как отец разговаривает со своим сыном.
Гермес: Этому роду Истины не учатся, сын мой, ее припоминают, когда Бог этого пожелает.
3. Тат: То, что ты речешь, невозможно и надумано (Скотт: противоречит здравому смыслу; Фестюжьер: выцежено через силу), отче мой; поэтому я также считаю справедливым тебе возразить. Разве я чужестранец, сын чужого рода? Не откажи мне в своем учении, отче мой, ведь я твой законный сын; объясни мне, как происходит возрождение.
Гермес: Что тебе сказать, сын мой? Я могу тебе сказать только вот что: невыразимое, нематериальное видение случилось мне. Милостью Божией я вышел за пределы себя самого, чтобы войти в бессмертное тело, я больше не тот, кем был, я рожден в Уме. Это непознаваемо через слово, не видится через сию материальную вещь, измышленную для видения земного, и потому я больше не тревожусь из-за моей предыдущей сложной формы, и я более не окрашен, не осязаем, не измерим, я чужд всему этому. Ты сейчас видишь меня очами, но сим телесным очам недоступно мое нынешнее естество, не этими глазами меня сейчас можно видеть, сын мой.
4. Тат: Ты сводишь меня с ума, ты лишаешь меня рассудка, отче мой (Скотт: не хочешь ли ты сказать, что..?); теперь я больше не вижу даже самого себя.
Гермес: Да будет угодно Небу, чтобы ты, сын мой, смог выйти за пределы себя самого, как уносимый ночью в сновидении, при этом не спя.
Тат: Скажи мне еще вот что: кто родитель возрождения?
Гермес: Сын Бога, человек (Фестюжьер: …такой же, как и все…), по Воле Божией.
5. Тат: Теперь, отче мой, после того, как ошеломляющим ударом ты сделал меня немым, мои ощущения замерли, я могу только думать, и я вижу тебя все время той же величины и тех же внешних очертаний.
Гермес: Ты ошибаешься даже в этом, ибо вещи смертные меняют свой вид изо дня в день, время их увеличивает или уменьшает, они всего лишь призраки.
6. Тат: Что же тогда подлинно, о Триждывеличайший?
Гермес: То, Что не испорчено (Скотт: испорчено материей), сын мой, то, Что не имеет ни границ, ни цвета, ни формы: нерушимое, нагое (Фестюжьер: нагое перед взглядом), лучезарное; То, Что постигает Самое Себя; неизменное, Благо, Бесплотное.
Тат: Действительно, я теряю рассудок, отче мой. Мне кажется, ты сделал меня мудрым, и эта мысль усыпляет мои ощущения.
Гермес: Так оно и есть, сын мой; (ощущения воспринимают) то, что вздымается, как огонь, то, что опускается, как земля, дует через всю Вселенную, как воздух, течет, как вода; но как ты можешь ухватить ощущениями то, что не есть ни твердое, ни жидкое, ни жесткое, ни мягкое, то, что постигается только через свое могущество и свою энергию, что требует того, кто способен постичь рождение в Боге (Скотт: рождение бесплотное)?
7. Тат: Значит, это за пределами моих возможностей, отче мой?
Гермес: Да не будет так, сын мой. Постарайся, и это придет; возжелай, и твое желание сбудется. Усыпи свои телесные ощущения, и произойдет рождение в божестве; очисти себя от слепых мучителей материи.
Тат: Значит, во мне есть мучители, отче мой?
Гермес: И их немало, сын мой, они грозны и многочисленны.
Тат: Я их не знаю, отче мой.
Гермес: Само Незнание есть первый из этих палачей.
Второй — печаль;
третий — неумеренность;
четвертый — вожделение;
пятый несправедливость;
шестой — алчность;
седьмой лживость;
восьмой зависть;
девятый — хитрость;
десятый гнев;
одиннадцатый опрометчивость;
двенадцатый — коварство.
Числом — двенадцать, но под ними, под их главенством еще большее количество. Посредством пленения тела они заставляют находящегося внутри его человека страдать через ощущения. Они удаляются мало-помалу, правда, не все сразу (Скотт: все вместе, все как один), от того, кого Бог наделил милостию Своею (Скотт; и тогда Ум (Слово Божие) рождается в нем). Вот в этом-то и состоит способ и смысл возрождения.
8. А теперь не говори ничего более, сын мой, и храни набожное молчание: в награду за это милость Божия впредь не перестанет нисходить на нас. Возрадуйся теперь, сын мой, вот, наконец, Силы Божий очистили тебя до глубины; они прибыли для того, чтобы создать в тебе тело Слова Божиего.
Оно дошло до нас, Знание Бога, и с его приходом невежество изгнано.
Оно дошло до нас, знание радости, и с его приходом печаль уйдет к тому, в ком еще есть для нее место.
9. Сила, которую я призываю после радости, это воздержание (эгкратейа). О, сладчайшая сила! Подготовим ей, сын мой, самый дружелюбный прием: смотри, как своим прибытием она изгоняет неуверенность! На четвертое место я призываю терпение (картерия) силу, противостоящую вожделению. Этот уровень, сын мой, есть местопребывание праведности (краевое): смотри, как она без суда изгоняет несправедливость. Мы оправданы (Скотт: …без суда; Фестюжьер: стали справедливыми), сын мой, несправедливости здесь больше нет. Как шестую силу я призываю к нам общность (койнониа), борющуюся с алчностью. Когда алчность отступила, я призываю еще истину (алетейа): обман исчезает, и к нам приходит истина. Смотри, сын мой, как с приходом истины благость достигает своей полноты. Зависть отделяется от нас (как и остальные пороки).
К нам приходит Истина, за нею следует благость, сопровождаемая жизнью и Светом, в нас не осталось больше палачей тьмы, все улетели, поверженные, громко трепеща крыльями.
10. Теперь ты знаешь, сын мой, как происходит возрождение. С прибытием Десятки, сын мой, духовное рождение произошло, Двенадцатка изгнана и мы обожествлены этим рождением. Тот, кто получил по милости Божией рождение в Боге, освобожденный от телесных ощущений, познает (Менар: познает божественные стихии, из которых он составлен…), как он составлен Силами, и наслаждается совершенным блаженством.
11. Тат: Усиленный Богом, отче мой, я созерцаю, но не посредством глаз, а (Скотт: …работая умом) посредством духовной энергии, полученной мною от Сил. Я в небе, на земле, в воде, в воздухе; я в животных, в растениях, в утробе, перед зачатием, после рождения, я везде.
Но скажи мне еще вот что: как палачи мрака, числом двенадцать, были изгнаны десятью силами? Каким образом это произошло, о Триждывеличайший?
12. Гермес: Этот шатер, из которого мы вышли, сын мой, представляет собой зодиакальный круг, состоящий из знаков (Скотт: частей) числом двенадцать, единой природы, но способных принимать всякого рода формы, чтобы ввести человека в заблуждение. Среди этих палачей существуют пары, организованные для того, чтобы сбивать людей с толку, объединенные в своем действии (в самом деле, Опрометчивость неотделима от Гнева), и их даже невозможно различить. Вполне естественно и согласно здравому смыслу, что они исчезают вместе, изгнанные десятью Силами, иначе говоря, Десяткой; ибо Десятка, сын мой, — родительница души. Жизнь и Свет объединены в Единицу, в Дух, и число Один есть источник Декады. Посему вполне разумно, что Единица содержит в себе Десятку, а Десятка содержит в себе Единицу.
13. Тат: Отче мой, я вижу Все и себя самого в Уме.
Гермес: Именно в этом и состоит возрождение, сын мой, не строить более свои представления в форме тела в трех измерениях, но строить их в бесплотном; благодаря этой речи о возрождении, которую я записал (только для тебя), чтобы мы не были врагами (диаволой) Вселенной для толпы, которой Бог не хочет (это открыть) (Фестюжьер: чтобы мы не открыли все перед толпой, но только перед теми, кого Сам Бог для этого избрал).
14. Тат: Скажи мне, отче мой, это новое тело, составленное из Сил, когда-либо разлагается?
Гермес: Молчи, сын мой, не говори вещи невозможные, это было бы заблуждение, грех и безбожие ока твоего разума. Чувственное тело Природы далеко от рождения сущностного. Один разлагаем, иной нет, один смертен, иной бессмертен. Разве ты не знаешь, что ты стал богом и сыном Единого, так же как и я?
15. Тат: Я хотел бы, отче, услышать это восхваление Силам в виде гимна, который ты обещал мне спеть, когда я достигну Восьмерицы (Менар: Восьмерицы Сил; Скотт: восьмой сферы неба).
Гермес: Согласно Восьмерице, открытой мне Поймандром, ты прав, сын мой, в том, что спешишь выйти из шатра, ведь ты теперь полностью очищен. Поймандр, Высший Ум, не передал мне ничего больше, чем то, что написано, зная, что я сам мог бы понять и постигнуть все, что желал, мог бы все увидеть, и он мне предоставил делать то, что хорошо. Вот почему все Силы, которые во мне (Менар: …будут воспевать его), поют то же, что и Силы, которые пребывают во всех иных вещах.
16. Тат: Я хочу, отче мой, услышать это и постичь в мысли.
Гермес: Так помолчи, сын мой, и услышь теперь совершенное восхваление, гимн возрождения, который я не намеревался открыть так легко, если бы это давалось не тебе в завершение всего посвящения (Тидманн: моей речи). Ибо ему не учатся, он таится в тишине. Итак, сын мой, найди открытое место и, стоя лицом к южному ветру, воспой Бога в момент захода Солнца, и точно так же в момент его восхода, повернувшись в сторону восточного ветра. Слушай же, сын мой.
ТАЙНЫЙ ГИМН: РЕЧЬ ЧЕТВЕРТАЯ
17. Да услышит звуки этого гимна вся Природа мира.
Откройся, земля,
да откроются гласу моему все вместилилища дождей,
да прекратят свой шелест деревья.
Я буду воспевать Господа мироздания, Всеединого.
Откройтесь, небеса;
ветры, успокойтесь;
да примет бессмертный круг Бога слово мое,
ибо я буду воспевать Творца Вселенной,
Единого, Того, Кто сделал землю твердой,
Кто подвесил небеса,
Кто повелел пресной воде выйти из океана и разлиться по земле обитаемой и необитаемой для питания и иных нужд всех людей;
Кто приказал огню появиться для удовлетворения всяческих потребностей людей и Богов.
Прославим же все вместе Того,
Кто возвышается над небесами,
Творца всей Природы.
Он есть око Разума,
да примет Он благословение Сил моих.
18. Воспевайте Всеединого,
Силы, которые во мне;
пойте согласно воле моей, все Силы мои.
Святое Знание, зажженное Тобою,
благодаря Тебе я воспеваю идеальный Свет,
я благоговею в радости ума.
Все Силы мои, пойте вместе со мною.
Пой, о целомудрие; справедливость моя,
воспевай устами моими справедливость;
бескорыстие мое, воспевай Все;
Истина, воспевай Истину устами моими;
добродетель, воспевай добродетель;
Жизнь и Свет, от вас (Менар: от нас) исходит благословение и к вам оно возвращается.
Я воспеваю Тебя, Отче, энергия Сил моих;
я воспеваю Тебя, Боже, Сила моих энергий.
Слово Твое воспевает Тебя устами моими,
прими же Все в слове, как словесную жертву.
19. Вот что провозглашают Силы, которые суть во мне.
Они Тебя воспевают,
Тебя, вездесущего,
они исполняют Волю Твою.
Воля Твоя исходит от Тебя и (Фергюсон: …Все…) возвращается к Тебе, Все.
Прими от всего наше словесную жертву.
Спаси Все (Скотт: Ум), что есть в нас,
о Жизнь; освети, о Свет, Дух, Бог!
Ибо Ум, наш пастырь, рождает Слово Твое;
Творец, несущий дух, Ты еси Бог.
20. Человек, Тебе принадлежащий, восклицает это через огонь, воздух, землю, воду, Дух, посредством творения.
Я получил благословение от Вечности Твоей.
То, что я искал, я получил (Менар: …из Мудрости Твоей…) — покой (Скотт; …и возрождение).
Я знаю, что я произнес это прославление по Воле Твоей.
21. Тат: Отче мой, я поместил Его (Менар: тебя) в моем мире.
Гермес: Говори «в умопостигаемом мире», сын мой.
Тат: В умопостигаемом, отче мой. Я могу это. Твой гимн и прославление прояснили мой ум; более того, я тоже желаю послать восславление Богу согласно моей собственной мысли.
Гермес: Не делай этого легкомысленно, сын мой.
Тат: Отче мой, то, что я созерцаю в Уме, я говорю тебе.
Тебе, О Первый Автор рождения;
я, Тат, посылаю Богу словесную жертву.
Боже, Ты еси Отец, Ты еси Господь, Ты еси Ум;
прими словесную жертву, которую Ты от меня ждешь,
ибо все, что Ты желаешь, свершается.
Гермес: Ты, сын мой, посылай Богу, Отцу всего сущего, достойную жертву; но добавляй, сын мой: «Словом».
22. Тат. Благодарю тебя, отче мой, что ты меня вразумил.
Гермес: Я радуюсь, сын мой, что ты получил сладкие плоды Истины, бессмертный урожай. Теперь, когда ты научился этому от меня, обещай мне хранить молчание об этом чудесном могуществе (Менар: научись от меня чествовать тишину добродетели), не открывая никому, сын мой, путь (Фестюжьер: способ передачи традиции) перерождения, который я передал тебе, из опасения, чтобы нас не сочли за врагов Вселенной (диаволой ту пантос логистомен; Фестюжьер: разгласителей тайны учения). На этом достаточно, каждый из нас был занят (Менар: размышлял), я — посвящая, ты — внимая. Ты познал в Свете Умом себя самого и нашего общего Отца.
Гермес Триждывеличайший к Асклепию
1. Поскольку в твое отсутствие мой сын Тат возжелал, чтобы я научил его природе вещей, я решил не откладывать это на потом, и это естественно, ведь он мой сын, и он еще так молод, что едва только приблизился к особому Знанию; я должен был бы впоследствии изощряться, чтобы дать ему объяснения более понятные. Но тебе я хотел послать краткое изложение самых важных понятий (Менар: самого важного из того, что было сказано ранее), с толкованием более тайным (Скотт: …о чем я умолчал бы перед ним; Менар: с толкованием более мистическим), учитывая твой более зрелый возраст и полученное тобою ранее знание природы вещей.
2. Все, что проявляется перед нашими ощущениями, имело начало, рождение; оно приходило и приходит к бытию не из себя самое, но из иного. Вещи сотворенные многочисленные, и всякая вещь явная, отличная и непохожая на иные, рождается из иной вещи. Значит есть Кто-то, Кто делает их и Кто Сам есть несотворенный и предшествующий всякому появлению на свет. То есть я говорю, что все сотворенное пришло к бытию из чего-то иного и что ни одна вещь сотворенная не может предшествовать всей совокупности вещей сотворенных, но только Единственный Несотворенный.
3. Он превосходит (все) по могуществу, поистине Единый, истинно мудрый во всем, поскольку ничто Ему не предшествовало. Он Первый по порядку и величию. От него зависят количество, величина, разнообразие вещей сотворенных, преемственность творчества и его энергия. Кроме того, творения видимы, но он невидим. Поэтому он творит, чтобы стать видимым. Он творит все время, и в итоге он видим.
4. Посему постигать Его необходимо умом; постигать Его значит созерцать Его; тот кто созерцает Его, достигает блаженства через Знание своего достопочтенного Отца.
Есть ли что-либо лучше, чем истинный Отец? Какой же Он, и как Его узнать? Правильно ли было бы дать Ему имя «Бог», или «Творец», или «Отец», или сразу все эти три имени? «Бог» соответствует Его могуществу, «Творец» — Его деятельности, «Отец» — Его Благости. Его могущество проявляется в Его творениях, Его деятельность (Скотт: Его Доброта) — во всеобъемлемости Его творчества.
Оставим же пустые слова и весь бессмысленный разговор и усвоим два понятия: то, что сотворено, и Тот, Кто творит; между ними нет места для третьего.
5. Каждый раз, когда ты размышляешь или слышишь что-либо (Менар: что-либо о Вселенной), припомни себе эти два слова и осознавай, что они отражают все, что существует, что ничего невозможно оставить вне их, будь то вверху, внизу, в божественном, в изменчивом, в глубинах. Эти два слова, рожденный и Творец, содержат в себе всю Вселенную и неотделимы друг от друга ибо не может существовать ни Творец без творения, ни творение без Творца. Каждый из них определен своей ролью и не может отделиться от другого более, чем от себя самого.
6. Если творец есть не кто иной, как тот, кто творит, роль единственная и простая, он обязательно создал сам себя, ибо творцом становятся творя. Рожденный рождается обязательно из иного; без творца рожденный не может ни родиться, ни существовать. Каждый из них потерял бы свою собственную природу, если бы был отделен от другого. Значит, если мы признаем, что вся действительность существует в этих двух словах, один сотворенный, другой творящий, мы признаем тем самым, что их союз нерасторжим; один предшествует, другой следует; первый есть Бог Творец, другой — рожденный, кем бы он ни был.
7. И не бойся, что слава Бога будет приуменьшена разнообразием Его творчества; Он славен уже тем, что рождает, и роль сия есть, в некотором роде, Его тело. Но ничто плохое или уродливое не может быть сочтено Его произведением. Эти случаи сопутствуют творчеству, как ржавчина на меди или грязь на теле. Ни кузнец не делает ржавчины, ни родители не делают грязи, ни Бог не делает зла; но по причине долговечности и превратностей вещей сотворенных в них происходит эта порча, и поэтому Бог делает преобразование, как будто чтобы очистить свои творения.
8. Если одному и тому же самому живописцу позволено сделать небеса и богов, землю, море, людей и животных всех видов, существа бессмертные и растения, то разве Бог не смог бы сотворить все это? О безумие и незнание Бога! Это мнение есть наиболее странное заблуждение. Заявлять о своих набожности и благочестии, отвергая сотворение Богом всех вещей — это даже не знать Его и добавить к этому незнанию величайшее безбожие, ибо это значит полагать, что Он поддался гордыне (Менар: …невежеству и зависти…) или что Он был бессилен. Ибо если бы Он не создал все, то это из гордыни или потому, что Он не может или не умеет (Менар: …или потому, что Он завидовал бы существованию своих творений); это безбожие — думать так.
9. Ибо у Бога только одно качество — Благость, а доброта исключает гордыню, бессилие (Менар: и прочее). Вот что есть Бог — Благо, имеющее полное могущество творить все сущее. (Менар: Всякое творение рождено Богом, то есть Благом и всемогуществом.) Если ты желаешь знать, как Бог творит и как рождаются творения, ты можешь это знать. Вот прекрасное и наиболее точное сравнение:
10. посмотри на крестьянина, бросающего семена в землю, здесь ячмень, там пшеницу, а там еще какие-то иные зерна; посмотри, как он садит виноград, яблоню, фигу и иные деревья. Так и Бог сеет в небе бессмертие, на земле преобразования, во Вселенной — движение и жизнь. Эти начала немногочисленны, их легко сосчитать. Всего их четыре (вышеперечисленные), а также Сам Бог и сотворенная Природа, составляющие все, что существует.
XVI. Определения
О Боге, материи, зле, Судьбе, Солнце, умопостигаемой сущности, божественной сущности, человеке, расположении Плеромы, семи звездах (планетах), человеке по образу.
Асклепий к царю Амману
1. Я обращаю к тебе, о царь, важную речь — увенчание и подытоживание всех остальных. Она не согласуется с мнениями толпы, напротив — она во многом противоречит им. Ты даже заметишь, что она противоречит некоторым моим собственным речам. Так вот, Гермес, мой учитель, в своих частых беседах со мною наедине или даже иногда в присутствии Тата повторял мне, что те, кто будет читать мои книги, найдут в них простое и ясное изложение, тогда как в действительности оно, наоборот, туманно и содержит сокрытый смысл; оно станет (Менар: стало) еще более туманным позже, когда греки возжелают (Менар: возжелали) перевести его с нашего языка на свой.
2. Изложенная же на своем родном языке, эта речь сохраняет смысл слов во всей ясности: сам характер звуков и мелодичность египетского языка сохраняют в словах энергию соответствующих им вещей (Менар: энергия египетских слов сама объясняет смысл).
Потому-то насколько ты можешь, о царь, — а ты можешь все, предохрани эту речь от какого бы то ни было перевода, во избежание того, чтобы сии величайшие таинства не попали к грекам и чтобы высокопарные приукрашенные изречения греков не ослабили пыл и действенность, не приуменьшили важность и выразительность нашего языка. Ведь у греков, о царь, есть только пустые изречения (Менар: новые формы изречений) для достижения убедительности, а в действительности вся их философия только пустой звон слов. Что касается нас, мы употребляем не простые слова, но звуки, преисполненные действия (магического).
3. Я начну мою речь с призвания Бога, Господа, Творца, Отца, охватывающего всю Вселенную, который, будучи Одним, есть Все и который, будучи Всем, есть Один. Ведь плерома всех существ есть едина и она в Одном, не так, чтобы Единый раздваивался, но так, что эти две совокупности составляют одно. Сохраняй этот способ мышления (Айнарсон: помни эту мысль) на протяжении всей моей речи, о царь. Если бы кто-либо попытался различить Все и Единого, употребив слово «все» в смысле множества, но не целости, он пришел бы к невозможному — к разрушению Всего, которое не существует в отрыве от Единого. Если Единый существует, нужно, чтобы Он был Всем, чтобы плерома не была расчленена.
4. Смотри же, как на земле, в наиболее срединных ее частях, бьет множество источников воды и огня, как можно видеть в одном и том же месте три природы сразу: огня, воды и земли, происходящие из одного и того же корня. Это наводит на мысль, что для всей материи существует единое хранилище (Райнхардт: земля есть хранилище материи), которое, с одной стороны, обеспечивает все материей, а с другой — получает взамен вещество, нисходящее свыше.
5. Именно так творец, я имею в виду Солнце, связывает вместе небо и землю, посылая вниз вещество, поднимая вверх материю, привлекая к себе все вещи, извлекая из себя и давая все всему, и именно так оно свободно распространяет свет на все. Оно есть то, от кого благие энергии проникают не только в небо и воздух, но также на землю до дна самой глубокой пропасти.
6. С другой стороны, существует также некоторая умопостигаемая сущность, которая есть вещество (Фестюжьер: масса) Солнца, и солнечный свет можно было бы назвать (Скотт: должен быть) ее вместилищем. Каков состав и источник, об этом знает только Солнце (Фестюжьер: …ибо оно близко к самому себе по месту и по природе… […] Скотт: Солнце, находясь близко к нам и будучи подобным нам по своей природе, предоставляет себя нашему зрению. Бог не показывает нам Себя, мы не можем Его видеть, и только путем догадки, прикладывая большие усилия, мы можем постичь Его в мысли). Дабы постичь (Менар: постигнуть индукцией) то, что ускользает от зрения, следовало бы находиться вблизи от него и быть тождественным его природе.
7. Что касается вида Солнца, то это не догадка, а сам видимый луч, охватывающий своим пресветлым сиянием весь мир: и ту его часть, которая пребывает вверху, и ту, которая находится внизу. Солнце установлено в середине мира, мир для него как корона, и подобно хорошему возничему оно содержит в равновесии всю колесницу мира и само остается тесно с нею связанным из опасения, чтобы она не была унесена в беспорядочный бег. Поводья суть жизнь, душа, дух, бессмертие и рождение. Оно немного отпустило поводья, чтобы дать миру возможность идти на некотором расстоянии (Фестюжьер: своей дорогой), недалеко от него, или, правильнее говоря, с ним.
8. Вот каким образом все вещи непрерывно творятся: оно распределяет между бессмертными существами вечную длительность и частью своего света, возносящейся вверх, то есть с лучами, посылаемыми той из двух сторон, которая смотрит в небо, питает бессмертные части мира. Светом же, плененным в мире и окунающим свое сияние во глубины воды, земли и воздуха, оно оживляет и приводит в движение, путем рождений и преобразований, живые существа, обитающие в этой части мира,
9. превращая их из одних в другие (Фестюжьер: …по принципу спирали) — превращение одних в другие производит непрерывное перевоплощение их из вида в вид и из рода в род — то есть в этой части мира Солнце выполняет ту же творческую деятельность, что и по отношению к большим телам. Непрерывность всякого тела есть изменение: тела бессмертного изменение без разложения, тела смертного изменение, сопровождающееся разложением. Таково в точности отличие бессмертного от смертного и смертного от бессмертного.
10. Далее, как Солнце непрерывно рассеивает свой свет, так же непрерывно оно творит жизнь, и ничто его ни останавливает, ни ограничивает. Boкpуг Солнца многочисленные хоры демонов, подобные полкам различных родов войск, которые, пребывая по соседству со смертными, недалеки и от бессмертных, получив часть мира, заселенную людьми, следят за человеческими делами. И они исполняют то, что им приказывают боги, посредством бурь, вихрей, смерчей, превратностей огненной стихии, землетрясений, а также голодоморами и войнами, карая безбожие.
11. Именно в безбожии заключается наибольший грех людей по отношению к богам: ведь роль богов — творить добро, людей быть набожными, а демонов — помогать богам. За все иные грехи, которые люди совершают по заблуждению, по дерзости, по принуждению того, что называют Судьбой, или по неведению — за все эти грехи боги не спрашивают: только безбожие подпадает под удар правосудия.
12. Солнце — хранитель и кормилец всех видов существ: так же, как мир умопостигаемый, оболакивая мир чувственный, наполняет его всеми формами с бесконечным их разнообразием, так же и Солнце, охватывая (Менар: своим светом) все, что есть в мире, дает всем существам рождение и развитие, а также принимает их в себя, когда они умирают (Менар:… утомленные своим путем) и уходят.
13. Согласно распоряжениям Солнца, был создан хор демонов или, скорее, хоры: ведь они многочисленны и разнообразны, подчиненные командованию квадратов звезд, в равном числе для каждой из звезд (Менар: и их число отвечает числу звезд). Таким образом, у каждой звезды есть свои демоны, благие и злые по своей природе, то есть по своей деятельности — ибо сущность демона есть деятельность, есть среди них и такие, которые смешивают в себе благо и зло.
14. Всем этим демонам досталась власть над земными делами и над творящимся здесь беспорядком, и они причиняют всякого рода беспокойство в общем — городам и народам, в частности — каждой личности. Они стараются изменить наши души в своих целях (Менар: по своему подобию) и возбудить их, проникая в наши мышцы и в наш костный мозг, в наши вены и артерии, даже в наш головной мозг, проникая до глубины внутренних органов.
15. В то мгновение, когда каждый из нас рождается и получает душу, он попадает во власть демонов, несущих службу в этот точный миг рождения, то есть демонов, служащих каждой из звезд. Демоны (Скотт: звезды) ежеминутно меняются местами: одни и те же не исполняют ту же роль, они служат по очереди. Таким образом демоны, проникая через тело в две части души, беспокоят душу, каждый согласно присущей ему деятельности. Только рассудочная (логиком) часть души, избегая власти демонов, остается постоянной, готовая стать вместилищем Бога.
16. Итак, если в рассудочной части души человек получает Свет божественного луча посредством Солнца (а таких людей очень мало), то в этом случае демоны обессиливают, и никто — ни демоны, ни боги — не имеет никакой силы против одногоединственного луча Бога. Что касается остальных людей, то все они, души и тела, привязаны к демонам, они любят демонов и обожают в себе их воздействие. Но ум не таков, как вожделение, которое (Фестюжьер: это ум, а не любовь [текст испорчен]) есть одновременно жертва и причина заблуждения. (Скотт: Это любовь, лишенная ума, заблуждается и сбивает человека с пути истинного.) Руководство нашей земной жизнью полностью пребывает во власти демонов и осуществляется посредством наших тел: это управление Гермес назвал Судьбой.
17. Мир умопостигаемый зависит от Бога, мир чувственный от мира умопостигаемого, и Солнце через мир умопостигаемый и мир чувственный получает для своей подпитки от Бога приток Блага, то есть творческую деятельность (Скотт: энергию, дающую жизнь). Кроме того, вокруг Солнца расположены восемь шаров, зависящих от него, круг неподвижных звезд, шесть шаров планет и единственный круг, окружающий землю. От этих шаров зависят демоны, а от демонов — люди, и таким образом всё и все зависят от Бога.
18. Вот почему Бог есть Отец всего сущего, Солнце есть их творец, а мир (Скотт: мир небесный) есть орудие этой творческой деятельности. Небо управляемо умопостигаемой сущностью, оно, в свою очередь, управляет богами, а демоны, пребывающие в распоряжении богов, управляют людьми — вот как устроен сонм (Менар: пирамида) богов и демонов.
19. Бог творит все вещи для Себя Самого их посредством, и все вещи суть части Бога; а если они все суть части Бога, значит, Бог есть Все. Творя все вещи, Бог творит Самого Себя, и невозможно, чтобы Он когда-либо перестал творить, поскольку Он не может также и перестать быть. И как у Бога нет конца, так же и у деяний Его нет ни начала, ни конца.
XVII. Без названия
— Если ты поразмыслишь, о царь, ты увидишь, что среди тел существуют также и бесплотные.
— Какие? — спросил царь.
— Тела, появляющиеся в зеркалах, — не кажутся ли они тебе бесплотными?
— Воистину, о Тат, твоя мысль чудесна, ответил царь.
— Но есть и иные бесплотные. Например, формы: не кажется ли тебе, что они действительно существуют, хотя и бесплотные, формы существ не только одушевленных, но и неодушевленных?
— Ты глаголишь Истину, о Тат.
— Таким образом, бестелесные отражаются в телах, а тела в бестелесных, то есть мир чувственный отражается в мире умопостигаемом, а мир умопостигаемый — в мире чувственном. Посему почитай изваяния, о царь, ибо они также содержат в себе формы из мира сверхчувственного.
Тогда царь встал и сказал:
— Пришло время, о пророк, чтобы я уделил внимание своим гостям. Но завтра мы продолжим нашу теологическую беседу на эту тему.
XVIII. О Волнениях тела, сковывающих душу
1. Если музыкант, ожидающий благозвучия музыки, останавливается, разочарованный плохой настройкой инструментов, он оказывается в смешном положении. Ведь когда инструменты оказываются слишком слабыми для исполнения того, что от них ожидалось, слушатели непременно высмеивают музыканта. Напрасно он изо всех сил пытается проявить свое мастерство и обвиняет слабость инструментов. Музыкант по своей природе, Бог не только производит благозвучие пения, но и придает соответствующий ритм музыки каждому отдельному инструменту, он неутомим, ведь Богу не присуще утомляться.
2. Если музыкант желает посоревноваться с иными в своем мастерстве, когда тромпетисты показали свой великий талант, когда флейтисты выразили тонкость мелодии, когда лира (Фестюжьер: свирель) и смычок сопроводили пение, а один его инструмент не послушался, то не обвиняют ни вдохновение (Фестюжьер: дуновение) музыканта, ни Верховное Существо. Музыканту воздают почести, которые он заслуживает, а обвиняют трещину в инструменте за то, что она создала препятствие самому прекрасному, помешав музыканту в его пении и лишив слушателей сладостной мелодии.
3. Так же, что касается нас, нельзя по причине слабости нашего тела обвинять наш род (Менар: автора нашей расы). Нужно знать, что Бог есть неутомимое дуновение, он всегда в хороших отношениях с присущим ему умением, получающий удовлетворение от своей непрерывной деятельности, вечно распространяющий (Фестюжьер: использующий) свои благодеяния, которые всегда одни и те же.
4. Если, например, материя, используемая Фидием-ваятелем, не подчинилась его намерению создать совершенное творение, (…и если бы) певец исполнил свое произведение, как только мог, то не его мы должны обвинять, но несовершенство струны, которая, чтобы ослабить свое напряжение (Менар, Айнарсон: уводя ноту вверх или вниз), лишила мелодичности прекрасную песню.
5. Не будем же обвинять музыканта за досадный случай с его инструментом; чем больше слушатель хулит инструмент, тем больше он прославляет музыканта, когда его удар попадает точно в тон… тогда слушатели еще больше восхищаются музыкантом и, несмотря ни на что, не поминают его лихом.
Так же и вы, о Достопочтенные (Фестюжьер: Достопочтенные Принцы), настройте вашу внутреннюю лиру на замысел Музыканта.
6. Я вижу, как музыканту часто случается, что даже без помощи лиры, если он однажды подготовил возвышенную тему, каким-то таинственным способом обращения со струнами ему удается обратить ход событий к своей славе и к очарованию слушателей… Так, говорят, что некий китарист, удостоившись благосклонности бога музыки, соревновался однажды в игре на китаре, когда разорвавшаяся струна едва не помешала ему продолжать игру. Однако тогда благожелательность Верховного Существа поддержала его и привела к успеху: божественное Провидение распорядилось, чтобы цикада заскочила на лиру и вместо струны восполнила недостающие ноты. Поддержанный в своем злоключении, музыкант одержал победу.
7. Я чувствую, что то же случается и со мной, о Достопочтенные. Только что я, кажется, признал свою слабость и почувствовал себя больным, но однако мне пришла помощь в завершении моего воспевания царей, у меня такое ощущение, что я пою могуществом Верховного Существа. И цель моей службы (Менар: сей речи) будет состоять в прославлении царей, и это их победы разжигают во мне пыл моей речи. Итак, вперед — такова воля музыканта, и для этого он настроил свою лиру. И песнь его будет еще более мелодична, игра его будет тем более сладостна, чем чудеснее пения требует воспеваемое лицо (Менар: Да будет величие и сладость мелодии соответствовать предмету воспевания).
8. Поскольку именно для царей музыкант настроил лиру на тон панегирика и поставил целью восхваление царей, воспоем прежде всего Высочайшего Царя Вселенной, благого Бога, и, начав с небесного пения, вновь низойдем, чтобы затем восславить тех, кто держит жезл по образу Всевышнего Бога. Ведь именно это нравится самим царям, чтобы песнь исходила с небес, чтобы нисходить ступень за ступенью оттуда, откуда к ним приходит победа после того, как туда устремлялись надежды.
9. Так пусть же музыкант обратится ко Всевышнему Царю Вселенной, Богу, Который бессмертен, чье могущество вечно, как Он Сам, Первый славный победитель, от Которого исходят все победы тех, кто унаследовал от Него Победу…
10. И к этим восхвалениям спешит опуститься моя речь, и она направляется к этим царям, хранителям безопасности и всеобщего мира, которых высший Бог (Фестюжьер: в незапамятные времена) привел к вершине полной власти, к которым победа пришла из десницы Бога, для которых завоевания были предопределены еще до того, как они своим превосходством победили в войнах, чьи победы были уготованы еще перед сражениями, которым он заранее предначертал не только царствовать, но и возвышаться надо всеми, которые сеют ужас среди варваров еще до того, как выступит их войско.
ХВАЛА ВЕРХОВНОМУ СУЩЕСТВУ. ПОХВАЛА ЦАРЮ
11. Однако моя речь спешит завершить свое изложение так, как она и началась, то есть закончиться хвалой Верховному Существу, затем также божественным царям, которые, высокие правители, приносят мир, коим мы наслаждаемся. И так же, как мы начали с Верховного Существа и Могущества свыше, так и наше окончание, повторяя начало, снова обращается к Тому же Существу. И как Солнце, вскармливающее ростки всех растений, первое с восходом собирает плоды лучами своими как руками могучими — а для него это действительно руки, эти лучи, собирающие прежде всего сладостные благоухания растений — так нужно и нам, выводящим свое происхождение от Верховного Существа, получившим дар мудрости, пользующимся всей сущностью этих сверхнебесных растений, которые суть наши души, нам нужно взамен посылать Ему наши хвалы, которыми, со своей стороны, Он оросит для нас все посевы.
12. Необходимо, чтобы к сему Богу, Отцу наших душ, совершенно чистому от каких бы то ни было примесей, множество уст и голосов вознесли свои похвалы, даже если невозможно восхвалять Его сообразно Его достоинствам, ведь наши речи недостаточно сильны, чтобы сравниться с ними. Ведь новорожденные также не могут достойно восславлять своего отца: но когда, согласно своим возможностям, они оплачивают свой долг как следует, они получают полное отпущение. Более того, в этом-то и есть слава Бога, что Он более великий, чем Его собственные отпрыски, и что вступление, начало, середина и конец наших похвал состоят в признании бесконечного могущества и неограниченности нашего Отца.
13. Так же и с Царем. Ибо если для нас, людей, естественно восхвалять Бога, ведь мы как отпрыски, вышедшие из него, нам нужно также просить Его отпущения, несмотря на то, что наиболее часто Он дает нам это отпущение еще до того, как мы Его попросим. Ибо как отец не может отвернуться от своих новорожденных детей по причине их бессилия, а наоборот, наслаждается тем, что они его узнают, так и Знание Всего, дающее нам жизнь и возможность восхвалять Бога, Знание сие исходит от Самого Бога… (Фестюжьер: будучи недостойным Бога, оно жалуется Ему, так как мы Его дети).
14. Бог, благой и вечно лучезарный, только в самом себе имеющий границы своего совершенства, бессмертный, охватывающий собой бесконечность и бессмертие, кои суть Его Судьба, в этом неисчерпаемом излиянии от небесных энергий до подлунного мира посылает нам Свою весть (или обещание) о спасительном благословении… Здесь нет разобщенности между одними и другими, нет ни малейшего непостоянства, у них всех одна и та же мысль, одно и то же Провидение, один и тот же ум, Отец, в них всех один и тот же образ чувствования (Менар: побуждающий их ко взаимной доброжелательности), и напиток любви соединяет их, одна и та же любовь производит в них единое всеобщее согласие.
15. Так восславим же Бога. Но и ниспустимся затем к тем, кто получил от Бога жезл. Начав с царей и воздав им похвалы, нам нужно в форме панегирика воспеть набожность по отношению к Верховному Существу. Сначала, посылая Богу первую часть нашей похвалы, испробуем наши силы, чтобы затем еще более в этом совершенствоваться, восхваляя Его. Пусть нашим первым и главным деянием будет проявление благочестия по отношению к Богу и восхваление царей.
16. Ибо справедливо воздать им должное за долгую мирную жизнь, которой мы наслаждаемся. Сие достоинство царя, да что я говорю — само имя царя обеспечивает нам мир. Ведь царь назван так потому, что он ступает легкой ногой по своему царству с высшим могуществом, и он владеет словом, мир приносящим; он рожден для того, чтобы возвыситься над царством варваров, и само имя царя есть символ мира. Потому часто достаточно одного имени царя, чтобы сразу обратить врагов вспять. Более того, даже изваяния царей служат гаванью для людей, преследуемых самыми жестокими бурями. И уже само появление образа царя приносит победу, предохраняет от любых страхов и любых ран тех, кто держится подле него.