На первый взгляд, простой вопрос, ответ на который нам заведомо известен. Но давайте подумаем отстраненно и непредвзято, просто объективности ради посмотрим на все со стороны.
Что такое свобода для человека? Для большинства это возможность заниматься тем, что они хотят и тогда когда хотят. Для кого-то это возможность перемещаться дальше неких ограничений, будь то тюремные застенки или границы других государств.
А кому-то свобода видится как возможность говорить то, что они думают, слушать и читать что они хотят и верить в то что им по душе. На мой взгляд, ни одно из этих определений не выражает истинного понимания свободы, так как настоящая свобода в обществе подразумевает лишь свободу выбирать из нескольких уже существующих вариантов. То, что в религиях называют свободой выбора.
Сейчас стало модно говорить и считать, что существование различного рода сект влечет за собой утрату человеком свободы, и, следовательно, представляет собой реальную угрозу как для личности, так и для государства, эту личность опекающего. С одной стороны, это бесспорно так. Человек начинает наполняться какими-то идеями, взглядами, которые в той или иной мере влияют на его отношение к окружающему миру и формируют его стереотип поведения. Если он любит Бога, исповедуемого его сектой, то он, безусловно, будет уважать и людей, которые так же как он этого Бога любят. С другой стороны, он будет видеть в людях, ничего об этом не знающих, заблудших овец и явно или косвенно пытаться их перевоспитать. То есть оказывать некое давление на их свободу выбора. Все это известно и за примерами далеко ходить не надо. Но вот лишился ли свободы сам этот человек – очень спорный вопрос. Спорный он потому, что сначала нужно ответить: а имел ли он ее вообще?
Итак, рядовой житель обычного города. Сначала он воспитывается родителями, которые за него решают что правильно, а что нет. Потом это продолжают делать воспитатели садиков и учителя школ. У ребенка есть лишь один выбор: слушаться или не слушаться, это и есть его единственная свобода. Если он слушается, то получает похвалы, награды, уважение и карьерный рост, если не слушается – наоборот. Таким образом, социум изначально лишает человека свободы выбора, потому что результаты за его собственный выбор – неравнозначны. К тому же, у ребенка могут быть принципиальные разногласия как с желаниями родителей, так и с назиданиями учителей, которые, казалось бы, хотят ему только хорошего, но в своем понимании этого слова. Таким образом, выходит, что свобода на этом этапе иллюзорна, ее попросту не существует. Если конечно, не считать таковой возможность капризом добиться какой-нибудь новой игрушки.
А что же происходит в дальнейшем, тогда, когда человек начинает эту свободу, вроде бы получать? То есть, по достижении им совершеннолетия. Его свобода подразумевает лишь чем занять себя на досуге. То есть, это выбор на какой фильм идти, какую передачу смотреть, к какой компании присоединиться, какую книгу читать или какой сайт просматривать. Создать что-либо свое собственное здесь человек еще не может. Он лишь копирует и имитирует то, что видит вокруг себя. Поэтому нужно сразу отметить, что свобода выбора здесь весьма и весьма условна, так как все это человек получает уже в готовом виде, а не на заказ. Следовательно, он свободен лишь в одном – принимать или отвергать то, что предлагает ему окружающий мир. Принятие или отвержение выражается в формировании его мнения и взглядов. Так происходит становление личности. Другими словами, единственная свобода человека на этом этапе, это свобода выносить суждения о деятельности и взглядах других людей. Не больше и не меньше. Развивать свою деятельность и здесь человек еще возможности лишен. Он недостаточно осознает границы своих возможностей, так как не полностью изучил что на этом поприще сделано другими.
Далее человек получает право выбора профессии, согласно сформировавшимся наклонностям. Казалось бы, свобода полная. Как бы не так. Теперь играют свою роль деньги родителей, какие-то общественные и личные связи, косвенное и явное давление уважаемых людей. То есть, свобода выбора зависит от сложившихся условий и симпатий. Не последнюю роль играют атмосфера и возможности. Например, дети многих артистов, постоянно вращаясь в артистическом кругу, сами, вырастая, становятся артистами. Чаще всего на этом этапе входа во взрослую жизнь, человек шагает в неизвестность, увлекаемый не столько своими предпочтениями, сколько обстоятельствами и мечтами. При этом, расширив круг своих интересов, он как бы в нагрузку, получает массу различных несвобод: неизбежность заучивать и отвечать, принимать участие в общественных мероприятиях, проходить медицинские обследования, давать денежные компенсации преподавателям, необходимость формировать о себе мнение окружающих в соответствии с их предпочтениями и так далее. Потом для многих следует армия. О ней даже говорить не будем. Полтора-два года «выплачивания долга» обществу, за право стать его полноценным членом. Полное рабство за то, чтоб стать потом «свободным»? Кстати, «свободным» лишь за счет непрерывного рабства (читай «исполнения долга») других подрастающих поколений…
Все это не выдумки, а нормы общества, в котором мы с вами живем, и которое считаем свободным. Ничего нового здесь я не открыл.
В итоге, для взрослого человека данные обстоятельства выливается в абсолютную и полнейшую покорность неволе: он должен слушаться начальника, соблюдать рабочий распорядок дня, выполнять предписанные требования, отвечать за порученное дело, соблюдать огромное количество пунктиков, правил, норм, условностей и законов. Все это отработано до автоматизма, входит в привычку и воспринимается, как норма жизни. Вроде бы нормальные явления, на которых мир и держится. Явления-то нормальные, но к свободе они не имеют ровно никакого отношения. И все лишь потому, что работа (не путать это слово с трудом) – это способ прокормиться и… иметь деньги на реализацию своих «свобод и желаний». То есть, получается формула «РАБСТВО РАДИ СВОБОДЫ», АБСУРДНЕЙШАЯ И ГЛУПЕЙШАЯ ИЗ ВСЕХ КОГДА-ЛИБО ПРИДУМАННЫХ ЧЕЛОВЕЧЕСТВОМ.
Вы думаете, я преувеличиваю? Посчитайте сами: Утром человек имеет часа два-три на то, чтоб собраться и добраться на работу. В это время он совершает действия лишь по необходимости: приводит себя в порядок, кушает, едет в транспорте. Далее, следует сам процесс выполнения возложенных на человека требований, работа. В это время человек себе почти не принадлежит. Формально все отдают свое время не себе, а друг другу – это закон общественных отношений: каждый что-то делает для других. Так продолжается основную часть дня. В конце дня человеку снова необходимо добраться до дома, зачастую часами простаивая в пробках (плата за свободу ехать на личном или общественном транспорте). Попав домой, человек отдыхает от рабочего дня: ест, смотрит телевизор, общается с близкими. Это примерно, 4 часа по времени. Потом подготовка ко сну и сам сон. Сон человек вообще (к сожалению) не воспринимает как жизнь.
Итого, ежедневно из 24 часов лишь каких-то 4 часа человек более или менее свободен, предоставлен сам себе. А если он, например, регулярно смотрит телевизор, то это время сокращается вдвое. Телевизор не является элементом свободы, он, напротив – очень искусный рабовладелец, приятно навязывающий человеку что угодно от кровавых сцен насилия до бестолковых по содержанию песен, которые потом будут крутиться в голове у человека помимо его воли минимум сутки! Добровольное зомбирование настолько легко, что не воспринимается, как лишение свободы и отнятие драгоценного времени. А должно было бы. Не говоря уже о том, что оно навязывает стиль мышления и поведения. Зачастую не самые лучшие.
Итак, подытожим: 20 часов, когда человек, по сути, не принадлежит себе… для того, чтоб потом два часа себе частично принадлежать! Да и себе ли? Скорее своим «личным» обязанностям, таким как воспитание детей. О душе думать уже некогда, разве что на выходных. Но они будут потрачены на работы на даче, на уборки и готовки дома, опять же газеты и телевизоры…
Это жизнь, скажет кто-то, никуда от этого не деться. Не возражаю. Но речь сейчас не о том, какой должна быть жизнь, а о том, есть ли в ней свобода и если хоть немножко есть, то как мы ей распоряжаемся.
Я уже не говорю о том, что общество постоянно и настойчиво навязывает человеку какой-то выбор: проголосуй за того или иного кандидата (которых ты лично не знаешь вообще), отдай свои симпатии в рейтинге такой-то звезде шоу-бизнеса (за право прочесть в прессе об их личной жизни), купи такую-то модель телефона и получи приз (который тебе на самом деле, сто лет не нужен), и так до бесконечности. Вот этот выбор получать удовольствие от сознания того, что от тебя что-то зависит и есть так называемая свобода, не более того.
А вот зависит ли реально от тебя что-то в жизни? Вполне резонный вопрос. Если в этой жизни что-то и зависит от нас, то в большей степени от наших взглядов и именно их мы ассоциируем со своей свободой. Отнятие права исповедовать свои взгляды воспринимается больнее всего, как лишение свободы и прав. Казалось бы, что такое взгляды, — невещественная такая штучка, но ведь именно за взгляды всегда шла борьба: за взгляды ссылали, за взгляды воевали, за взгляды казнили. Получается, что в ОБЛАСТИ СВОБОДЫ людям нужно не столько что-то вещественное, сколько взгляды какого-то определенного толка. Борьбу за это люди всегда и называли борьбой за свободу.
Увы, так было всегда: мир построен из постоянных и повсеместных ограничений и запретов. Которые с течением времени видоизменяются. И единственное, что нам дано в таких условиях, это право выбирать под какие запреты мы хотим подпадать, а с какими никогда в жизни не желаем пересекаться, за что мы готовы платить своим временем и вниманием, а что – вне наших интересов.
Скажем, тот, кто не водит автомобиль, никогда не переживает, за свое право сесть в машину в нетрезвом виде. Тот, кто не имеет над собой начальника самодура, вполне имеет право не терпеть наглых выходок в отношении себя. Несвобода – естественно сопутствует любым проявлениям заинтересованности человека: мы зависим от того, чем прельщены. Так изначально был устроен мир и исключений из этого правила нет. Иначе мир поглотили бы анархия и хаос.
Некоторые наивно думают, что наши свободы защищает милиция или президент. Жизнь говорит об обратном. Президент лишь ограничивает свободы, а милиция вообще орган задержания и наказания, то есть – орган лишения свободы. Или может кто-то припомнит случай, когда милиция поймала кого-то за руку в момент, когда та тянулась вам в карман? На моей памяти только один такой случай: в кинофильме «Место встречи изменить нельзя».
Вот здесь мы снова вернемся к начальной теме статьи. Есть ли у нас свобода и какое отношение она имеет к сектам. Общество в периоды нестабильности привыкло клеймить секты. Ведь ему нужно найти оправдание своей несостоятельности. Как показывает практика, они – лишь одно из проявлений его же собственного брожения и метания. Причем, не всегда самый плохой и многочисленный. Взять хотя бы армию. Там людей гибнет и калечится (физически и морально) в разы больше.
Можно предположить, что любое недовольство всегда отчасти порождено ревностью и конкуренцией различных претендующих на главенство сил. Да, секты, как и все прочие инстанции «работы с человеком» отчасти лишают его свободы, забирают часть времени и сил, ранее принадлежавших другим сферам жизни, на «себя». Но, как правило, лишь тех сфер жизни, которые уже утратили для человека значение. Начинают вырабатываться новые взгляды и это воспринимается, как уже описывалось, обретением свободы, откровением. Однако не нужно путать свободу взглядов со свободой действий. Любые взгляды создают новые рамки и ограничения, иначе они анархичны и недолговечны. Порой это имеет весьма уродливые, деспотичные или суицидальные формы (Мормоны в позапрошлом веке, Белое братство и Аум Сенрике в прошлом и проч.) превращающие человека фактически в зомби. Но мало кто задумывался о том, что эти крайности порождены самим обществом, исчерпавшим доверие своих граждан. Раз существуют вседозволенность, безнаказанность, и аморальность в неприкрытом виде – почему бы не появиться их аналогам в «прикрытом»? Палка всегда о двух концах. И разве не этим самым обществом формируются руководители и адепты таких сект, — не с луны же они свалились. Нет, конечно, выросли в безбожных семьях, прошли армию, были зависимыми людьми, — никогда не имели свободы, а потом нашли себя в религии и в поисках свободы стали самоутверждаться. Все, что они знают и умеют, им дало общество, они – его продукт. Так было всегда: где есть богатые, — будут и бедные, где есть красивые, появятся и уроды. Природа любит равновесие, это основной принцип поддержания в ней стабильности.
В защиту же умеренных сект можно сказать, что они зачастую дают взамен хоть какую-то уверенность в существовании, душевный покой, умиротворение и что самое главное – веру. Веру в то, что не в этой жизни, так за ее пределами существование может быть лучше, чище, нравственнее и справедливее, чем сейчас. И в идеале люди в сектах учатся быть именно такими: честными, справедливыми, нравственными. Если секта существует длительное время и ее члены не разбегаются кто куда – это верный показатель, что этим людям хотя бы частично удается добиться этого. В противном случае, как и везде, не получая чувства удовлетворения, человек быстро найдет себе что-то другое. Здесь уже все зависит от самих людей, как впрочем, и везде. Если есть трудоголики или алкоголики, почему не появиться сектоголикам, если существуют простаки, позволяющие себя обманывать, неужели их не будет в сектах? Однако большинство и в миру и в сектах – в целом нормальные люди, различаются лишь их цели и настроения.
Неважно, при этом, во что они верят — они ничуть в этом плане не отличаются от тех, кто верит в новых представителей власти или новые реформы. И имеют полное право распоряжаться этой своей верой и своей жизнью. Либо получая уроки (в худшем случае), либо действительно формируя некий идеальный по их представлениям коллектив с устоявшимися, в целом позитивными, взглядами на смысл жизни.
Другое дело, что люди тоже разные, как и секты. В одной собираются те, кто проще смотрит на жизнь, кому не нужно и не хочется особо думать, а лишь найти тихую пристань измученной душе. В другой – люди, которые не только верят, но и думают, ищут, сравнивают и анализируют. Этих уже и «сектой-то» (в традиционном понимании) назвать можно с большой натяжкой, они скорее инакомыслящие, собравшиеся по интересам. Скорее, это клуб людей, которые верят во что-то другое, чем остальные и имеют на общеизвестные ценности свой особый взгляд. Пусть даже это лишь варианты уже известных течений. Еще их отличие в том, что они верят активно, а не пассивно, как большинство. И осуждать их за это ни в коем случае нельзя.
Возьмем для примера поэтов. Они ничего нового тоже не говорят: прописные истины о жизни, любви, подвигах и природе будут звучать лишь в вариациях. Значит ли это, что должно осуждаться их право говорить и писать об этом на свой лад? Нет. Поэтому в устах традиционных верующих, осуждение данного явления звучит примерно как осуждение новых поэтов, на базе того, что есть Пушкин. Давно ли «традиционные» сами были на правах секты? Их ведь тоже осуждали, гнали, недолюбливали, а на фоне уже существовавших верований они были малочисленными и неавторитетными. Это касается абсолютно всех религиозных течений, получивших массовое распространение в прошлом.
Однако общество постоянно смотрит с опаской на все новое. Потому что не знает чего ждать, не видит подноготной. Тогда давайте подумаем, какой от секты может быть реальный вред обществу. Свободы она не отнимает, — ее и так не было и нет. Семьи она не разбивает: если муж и жена не могут договориться, значит между ними не любовь, а что-то другое. Детей из семей не уводит: если кто-то ушел из семьи (не важно куда!) значит, родители совсем не занимаются ребенком, он чувствует себя ненужным. Во всех этих случаях секта может быть лишь приютом. Где, как и всюду, за содержание потребуют плату.
Но все-таки угроза есть и она реальна: если там не пьют, не блудят, не чтят азартные игры и не заботятся, прежде всего, о собственном кошельке, — секты невольно давят обществу на совесть и напоминают ему, что свобода – понятие очень условное, а жизнь понятие гораздо более вместительное. Когда на наших глазах близкие уходят в секту, мы испытываем стресс, невольно понимая, что обычная жизнь им что-то недодала, что существует нечто за пределами того, что она может дать… Вместо того, чтоб осуждать, мы должны глубоко задумываться над своей жизнью, что-то в ней менять, впустить в нее что-то большее, чем обычные меркантильные интересы. Фактически, мы обязаны учиться у сект.
Ведь на самом деле секты играют роль временного или постоянного отдохновения для душ разочаровавшихся в прочих жизненных ценностях. Возникает вопрос. Зачем же тогда организуются секты, если для отдохновения душ существуют ортодоксальные церкви, куда тоже можно прийти и получить духовную пищу. Ответ, как ни странно, прост. Все, что получает поддержку государства и общества, перестает выполнять функции душеспасения. Такие явления автоматически переходят в разряд недуховных, со всеми атрибутами социума: здесь все всем доступно, но находится в жестких рамках несвободы: верить лишь в это, делать лишь так. То есть, здесь человек сталкивается с продолжением обычного автоматизма: чистить зубы, готовить кушать, слушаться начальника, а теперь еще и читать евангелие, принимать причащение, поститься. К тому же и в восприятии человека традиционные религии, это что-то очень распространенное, но, тем не менее, не сумевшее принести ему удовлетворения. А человек справедливо ищет чего-то сакрального, личного. Желая, что б на это не распространялось мнение толпы, которому он должен будет формально следовать. Это своего рода протест против сложившихся стереотипов, надоевшего быта, условий жизни, семейных конфликтов и вообще жизненных разочарований. Церковь, какими бы хорошими не были ее представители, не сумеет разрешить этих конфликтов, так как она слишком официальна и огромна – ей «по штату» и по масштабам, положено, как минимум, изменение всей нашей жизни. А СЕКТА НЕ ПРЕТЕНДУЕТ НА ИЗМЕНЕНИЕ ВСЕЙ ЖИЗНИ, ОНА ПРЕТЕНДУЕТ НА ИЗМЕНЕНИЕ ЧАСТНОЙ. Дает иллюзию, что изменения произошли еще до того, как изменилась жизнь вокруг. Иногда это соответствует действительности. И, что немаловажно, такая вера может существовать у поверившего человека до самой смерти, если руководитель будет соответствовать его внутреннему эталону. Назвать это плохим было бы несправедливо, поскольку человек получает удовлетворение своим запросам и жизнь его для него интересна.
В сектах к тому же, если они не перерастают в тоталитарные, все мягко и условно. Там нет набившего оскомину режима. Душа продолжает постоянно чего-то ждать, во что-то новое верить, и этим продляет свое ощущение свободы… В сектах Бог может говорить с человеком здесь и сейчас. Этот аргумент является решающим и перевешивает как многовековую историю, так и развитую систему догматов, и красивых обрядовых установлений. Нужно оговориться, что в данном случае речь идет о сектах, членов которых не более нескольких десятков, максимум – сотня-полторы. То есть, где все друг друга хорошо знают. Правда, потом и в сектах происходит привыкание. Поэтому данное явление можно отчасти сравнить с первой влюбленностью. Человек не знает что из этого получится, но он окрылен и поэтому становится проводником совершенно определенных энергий, которые по-другому просто не смогли бы проявиться в его жизни. И в этот момент он как раз и чувствует себя свободным, он делает все не по инерции, а по зову души, цели его возвышенны, а поведение – человечно.
К сожалению, такое состояние тоже не вечно. Поэтому и секты со временем приобретают другой статус в этом мире. Становясь сильными и стабильными, они превращаются в религии, иногда мировые. Они становятся частью жизни, а значит и частью несвободы. Затем все повторяется: вновь образуются маленькие организации, где люди хотят почувствовать себя свободными хотя бы на какое-то время. Люди создают свои мирки, где активно верят, стараясь изменить себя и мир, где они живут полной жизнью, отбросив все условности социума, поставив себя вне его, и восстав на незыблемый закон этой жизни. Осуждая любые секты, мы расписываемся в своем невежестве и полном непонимании смысла и правил этой жизни. Отказываемся давать себе и другим людям немеркантильную радость, вдохновение, пусть и временное, но чувство своей нужности в каком-то бескорыстном важном деле. Без всего этого – человек лишь животное, прожигающее свой короткий век в попытках сделать себе приятное. Но никогда не сумевший достичь сего одними только деньгами.
И, наконец, главное. С моей точки зрения, в мире нет ничего, что нельзя было бы подогнать под определение секта (sekta с латинского – учение, направление, школа). Различаются лишь территориальный масштаб (начиная с семейно-квартирного), событийная хронология (минимум месяц, максимум – несколько тысяч лет), и степень завладения умами (минимум три человека, максимум – несколько миллионов).
И что самое интересное – секты утрачивают свое первоначальное предназначение по мере роста количества их членов, так как поддерживать прежний уровень чистоты становится все сложнее, поэтому по степени полезности для людей маленькие общины более предпочтительны, чем выросшие в традиционные религии, организации, институты. Это нельзя не брать в расчет при анализе данного явления. Но это уже другая большая тема для отдельной статьи.
Все написанное здесь вскрывает лишь один аспект проблемы. Есть множество нюансов, на каждый из которых можно написать по статье.
Саошиант (Набабкин-Романюк А.В.),