ДЕТСТВО
Родился я 20 февраля 1971 года в г. Анжеро-Судженске, Кемеровской области. В СССР. В какое время не знаю. Это край тайги и шахт, которые в настоящее время почти все закрыты. Но с миром имеется живая связь – здесь проходит Транссибирская магистраль, которую в 90-ых годах перекрывали бастующие шахтеры, чем, собственно город и прославили… Ближайшие большие города – Томск (3 ч. езды), Кемерово (2 ч. езды), Новосибирск (10 ч. езды).
О моих предках я знаю мало и то лишь того, что удалось самому невзначай увидеть в бабушкиных документах. Знаю, например, то, что отец бабушки по матери Иван Осипович – поляк, его фамилия Зданевич. По словам бабушки, его расстреляли белогвардейцы в гражданскую войну. Еще она говорила о раскулачивании, но связи я не уловил. Эту фамилию мой отец носил до момента получения паспорта. Паспорт он получил на фамилию отца – Набабкин. Маму звали Вера, бабушку – Мотя. Девичья фамилия матери – Грибанова. Дед по отцу был на 25 лет старше бабушки, родился в Рязанской области, умер в 72 года, когда мне было 2 года. Бабушка по отцу умерла в 2001 году в 76 лет. Бабушка по матери – значительно раньше, когда я учился классе в 6-ом. Судьба отца и матери в настоящее время – мне не известны.
После моего рождения отец с матерью жили очень мало, потом между ними что-то произошло и они расстались, а там его и в армию забрали.
Потом что-то произошло и с семьей матери. Бабушка, а вослед за ней и мама оказались в местах лишения свободы. Я оказался сиротой при живых родителях. В стране тотальной несвободы это было рядовым явлением. И если бы Бог не положил прийти Новым временам и переменам, то и меня ждала бы не самая лучшая участь.
Меня постоянно сплавляли одни родственники другим, иногда попадал и к совершенно чужим людям. Я очень хорошо помню себя в раннем детстве. Помню что никогда не чувствовал себя в полной безопасности и не осознавал ребенком в сознании. Мне было странно, что взрослые думают, что я чего-то не понимаю в их разговорах :-). А я не только понимал, но и очень хорошо чувствовал энергии этих людей. Обмануть меня интонациями, мимикой или ложными посулами было практически невозможно: еще до того, как взрослые решали что-то сделать, я знал чем это чревато для меня и для них. Когда бабушка отводила меня в интернат в семь лет и говорила, что это на время, «на недельку», что потом она меня заберет, я знал, что это – навсегда и плакал согласно своим чувствам, а не тому что мне наговорили. Все последующие родственные наши отношения строились уже лишь на моем желании, если бы я сам не рвался «домой», то никто обо мне особенно-то и не вспоминал бы. Сами они меня навещали крайне редко, можно по пальцам эти визиты пересчитать. Я с самого начала был лишним, ненужным ребенком в семье отца, а бабушка Валя так и говорила соседке: «Просила же я Веру, — делай аборт!». Как ни странно, я и это слово понимал и мне было обидно, что меня при мне же так унижают… А матери заниматься мною была не судьба…
Каково же мне было, когда, в 5 лет оказавшись в новой семье отца (не у бабушки), я оказался заложником не совсем порядочных людей по возрастающей: в семье было девять человек, включая меня, и я – самый младший, на которого, ввиду его инородности, как на золушку вешали всех собак. Здесь жили три брата и одна сестра, а чуть позже появился на свет еще и Женя – мой сводный брат. Ложь, подставы, издевательства, ругань, ехидство и злоба – были нормами в этой семье. Описывать все это просто бессмысленно, в фильмах такого не увидишь, а в жизни все равно выглядит хуже, чем при любом рассказе: здесь было все: и кража, и укрытие дезертира, и даже изнасилование малолетней сестры! Во всем этом меня косвенно заставляли принимать участие: есть награбленные ими конфеты, таскать нужные вещи солдату, слушать вопли раздираемой за стеной их сестрички – и обо всем этом молчать!!! Для этих затейников и без меня все это закончилось плачевно. Но жить каждый день с ними бок о бок абсолютно бесправному существу было невыносимо. Сказать по правде, с годами я пришел к выводу, что таких людей жизнь ничему хорошему не учит, они из каких-то демонических сфер и их нужно просто с самого начала ставить к стенке и лишать других людей будущих огорчений с ними связанных. В противном случае, надеяться на хорошую жизнь на этой земле не приходится. Обиды со временем утихли, но мысли о том, что в жизни существуют неисправимые личности все равно меня не оставили. С тех пор бороться с ними считаю своим святым долгом.
До меня с трудом доходило как это можно в 6-10 лет орать на собственную мать, и называть ее «козой», «стервой», «сукой», и другими еще более прямолинейными выражениями! Как можно проводить эксперименты на живых людях, как можно радоваться, когда другим от тебя плохо?
Однако, и здесь я, спустя время, смог адаптироваться: изворачиваясь между кулаками и издевательствами старших и ремнем отца, мне пришлось на какое-то время затаиться, жить как бы вполсилы. Систематическое неповиновение этим тиранам было, но открытого и действенного сопротивления я оказать еще не мог: все вокруг меня были против меня, а заступников и поддержки откуда-то ждать не приходилось. Мне всего пять – шесть лет, а я уже один против всех. Мне регулярно выпадает быть мальчиком на побегушках, стирать, чистить снег лопатой, убирать огород, складывать дрова. И ладно бы, если бы по хорошему. Но меня сразу поставили в положение недотёпы – козла отпущения. Жизнь протекала под окрики, маты, побои, угрозы и тычки. Порой меня так заклинивало, что меня просто невозможно было сдвинуть с места ни словом, ни делом… потому что я просто не знал как поступать: сделаю или скажу «это» – нагоняй будет от одних, сделаю «то» – получу трепку от других. Поэтому любимым моим местом, которое никто не мог у меня отнять, — была металлическая углярка возле печки. Если добавить сюда постоянный запах псины и нестиранного белья в барачного типа деревянном доме, вкус металла в водопроводной воде, туалет на улице, куда мне нужно было ходить в полной темноте ночью при 30 градусах мороза, весеннюю грязь во дворе, которая шлейфом тянулась в жилье, и многое другое, то можно понять почему все это навсегда врезались мне в память как образ того, чего в нормальной жизни быть не должно…
Однако уже через некоторое время, когда я год отучился в интернате и попал в то же самое место на каникулы (как всегда бабушка ловко перевела стрелки), я смог показать как все обстоит по моим новым «нормам»: «тираны» получили от меня хорошую сдачу в первые же дни, и вопрос зависимости больше не ставился. Сначала они не поверили в реальность происходящего, пришлось пару раз повторить :-). Сейчас с улыбкой смотрю на чудом сохраненные фотографии тех лет: чужая одежда, грязные сапоги, короткая стрижка, печальный, забитый взгляд… смиренного, но несогласного человека. (На фото я справа. Меня специально «приодели» для фотографирования).
Здесь двое тиранов в полный рост. Ольга и Вовка. Она на три года меня старше, он на год. Миновали годы, я как-то случайно встретил этих людей уже взрослыми. И понял, что ни обид, ни досады на них у меня нет – это были первые опыты закалки духа для непростой последующей жизни, спасибо. А они получили свое и без меня. Судьба их старших братьев мне не известна. Но я думаю, кончили они очень плохо…
Я всегда знал кто «хороший», а кто «плохой», вне зависимости от поведения человека. Но вот говорить как взрослые, доказывая им свою правоту и свое какое-то особое видение, я поначалу не умел, хотя всегда думал как взрослый. Я чувствовал, что мешает этому их восприятие меня ребенком. Такое длилось лет до 15. В этот период я окончательно достиг физической зрелости и меня как будто «прорвало», из молчуна я превратился в довольно разговорчивого человека. Я перестал стесняться того, что знаю или понимаю не меньше других, стал открыто излагать и отстаивать свои взгляды. При этом среди ребят своего возраста я и до этого был «говоруном», у меня всегда было много друзей и приятелей, которых увлекал какими-то своими бредовыми идеями. Впоследствии, в школе, эти идеи часто принимали массовый характер, они охватывали всех без исключения: какие-то игры, забавы, методы и так далее. Не говоря уже о том, что за мной прочно укрепилась репутация рассказчика: часто и по долгу я рассказывал ребятам какие-то истории из своей жизни или просто придумывал для них сказки. Чуть позже это было обобщено еще и тем, что я их стал записывать, а по материалам своих фантазий создавать рисованные фильмы на лентах из бумаги, которые показывал по определенным дням. Мне принадлежала инициатива по созданию игровых автоматов из бумаги, игр в рисованных солдатиков, рисованных денег, имевших хождение «среди своих» и многое другое. В дальнейшем, многое из этого, как ни странно, пригодится мне уже во взрослом возрасте. Случайных развлечений здесь, как позже выяснилось, просто не было…
В семь лет бабушка отдала меня в 35-ый интернат. У меня не было даже рубашки, поэтому на фотографии пришлось обмотать меня бабушкиным платком. Тогда это была обычная школа-интернат, восьмилетка, дети в основном после детдома. Образовали ее в 1962 году. Сейчас это детский дом-школа, специализация учебного заведения: дошкольное, начальное общее, основное общее, среднее (полное) общее образование, Когда я начал учиться, директором был Ильин Василий Иванович. В начале 2000 – ых директор Яковенко Татьяна Александровна. В настоящее время в Интернете информация о школе представлена следующими скупыми словами:
«Детский дом — школа расположен недалеко от центра города, имеет 3 здания для обучения и проживания по семейному типу, осуществляет городской набор воспитанников. В школе создана воспитательная система, разработана программа развития, которая успешно реализуется. ДДШ является лауреатом Всероссийского образовательного форума-выставки, лауреатом Всероссийского конкурса «Учреждение года» 2001, 2002, 2003г.г. Ежегодно педагоги являются участниками городского конкурса «Учитель года» и победителями 2003-2004 уч.г. Театр моды входит в состав первой лиги, является неоднократным победителем областного конкурса «Юные звезды Кузбасса», воспитанники — победители конкурсов рисунков на разных уровнях: городском, областном, всероссийском. Детский дом — школа имеет 2 загородных базы отдыха. Имеют подсобное хозяйство, выращивают овощи для собственных нужд. Количество учащихся: 173» (На 9 апреля 2004 г.)
Но все течет и все меняется, по последним данным директор интерната уже некая Евграфова Татьяна Владимировна, в то время как вышеуказанная Яковенко Татьяна Александровна ныне восседает в Управлении образования… начальником Управления образования! Перед ней это место занимала директор, которая «развивала школу» при мне – Карасева Валентина Ивановна! Нет, ну не интернат, а просто кузница руководящих кадров :-)!
Поначалу было не сладко. Казалось, что меня предали и отдали в какое-то еще большее рабство. Хотя мне и до того особенно-то вольготно не жилось, но здесь это все было введено в систему и облечено в статус беспрекословной законности. Ничего своего, никакой свободы, никакого личного мнения. Одежда одинаковая у всех мальчиков, кровати в ряд, в школу и в столовую – только строем. За провинности одного – наказываются все. В том числе бич детдомов – вшивость. Год за годом. Правда, были тут и свои преимущества: стабильность, чистота, книги, игры и многое другое. Нужно было только привыкнуть к новой форме существования.
И потом (где-то с класса четвертого) я научился использовать все преимущества этого места и этих условий, где тобой лично особенно-то никто не интересуется и ты, по большому счету, имеешь просто невероятные возможности, которых нет у обычных домашних детей. При этом дисциплина и постоянный надзор делают тебя гораздо маневреннее, собраннее, сообразительнее, а постоянный круглосуточный коллектив – учит жизни и разнообразит твой быт, расширяя кругозор. Если ты, конечно, хочешь все-таки чувствовать себя полноценно.
Можно было, соблюдая внешне «правила» пользоваться в своих целях великим множеством «дыр». Тем самым, без напряга держать равновесие между «надо» и «хочется». Например, я практически никогда с третьего класса не учил как следует уроков: обкладывался учебниками за партой, но читал и писал только то, что нужно было лично мне в моем внутреннем духовном поиске и пути, который раскрылся довольно рано. Сложные письменные предметы – зачастую списывал, кроме русского языка. Со стороны я производил впечатление прилежного ученика. Тем более, что отвечать все равно приходилось: как-то выкручивался, полагаясь на память. Не спасало это только в алгебре, физике и химии, одной только памяти там было маловато, поэтому по ним я находил какой-то разумный компромисс. Впрочем, были периоды пересечения «интересов», когда в круг моих поисков (5-6 класс) вдруг вошла алгебра и математика, я догадался, чтоб мне это как-то пригодится. Тогда прочел много книг на эти темы, успешно «вырвался вперед» на целый учебный курс, но затем пришла очередь чего-то другого и все быстро встало на свои места :-). Так же дело обстояло с языками: в свое время я заинтересовался немецким, французским, английским. Но и эта болезнь через какое-то время прошла. Однако все это оставило свой неизгладимый след и принесло большую пользу впоследствии: например, английский (не знание его, а умение в нем хорошо ориентироваться) пригодился при осваивании компьютера и программ. Хотя изначально я предполагал знание его как возможность читать огромную непереведенную художественную и научную литературу; а математика на многих этапах моего развития вставала во весь рост: вычисления приходилось делать серьезные и часто. Причем, мое незнание каких-то правил или формул всегда с лихвой окупалось интуитивным чувством, которое быстрее любых учебников порой подсказывало, как найти требуемую сумму или правильный ответ. Доходило до того, что когда ходил в магазин, я не проверял сдачу, а просто взглянув на мелочь, уже знал обманули меня или нет. Правда, уличать в обмане мне всегда было как-то неудобно… Таков уж я был.
Лишь недавно где-то я увидел: «Реален лишь тот духовный факт, который подтверждается математически», не помню откуда это. Но это верное выражение.
В итоге, даже с учетом вышеизложенного, в моем аттестате за восьмилетку оценки распределились так:
Алгебра-3
Геометрия-4
Физика-4
Химия-4
Черчение-4
Английский-4
Анатомия-4
Основы права-4
Русский яз-4
История-5
География-5
Физкультура-5
Музыка-5
Изобразительное иск-во-5
Литература-5
Первые годы я часто оказывался в больницах по той или иной причине: то дизентерия, то ОРЗ, то грипп, то руку сломают старшеклассники (в пионерлагере отмечали «последний костер» и бросали малышей на простыне вверх; вот меня три раза подбросили и два раза поймали, как говорится :-) — с тех пор года три подряд называли «летчиком»). В больнице приходилось сталкиваться с домашними детьми, видеть и «другую» жизнь. В итоге я заимел себе много неинтернатских друзей благодаря именно вот таким случаям. Эти друзья так или иначе фигурировали в последующей моей жизни. Вот некоторые случаи.
Ребята из моего отделения, узнав, что я люблю читать, просили своих родителей приносить мне книги. Все были уверены, что я «сирота». Каково же было их (и мое ;-)) удивление, когда на 20 февраля ко мне пришли мама и бабушка и… принесли пакет сладостей и несколько книжек, в том числе «Капитанскую дочку» Пушкина. Мне было тогда лет 8-9.
Одна девочка, звали ее Таня, была старше меня на два года. Она начала такую игру: передавать записки моему другу Егорову Олегу, якобы любовные, а я – отвечал за него, так как лучше излагал мысли, да и стишки мог втиснуть. Позже оказалось, что для меня-то она все это и писала таким вот хитрым образом. Но это я узнаю только лет десять спустя… когда мы снова встретимся с ней в пионерлагере «им. Аркадия Гайдара» и будем «дружить». А тот друг, до того был увлечен нашей всесторонне «интересной» жизнью, что когда его приехали забрать родители, устроил истерику и наотрез отказался уходить из больницы. Хотя он всегда казался очень серьезным, интеллигентным, смирным парнем. Его все же забрали. Но через дня два, он как-то умудрился вернуться ;-). Он прямо заявил, что таких друзей, как я у него еще не было. Третий сосед по палате позже тоже оказался в интернате… и как выяснилось он тоже что-то сочиняет – на него еще в больнице повлияло мое творчество. Правда, первым двум он изрядно проигрывал в человеческих качествах, что особенно стало заметно именно в интернате. Однажды он добрыкался до того, что сломал обе ноги…
Мария Михайловна Бакирова — библиотекарь и воспитательница
Самостоятельно читать я начал только в школе. Много и постоянно. Но не все подряд, а лишь то, что меня интересовало (почти все городские библиотеки меня хорошо знали). А когда в 5 классе нашей воспитательницей стала школьный библиотекарь Мария Михайловна и повела политику изъятия «чужих» книг, я не только привилегированно добился для себя брать книги из читального зала и хранилища, но и 4 года умудрялся читать и подпольно хранить книги из чужих библиотек! Насколько я знаю, таких «льгот» не удостаивался никто до и после меня. Хочется сказать несколько слов и о самой Марии Михайловне. Это была очень умная женщина с характером. Она вела наш коллектив от победы к победе с 5 по 8 классы. Когда были маленькими – читала нам сказки, когда подросли – давала нам хорошего прочухона :-), ко мне она относилась так же уважительно, как и я к ней. Ее хозяйственность и практичность ограничивались лишь ее инвалидностью – у нее не было правой руки по локоть. Однако и это не мешало ей задавать тон в любом деле. Она орудовала обеими руками подчас так ловко, как не все здоровые умеют пользоваться своими. Но и душа ее давала нам так много, что действительно была для нас материнским началом – строгим, но неизменно справедливым. Ее послабления были для нас праздниками.
Меня интересовали самые разные темы, которые прорабатывал детально, последовательно и систематически. Библиотекари удивлялись, как я нахожу такие диковинные темы, но при этом явно строго следую какой-то системе. Книги мог выбирать часами. В 12 лет, все, что можно было найти про религию, космос, я уже прочел. Правда, в основном это была атеистическая литература. Но как не странно, именно она наталкивала на правильный ход мыслей. Но меня это не удовлетворяло. Я продолжал искать нечто иное. Евангелия, Коран и другие первоисточники тогда найти было невозможно, тем более в моем положении. Поэтому мой взгляд на религию был немного ироничный в духе известных романов Лео Таксиля, но как магнитом меня все-таки к ней тянуло. Чувствовал, что мне это близко, но немного не в том виде, который это все имеет в печати. Как и сама моя жизнь никак не вписывалась в традиционно «чисто религиозную». Кресты, черные одеяния и прочие атрибуты традиционной церкви меня также не вдохновляли. Мои внутренние представления находились где-то в стороне и от одного и от другого и, сколько не искал, я не находил их выраженными ни у кого.
Когда я так и не смог найти то определенное, что искал, то решил получить информацию неким самостоятельным мистическим путем, то есть отыскать некие практики для входа в особенные состояния сознания, которое бы позволило эту информацию получать. Тут мне вдруг и попадается книга Вл. Леви «Искусство быть собой». Это была книга об аутотренинге. 1982 год. По крайней мере, среди всего остального это было что-то, и я дважды «продлял» эту книгу, пока не усвоил многие ее уроки. На практике это выглядело так. На кровать днем ложиться нельзя, на ковер посреди комнаты если лечь – всем будешь мешать, и они тебе. Да и не принято это – валяться среди комнаты на полу. Вот я и облюбовал себе место под кроватью. Лежу себе там, вхожу в разные состояния сознания. А тут заходят воспитатели – Мария Михайловна и Людмила Дмитриевна и начинают надо мною о чем-то совещаться. А мне – что воля, что не воля – все едино. И тут они замечают мои торчащие под кроватью ноги. Вылезай, говорят. А мне – все до лампочки. Они мне помогают. Прихожу в себя. Они в целом воспринимают ситуацию с юмором: «Чё, Набабкин, лучше места не нашел где поспать?». «Не нашел», честно сознаюсь я. А сам думаю, куда бы зашкерится в другой раз… чтоб не обнаружили :-).
Но это было полбеды. Потом я стал злостно осваивать все места, которые могли бы быть пригодны для таких целей и меня стали находить то тут, то там, где никто не ждал. Ну а потом меня уже «ждали» везде :-). Приучил.
Однако и этого мне было мало. Утром приходят в спальню делать подъем, а я уже на стуле что-то пишу. После самоподготовки все идут из классной комнаты в спальный корпус, а я остаюсь – что-то пишу. Днем все идут поиграть в снежки, а я остаюсь – отрабатываю свою систему странных движений в искусстве самообороны, которое больше походило на какой-то агрессивный вид тайци цюань. На переменах все несутся в туалет, в холл, и спортзал, Набабкин – читает… и как читает! Он, блин где-то отрыл книги по практике скорочтения и успешно осваивает эти методы! Таких книг тогда было не найти и днем с огнем. Вообще, если вдруг предоставлялась возможность не участвовать в общественных массовых мероприятиях, — ни одной такой возможности я не упустил. Хотя и было таких возможностей мало…
И вот этому парню, Сане Набабкину 10, 11, 12 лет. На дворе начало восьмидесятых.
Толстой, Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Бальзак, Гете, Сервантес, Шекспир, Диккенс, Уэллс, Дефо, Джованьоли, Чехов, Горький, Шолохов, Беляев А., Беляев В. — лишь начало огромнейшего списка русских, зарубежных и советских писателей, который был у меня позади уже к 15 годам. Трудно было найти автора, которого бы я не знал, открытие, с которым бы не был знаком, журнал, который бы не фигурировал в поле моего зрения. Я читал на уроках, на переменах, на самоподготовке, вечером перед сном и даже когда уезжал на выходные к бабушке – тащил книги с собой, чтоб там почитать их ей вслух!
В 14 лет, уже освоив методы аутотренинга до такой степени, что свободно мог входить в состояние «внушаемости» за пару минут, я начал использовать эти методы «на практике».
Такой уж характер – всему находить применение. И вот в углу спальни, под своей кроватью я лежу в полудремотном состоянии, в руках ручка и бумага. Я вижу смутные образы, мое сознание «желает видеть» совершенно определенные видения и я наделяю их формой тех, кому сейчас больше всего доверяю: Толстой, Горький, Пушкин, Бальзак. Пока что я не представляю себя иначе как будущего писателя, желающего открыть людям какие-то неведомые им до сего времени истины. Начинается диалог начинающего с маститыми «писателями», который тщательно фиксируется, правда сбивчиво, по-детски, но на полном серьезе. Мне дают советы, поддерживают, обозначают мои ошибки. Я благодарю и внимательно изучаю «принятое». О том, что такого «не может быть» я не беспокоюсь, такой вопрос для меня вообще не стоит – для сознания не существует границ и я абсолютно убежден, что все люди где-то существуют до и после смерти. Никто меня этому не учил, просто всегда знал и верил в это сам.
Однако, умудрившись за период детства ознакомиться с тысячами самых разнообразных книг, книжным червем я, тем не менее, никогда не был. Проводил много времени в играх, прогулках, разного рода приключениях и забавах. Как все нормальные дети. Чего стоят одни только «забивания хорька»! Под этим неблагозвучным термином скрывалась обыкновенная обчистка садов. Мы, «инкубаторские», постоянно хотели есть, поэтому добывали хлеб насущный везде где и как могли. Было много и других терминов, придуманных нами для того, чтоб никто посторонний не мог понять о чем речь. Например, вместо слова «атас», мы кричали «шуба, валенки идут!» и все в таком духе. Порой лазили через забор на хлебзавод за свежим хлебом: иногда нам его давали, иногда нет… Воровством мы не занимались, разве что через забор иногда «тырили» ранетки – это маленькие такие яблочки. Все места, где можно было как-то набить требуху были нами освоены: пожарная часть (там росли ранетки), столовка № 4, (там давали обрезки от тортов) хлебзавод, ну и так далее. Город, раскинувшийся на десятки километров между шахтами был нашим неограниченным плацдармом для удовлетворения самых разных нужд, о чем никто кроме нас самих, не позаботится. Район, где мы обитали, назывался «Новая колония», он находился между стекольным заводом, шахтой Судженской и Анжерской. А непосредственно рядом с нами располагались химфармзавод, хлебзавод, 43 училище, химтехникум и 22 школа.
Как и все нормальные люди, мы любили ходить в кино. А как при нашем безденежье? Тогда кто-то придумал такой метод: давить на совесть контролерше. Нас интернатских всегда было видно за версту: неухоженные, одинаково одетые, глаза грустные, а сами шустрые. Возле интерната был химфармзавод, наши «шефы». В настоящее время это предприятие почти полностью развалено и едва-едва в последние годы выходит из комы. При нем был клуб. В этом клубе регулярно показывали кино и проводили разные концерты, зал позволял – мест 400 точно было. Так вот мы, приходили до начала сеанса, и мозолили глаза кассирше до тех пор, пока, она, сжалившись, не говорила: «Быстро, только тихо!». И мы счастливые и возбужденные влетали в уже темный зал и наощупь находили себе места, чтоб потом забыть о том, кто мы, откуда и когда нам на ужин :-).
Бывали случаи, когда этот номер не проходил. Но первое, было чаще, чем второе. А в других кинотеатрах иногда использовали метод «засыльного». То есть, один проходил по билету, а потом незаметно открывал выходные уличные двери, куда просачивались остальные. Иногда такие методы проходили даже в самом центральном кинотеатре «Радуга». Самое неприятное было, когда все методы не срабатывали и мы вынуждены были на улице просить у встречных «Дядя, дай десять копеек в кино!». Попробовав этот метод пару раз, и увидев реакцию людей, я больше таким заниматься не смог. Это было ремеслом ниже нашего достоинства. Когда теперь смотрю на людей и детей, которые просят милостыню, вспоминаю себя и понимаю, какую грань этим людям пришлось перейти. Это очень неприятно: чтоб пойти на такое, нужно почти полностью утратить уважение к себе или изначально его не иметь…
Но и этого мало. В нормальный магазин мы ходили не часто ввиду отсутствия денег. А чего-то новенького для развлечений всегда хотелось. Вот и повадились мы ходить… на городскую свалку за город или на Пункт вторсырья. Там можно было найти много интересных вещей от книг и журналов, до самых настоящих электронных наручных часов! Но бывали случаи и из ряда вон. Как-то раз кто-то из наших (по-моему Толя, — в нашем классе кличек почти не было) принес… пачку порнографических фотографий. О, тут все оживились. Это был класс седьмой, учебный год уже закончился, но в пионерлагерь нас пока не вывезли. Был введен летний режим: линейки, уборка территорий, походы, и так далее, в том числе послеобеденный так называемый «сончас». Вот мы все и обступили кровать Толи и рассматривали диковинные сюжеты. Пачка по объему была приличная, разошлась по рукам и еще куча валялась на кровати. Вдруг: «Шуба, валенки идут»! Но метаться было поздно, «валенки» уже на пороге. Это была «Тамара» воспитательница, которая усыновила одного из наших одноклассников, она была на шестом классе, а сейчас – все смешалось. Обо мне у нее всегда было хорошее мнение. Все тиканули по углам. А я чего-то не тиканул, проявил патриотизм, стал незаметно фотки за кровать спихивать. Она подходит, спрашивает, что это у вас, мол, там. Я как истинный «герой», держу марку и невозмутимо отвечаю: «Да так, фотографии смотрели…». Она: «Показать можете?» Я: «Ну а чего б нет, смотрите…». Сказал я это еще слабо надеясь, что на этом ее интерес остынет и она уйдет. Но номер с блефом не прошел. Она взяла пару фоток и… Ну а там такое… что в те времена не только дети, но и взрослые не всегда, наверное, видели. В общем, ей, наверное, тоже понравилось: она их все забрала :-). Мне ничего не оставалось, как спокойно пойти и лечь в свою постель, как ни в чем не бывало. Мы были уверены, что она это покажет директрисе и тогда нам «хана». Но она так и не показала и не рассказала. Но с тех пор у нее на нас был «компромат» и мы старались дорогу ей не переходить :-).
Сколько себя помню, всегда гулял по городу там, где мне хочется. Любил ходить пешком. Забор интерната был для меня условностью. Когда находились в лагере за городом, то местом моих прогулок становилась вся обозримая (в течении дня J) близлежащая тайга. Знал все интересные места, был зачинщиком многих «вылазок», игр, походов. При этом нам ничего не стоило сходить в кино или мне «сбегать» в город обменять книгу, хотя лагерь находился за чертой города за 7 км. и автобусы не ходили. Часто под осень ходили в кедрач за кедровыми шишками. Но в августе они обычно еще молочные, поэтому приходилось их варить в ведрах, чтоб было легко очищать от шелухи. Куда бы я не попадал, первым делом я «разведывал» местность, то есть тщательно изучал окрестности, прочесывая их во всех направлениях. Моя память на места и лица никогда не давала мне заблудиться. Как-то в 4 года я в знак протеста ушел от мамы и бабушки (они сильно напились, вопреки обещаниям) и через весь город собрался потопать к другой бабашке. На полпути меня подобрала милиция и я четко показал им как доехать до нужного мне места. В другой раз произошло тоже самое, но меня подобрали какие-то люди и тоже привезли куда надо, но тогда я уже мог точно назвать улицу, дом и квартиру.
Однако, повторяю, неправильно было бы думать, что я только и делал, что «зашивался» в чтение или «спал» по углам. Динамическая жизнь была самой разнообразной: утром зарядка, после четвертого урока – в спортзале – уже и не помню как это называли, что-то типа шейпинга. Ребята из моего класса почти все любили спорт, особенно футбол и баскетбол. Плюс уроки физкультуры, соревнования, практически беспрерывный труд. (На фото я слева).
Уроки труда – это были забавы, в сравнении с трудом жизни. Но и этого показалось мало, классе в седьмом придумали то, что обрадовало нашу директоршу: В один из дней недели после уроков и до самоподготовки (это время домашнего задания – в классе с 5 до 7 вечера) вставили какую-то там производственную трудотерапию, в соответствии с так называемой «школьной реформой». С 3 до 5 часов мы должны были в среду отбывать эту повинную в школьных мастерских, делали всякие там совки, посылки, тумбочки и вообще все, что требовалось для того, чтоб у нас и у кого-то были заняты руки. С тех времен мне уже не был страшен никакой труд :-). К поблажкам я не привык.
А еще кружки, пионерско-комсомольские мероприятия, репетиции и выступления хора! Например, в четвертом классе я с друзьями успешно освоил специальность «кинодемонстратор», даже получил соответствующие корочки и попрактиковался в кинотеатре. (На фото в центре, стою). Еще были эпизодически изостудия, где мы что-то рисовали, был кукольный кружок, кружок духового оркестра и многое другое. Были конкурсы школьных парадов на день Советской армии, конкурсы знаменосцев, хоровых групп, где мы в составе школы, класса или группы стабильно занимали первое или второе место среди всех школ города. Знаменосцем я был года три подряд, сначала пионерской дружины, потом и комсомольской… Где-то до сих пор существуют фотографии тех парадов… А теперь посмотри на все это с точки зрения, что делалось это мною между делом, через «не хочу» J, как бы без отрыва от моего «основного» труда. И если такое происходит, когда «не хочу», то подумай, что, по логике, должно происходить, если я «чего-то хочу» :-).
После 8 класса несколько человек поступило в Прокопьевский техникум физкультуры. Вообще почти все куда-то поступили: училища, техникумы, курсы. А я – в девятый класс, в другой интернат, в другой город — Кемерово. В итоге, «самый целеустремленный» человек класса формально оказался самым необразованным :-) и невостребованным, так как и специальности никакой не приобрел, и в институт потом поступать уже не стал … когда его «осенило». Но как, ни странно, он и в этой ситуации «не проиграл» :-). Сама жизнь научила его множеству специальностей и дала необходимые навыки для существования и Работы, которую он сам себе «придумал».
А спортом я всегда занимался самостоятельно. Сам придумывал или находил упражнения, площадки, время. В основном любил бег, перекладину и позже то, что сейчас называют кэмпо. Тщательно собирал все на эту тему и в итоге разработал свою собственную систему самообороны, которая затем вылилась в энергетические упражнения. Это было начато в 6 классе, то есть, где-то в 82 году. Тогда впервые, чтоб зашифровать свой интерес мне пришлось изобрести шифр, на котором и записывались все эти данные в специальную книжечку. Как и в случае с книгами, я подгадывал так, чтоб никто не видел и не знал чем я увлекаюсь :-). Шифр же был перестраховкой на всякий случай.
Однажды дома у бабушки мой дядька Коля, здоровый такой буйвол, решил узнать что у меня там, он вообще был нахрапистым мужчиной и пошел, как обычно, на пролом. В детстве он одними своими объятиями часто делал мне больно :-). Сколько он ни старался, он так и не смог вырвать у меня книжечку из рук. С тех пор, он осознал, что я уже не ребенок и больше «бороться» со мною не пробовал.
Лишь спустя много лет, когда я уже «свихнулся», он под влиянием разбушевавшейся тетки Нины, пригрозил мне. После этого я с ним больше не разговаривал до самого отъезда. Тетка Нина тогда ударила меня по щеке. Но она потом это искупила. Да видно не до конца. Ведь фактически отвергнув меня всей семьей в раннем детстве, они все несли за это косвенную ответственность и когда они не захотели понять этого, я оказался полностью свободен от своего рода, а они – лицом к лицу со своей судьбой.
Правильно говорят: незнание закона, не освобождает от ответственности. Лучше всех ко мне отнеслась бабушка: она не смогла взять меня на воспитание, но, по крайней мере, иногда принимала меня к себе домой на выходные. Когда мне было 16 лет, у нее случился инсульт, после которого до самой смерти, более десяти лет, она не говорила. Спустя несколько лет после ее смерти, тетя Нина повесилась, а через год умер и Коля в алкогольном угаре. Я не утверждаю, что это каким-то боком связано с их отношением ко мне: меня по-своему, они все любили (называли только Сашулькой), но их судьба – это судьба целого поколения, жившего в тех условиях, в тех местах и в то время. Осуждать их было бы неправильным, хотя и похвалить их особо не за что.
«Шифр» же впоследствии мне очень пригодился, так как выяснилось, что он имеет интересную особенность: он нес одновременно геометрическую, цифровую и буквенную нагрузки. В 1995 году именно на базе этого алфавита была составлена Первая Таблица Сил Аура Русы, где каждый символ нес максимум информации и должен был предельно точно подогнаться под остальные символы.
Занятия Кэмпо – отдельная история. Начались они от обиды на самых сильных за их несправедливость, а вылились в систему энергетических упражнений для балансировки внутренних сил-энергий. Что это значит? В первом интернате сосуществовало около 200 детей разных возрастов и характеров. Все друг под друга должны были подстроиться. Ясное дело в порядке вещей было вымогательство, издевательства, и прочее. Как дедовщина в армии. Например, старшеклассник находил себе «подшефного», который отдавал ему свои сладости а тот, взамен, «заступался» за клиента. И тогда клиент мог начинать наглеть: провоцировать товарищей на обиды, чтоб потом нажаловаться и получить статус «его лучше не трогать». Или воспитатели. Они явно создавали институт «сержантства», выделяли самых сильных ребят и начинали их прикармливать, чтоб те потом следили за порядком. И эти «любимчики» творили беспредел. Ну как обычно. Все это меня возмущало до глубины души и я открыто и часто шел на конфликт, неповиновение. Но бить меня никто не решался. Однако в 6 классе и «любимчикам» надоел мой неугомонный декабристский характер. Тем более, что один их них, очень красивый мальчик Миша, был уже фактически усыновлен одной из воспитательниц, оставались формальности. Почувствовав «финишную прямую» он пошел ва-банк.
Дело было так. Мы убирали территорию. Он покрикивал и сплевывал, когда мы подметали, таскали носилки, собирали бумажки и так далее. В какой-то момент я простоял без дела чуть дольше чем ему понравилось. Он взял да бросил в меня картошкой. Не знаю, откуда она у него взялась. И надо же было ему попасть, да еще и в ухо! В общем, было больно и я сказал ему все, что о нем думаю и при всех, начиная со слов: «Ах ты козёл!…» А парень был года на два нас всех старше, хотя учился вместе с нами. В том возрасте – это очень чувствительный фактор. Его друг был еще круче, он был переросток в три года и «гонял» старшеклассников. Звали его Андрей. Эта коалиция была несокрушима, ни у кого не хватало сил и воли им противостоять.
Словесное оскорбление от меня было настолько уместно, что Мише ничего не оставалось, как только продемонстрировать кто в доме хозяин. Он подошел и переспросил. На что получил тот же ответ. Тогда он мне врезал по лицу со всего маха. Повторил свой вопрос. Получил тот же ответ. Снова по лицу. Я вытерся и сказал, что не один он такой, будет и на нашей улице праздник – слово в слово. Тогда он куда-то ушел. Ко мне подошли два друга Женя и Лёша. Поговорив, мы решили его проучить. Но у Леши еще болел палец после большого нарыва и мы решили это мероприятие перенести ближе к весне. И этот Леша возьми в туалете и поговори с Андреем, который вообще в той ситуации не присутствовал. Он ему сказал что-то типа: «Миша совсем оборзел, мы те-то поименно решили его проучить, но чуть позже, ты только не вмешивайся, ладно?». Ну это как козла попросить не лезть в огород и открыть калитку!
Андрей тут же все заложил виновнику «свары». Через минут 10 Миша весь красный от гнева прибежал и начал орать, что если такие смелые, мол, айдате все трое в парк, выясним отношения. Мы отмахнулись, но он буквально стал тащить Женю, обижая его «Я думал ты мне друг, а ты…!» Женя, конечно философом, как я не был и не ответил «Сократ мне друг, но истина дороже!», но повел себя молодцом: сказал, русскими словами, что тоже считал его человеком, а он – гад. Тогда Миша и начал драку прямо в палисаднике. Женя увернулся от него за дерево, тогда он обернулся к Леше. А я был от него в этот момент дальше всех.
Ну тут час и пробил. Пылая праведным гневом, в три прыжка я около него оказался и почти не отдавая себе в этом отчета со всего маха долбанул его по фэйсу с правой. Он отлетел и оказался около Жени, снова с ним сцепился, с другой стороны его огрел Леша, а потом, когда он опять повернулся к Леше, я снова в два прыжка оказался на расстоянии удара и очень точно его провел, как после выяснилось в то же самое место! Все это в считанные секунды. Еще бы пару таких ударов, и исход драки был бы очевиден. Но когда я готов был уже молотить его не отходя от кассы, схватив за куртку, для того, чтоб не вырвался, почувствовал как какая-то буквально звериная сила набросившаяся сзади, отбрасывает меня назад. Потом удар под дых. Это был Андрей. Он знал, как действовать, был самым в этом плане опытным. Поэтому быстро всех усмирил. Потом «дружески» распрямил меня, согнувшегося пополам, что-то выясняя, но Миша опять задал свой дурацкий вопрос, получил еще более неутешительный ответ и опять ударил меня в челюсть, отыгрываясь за только что полученное. Но Андрей был «справедливее», он это дело тут же прекратил, как настоящий рефери, пытаясь примирить стороны. Тем более, что в моем ответе уже сквозила неприкрытая угроза: я сказал, что раз так, то и мы знаем к кому обратиться за подмогой – скоро приедет мой дядька Сашка (он был боксером и служил на флоте). Оглядел меня и сказал: будет синяк. Потом оглядел Мишу и с вздохом констатировал: у тебя тоже… Однако, все вышло иначе.
Мы после этого пошли «загонять хорька», то есть за ранетками, хотя челюсть у меня жевать отказывалась напрочь и весь день ныла. Но синяк так и не вышел. Чего не скажешь о Мише. Его позор стал виден всем прямо под глазом и он больше недели ходил по школе в шапке с прорезью для глаз, объясняя тем, кто спрашивал, что это от мяча во время игры в баскетбол.
Что я с этого получил, кроме боли в челюсти? То, что Миша отныне стал относиться ко мне совершенно иначе: здороваться за руку и даже таскать мне из «дома» нужные книги. Через полгода он полностью ушел из интерната в семью воспитательницы. Но и после этого еще год приходил и спрашивал что мне нужно. Выходит, это был не только страх перед моим дядькой…
Еще с этого я получил толчок к более серьезным занятиям. Но поскольку я больше культивировал закалку духа, и упор делал не на силе, а на духовном аспекте тренировок, то со временем упражнения приобрели совершенно не воинственных дух, стали служить совершенно не «драчливым» целям.
Есть и другие подобные случаи, в которых опять же был задействован Женя. Это было в пионерлагере. Как-то мы без разрешения (обычное дело) сбежали покупаться на озеро Мишиха, оно находилось за несколько километров и идти к нему нужно было лесом. Перешли на другой берег, чтоб нас не обнаружили, если вдруг придет организованная группа из лагеря. А там оказалась какая-то компания из шести-семи парнишек, которые стали предъявлять нам претензии, что мы, якобы, утащили у них корчажки (это для ловли рыб такие плетенки). Я что-то сострил, так как терпеть не могу несправедливость, и мы втроем пошли купаться. Здесь вокруг были люди. А когда мы на обратном пути зашли за кусты, там нас и подловили. И снова мне врезали за то, что «умный такой». Вернее ударил и отчитал их лидер, остальные только создавали живую угрозу и боевую готовность присоединиться. Но я не стал давать сдачи кулаками. Я дал сдачи словом: «Еще встретимся, в другом месте и в других условиях». Боеспособными были только мы с Женей, но эти шестеро агрессоров нас просто запинали бы, поэтому интуитивно я сразу перевел проблему на личностный уровень «тет-а-тет». И так все потом и получилось.
Я два лета усиленно тренировался. Уходил в лес на часы каждый день: бегал, прыгал, оттачивал удары и махи руками и ногами, реакцию и некоторые приемы блокировок противника. С таким расчетом, что противостоять, возможно, придется не одному, не двум, а нескольким противникам. Несмотря на молодость и отсутствие навыков, я отдавал себе отчет в том, что все может быть не так как во время тренировок, все-таки опыта контактного боя у меня не было, поэтому упор делался на стремительную атаку всех и по всем направлениям, на выносливость в течении определенного «критического времени», которое я смогу физически продержать свой боеспособный уровень и нанести как можно больше упреждающих ударов, сам при этом получив по минимуму. То есть, я полагался на свою реакцию, умение наносить быстрые точные удары руками и ногами (иногда одновременно), на жесткость и силу ударов, в которые вкладывал иногда весь вес, а иногда только энергию «от плеча», увязывая все это с ритмичным дыханием. Ну и на природную гибкость и внимательность.
На второе лето я оказался не в своем лагере, а в «домашнем», куда этот парень как заядлый футболист регулярно приходил из другого лагеря. Там у меня не было рядом «своих», все они были в нашем интернатском лагере «Огонек», мне же путевку достал дядька Вова. Но моя уверенность в себе была на самой высшей отметке. Любые ситуации в считанные секунды я раскладывал в уме от «начала до конца» еще до того, как они могли начаться. Я не боялся не только двоих, но, пожалуй, и четверых, потому что знал, как почти моментально половину из них вывести из строя, что они даже не успеют сообразить что произошло. К тому же рукой я уже разламывал в ударе довольно толстые доски, позже оказалось, что это даже сложнее кирпичей. Вобщем, в какой-то мере, я даже боялся своей силы, чтоб не натворить непоправимых бед. То бишь, все же контролировал свой гнев и жажду мести. Поэтому всегда подспудно хотел, чтоб противники сами «все поняли» и не доводили до греха. Это и считал победой. Когда я столкнулся с двумя переростками, защищая одного малолетнего парнишку, знакомого мне опять же по больнице, те просто не стали со мною связываться, назвав «психом» — такая уверенность в себе, решимость и угроза была в моем голосе. И это действительно было страшно: наверное, я убил бы их на месте… контролировать себя можно лишь «до», а во время – сложнее… Позже, читая про Моисея, про то, как он убил надсмотрщика за несправедливое обращение с рабом, я понял что в течении веков не меняюсь, такова уж моя природа…
Примерно в это время я и попался на глаза «футболисту». Мне даже не пришлось ему что-то предъявлять и напоминать. Мы просто повзаимодействовали в каких-то лагерных спортивных ситуациях. Он при мне выглядел как побитая собака, хотя в футболе действительно был ас. Он был сломлен, побежден морально, физических «уроков» не потребовалось. И я его простил. Позже выяснилось, что он так же ходил на матчи и в «Огонек», и, столкнувшись с нашими ребятами, получил несколько уроков и там.
И таких примеров более чем предостаточно: моя сила была нужна мне только для того, чтоб на ее фоне можно было побеждать морально! Что я и делал раз за разом: если кто-то задирал меня на драку, то проходило совсем немного времени, чтоб эти же люди менялись сами и при мне уже не вели себя так, как мне не нравилось. И, заметь, это вовсе не потому, что я был сильнее их физически. А потому что у меня было нечто, чего не было у них – цель, воля и устремленность. В решающий момент я умел подчинять все одной цели, а поскольку мое дело всегда было «правое», то моральный аспект усиливал мои силы вдвое. При этом их цели, воля и устремления тоже существовали, но были по сравнению со мной не конечной целью, а лишь переходными эпизодами моих. Много, очень много людей остановилось на каких-то таких промежуточных этапах моего развития как на своем финале, а я все шел и шел вперед. Было трудно понять куда я иду: имеет отличные спортивные данные, а спортсменом быть не хочет, имеет литературные способности, а поэтом быть не желает, имеет дар руководителя, а управлять никем не желает! Да, чего он в жизни вообще хочет-то!? Того, чего в ней нету? Кем он себя видит?!