21 сентября 2003 г.
И за этим словом твёрдо дело он осуществляет, оттесняет власть Изгоя и берёт всё под контроль. Там, где было место ТРОНА, он Пространство очищает и охотно принимает тех, кто каяться пришёл. Это были те солдаты, кого в битве победили, очевидцы невозможного по рамкам их Отца, ведь они не только в силе, но числом превосходили и никак не ожидали столь бесславного конца. Пошатнулись их устои, рухнули их представленья, как воочию узрели нечто посильней мечей, кто оружие сложили – испытали облегченье, как узнавшие диагноз и нашедшие врачей.
Впрочем, кто-то усомнился, местью злобною пылая, и пришёл в чертог Изгоя, тот с примочками лежал:
— Здравствуй, Грозный Повелитель, мы к тебе пришли, желая уточнить, кто этот Дерзкий, что на днях на нас напал. Мы готовы к повторенью, только силы бы набраться и тогда мы им покажем…
— Что ж, похвально, молодцы. Сразу нужно было драться, а теперь его боятся даже ваши полководцы, то бишь, даже храбрецы. Но они пока не знают, с кем сейчас имеют дело, вот вы их и просветите, чтоб за ум они взялись. Победитель этой БИТВЫ – тот, кому я создал тело, его имя – Буйный Сава, сквозь он землю провались! Где-то парня перемкнуло, возомнил, что всех могуче и, как видите, на деле это подтвердить хотел. Хорошо, что я вмешался, убедил его, что лучше не кромсать в бою друг друга, а произвести раздел. Всё же сын он мне, ребята, жалко стало голодранца. Может он остепенится, ну а нет – другой подход. Я ведь с ним на Поле брани лишь вполсилы своей дрался…
— Ну, тогда другое дело, пусть, салага, поживёт!
23 сентября 2003 г.
Оторвавшись от подушек, ПРОТОТЕМ, сопя, добавил:
— Будет лучше, если время всё расставит по местам. Пусть творит, что пожелает, даже против общих правил, я пойду ему навстречу и прерогативу дам!
Пусть попробует мальчишка, каково творить и править, он, как видно, моей властью обольстился, дуралей. Ну, так пусть рискнёт здоровьем. Ну а мы потом исправим на свой лад его почины!..
— Ты, Отец, нас всех мудрей. Какой смысл его гробить, если он слегка забылся, нужно дать ему возможность проявить свой юный пыл! Может он переболеет, может, просто он влюбился, кто из нас в таком азарте своих родичей не бил!? Жаль, конечно, что он многих положил в жестокой сече, ну да сами виноваты, коль такие слабаки. Благодарствуем, Владыка, больше нет противоречий, наши кони снова быстры, а мечи опять легки. Ты – Велик и благороден, обстоятелен и чуток, и в который раз пример ты нам достойный подаёшь…
Прототем шепнул лакею: «Покажи народу ЧУДО, чтобы волосы вставали и чтоб тело била дрожь!»
В это время по Эдэму шла походкою летящей Та, которую недавно ОДИН в спешке чуть не сбил, её кудри развивались, взгляд был дерзкий и манящий, впереди бежали козы, всё хозяйство и весь быт. Забрела она случайно в это брошенное место и теперь намеревалась здесь немного отдохнуть. Лишь на кочку опустилась – вдруг навстречу ей из леса кто-то явно ненормальный и голодный держит путь. Поздно прятаться и бегом не спасешься с козьим стадом, остаётся принимать всё вот таким, какое есть.
— Я смотрю, ты нашей встрече не особенно-то рада.
— Отчего же я не рада?.. Для меня большая честь…
— Ладно, хватит претворяться, там, небось, наговорили обо мне тебе такого, что кидаюсь на людей. Понимаешь, в этом мире все о совести забыли, вот за это я и сослан, что призвать старался к ней.
— Что такое, эта совесть, мне о ней не говорили, страх я знаю, знаю хитрость, а вот это не слыхала.
— Совесть – это когда слабый побеждает тех, кто в силе безо всяких заклинаний и без острого металла.
— Да бывает ли такое? Что-то очень сомневаюсь, впрочем, если ты уверен – я не буду возражать.
— Я клянусь тебе Вселенной!
— Да я в клятвах не нуждаюсь, просто странно, что один ты мне о том сумел сказать. У меня знакомых много очень разных накопилось, но они неинтересны, говорят лишь об одном, красота такая, дескать, им во сне и то не снилась. Я всё время отвечаю: «Красота? И что потом?…» Кто-то мнётся виновато, кто-то руки распускает, я от этой примитивности устала, видит БОГ!..
— Ну а мне не красоты твоей, ни коз твоих не надо, сторонюсь как бесшабашных, так и разных недотрог. Прошлый раз ты говорила что-то там о нашей встрече, когда я бежал в горячке и поранился, упав.
— Просто мне тебя представили как моего предтечу, я губу и раскатала, зову родственности вняв.
— Ну-ка, ну-ка, интересно, расскажи чуть-чуть подробней, мне, признаться, не случалось здесь сородичей встречать, я ведь вовсе не тупой, не своенравный и не злобный, просто роль свою играю, чтобы здесь существовать. Опротивели мне эти горделивые холуи, родственной души не вижу, вот и резок потому, чтобы вместе с этим кодлом не орать там «Аллилуйя!», сделал вид, что я не помню ничего и не пойму.
24 сентября 2003 г.
Один! Это всё меняет, расскажу тебе всю правду, так что ты потом в дальнейшем сам решай, как поступить. Я твоей Душой являюсь, из меня хотят преграду твоим лучшим устремлениям и вере сотворить. Я жила в тебе спокойно, никому зла не желала, лишь о мудрости мечтала в многоцветных миражах, а потом меня хватают, волокут, куда попало, заставляют верить в силу, испытать и стыд и страх. Я сперва сопротивлялась и врагам отпор давала: ничего не принимала и не признавала я, а когда невмоготу мне от зловредных тварей стало, я взмолилась и на помощь мне поспела ПРОМЕЯ. Её действия сначала благородный вид имели: наседавших отогнала и дала мне, что хочу, но взамен она желала поселиться в моём теле, дескать, мне тогда любые горы будут по плечу. Я, дурёха, согласилась и теперь о том жалею, так как стала половиной, будучи и так не вся: она сильная и властная – я мышка перед нею, ей всё можно в моём теле, мне ж без спросу – всё нельзя! Она сразу не открыла мне намерений подспудных, но потом мне стало ясно – от неё добра не жди, её выгнать невозможно, а бороться с нею трудно; вспоминая нашу встречу, сам о ней и посуди. Я хочу заулыбаться – получается ехидство, я желаю извиниться – получается дерзю, так что не в ладу с собою, потеряла я единство, чёрную переживаю одним словом, полосу!
Она мною управляя, заставляет часто делать то, чего я не желаю, восставая всем нутром!
— Ну так что ж, ты так и будешь неприкаянная бегать, если из меня ты вышла, значит Я тебе и дом.
— Этого-то и боюсь я, благородный ОДА ИНЯ, ведь ПРОМЕЯ в своих планах хочет и тебя подмять…
— А ты не бойся, мы с тобою будем большей половиной, нас тогда не только штурмом, но измором ей не взять! Оставайся, будем вместе уму – разуму учиться, а другие пусть считают, что ты тоже не в себе. Мол, не выдержала прессинга, и всё теперь двоится.
— Мне то точно будет лучше, каково будет тебе?!
— Обо мне не беспокойся, у меня свои расчёты, я в накладе не останусь по любому, так и знай, и к тому же без Души мне оставаться неохота, без неё – и лето – осень, без неё – и рай не рай!
Назову тебя я ЗЕЯ, то есть то, что Я Замыслил и другим теперь в обиду ни за что тебя не дам, потому что твои чувства и мечты к своим причислил…
— Я же за предоставленье, назову тебя А – ДАМ!
И они вдвоём погнали стадо в том же направленье, по дороге обсуждая новый ко всему подход; так случилось ОБРЕТЕНЬЕ, всем Мирам на удивленье, ОДИНОМ СВОЕЙ Надежды, и пошёл иной отсчёт.
13 октября 2003 г.
А тем временем в ДВАРАКЕ шли свои приготовленья;
долго я тренировался, прежде чем рискнул пойти через Видимые формы в Мир ошибок и забвенья, мне сначала предстояло ОДА ИНЕНА найти!
Я просил сперва Архонтов обвязать меня цепями, кляпом рот заткнуть, повязку мне накинуть на глаза: в таком виде по ДВАРАКЕ я скитался месяцами, привыкая к положенью, где собою быть нельзя.
Промея предупреждала: мне ничто там неподвластно, если так, то нужно быть всегда готовым ко всему: что другим элементарно — мне становится опасно, это так же, как начальнику попасть в свою тюрьму!
Через несколько недель я научился чётко видеть, через месяц мои цепи не мешали мне ходить, а потом я мог от кляпа абсолютно не зависеть, мог ходить, смотреть и слышать и свободно говорить. Речь моя была шершава, где-то даже шепелява, но, учитывая смысл, что я мог в неё вложить, это роли слишком важной в разговоре не играло, главное, что я собою мог и в этом виде быть.
САБАОТ всё подготовил, как мы с ним договорились и, хотя за ним следили, смог секреты утаить. Как-то раз к нему приспешники Изгоевы явились, он как раз труды окончил, ел и их просил впустить.
И в столовую заходят здоровенные детины, двое сразу же присели, а один стоял как столб. Он и начал:
— Здравствуй, САВВА. Говорят, ты строишь мощные плотины, разреши узнать намеренья, Отцу поведать чтоб. А то он обеспокоен, всё ли у тебя в порядке, может, в помощи нуждаешься, так он всегда пришлёт…
САБАОТ слегка кивнул, гостям преподнесли по чарке; он дождался, пока выпьют, пока каждый рот утрёт.
— Пусть отец не беспокоится, со мною всё нормально, может даже ещё лучше, чем бы он того хотел, а зачем плотины строю – это, в общем-то, банально: ограничиваю сферу приложенья его дел! Так ему и передайте: зла ему я не желаю, но пускай и не мечтает те плотины обойти, — я построю их такими, что у них не будет краю, так что те сооруженья лишь конец его пути.
Те, которые сидели, друг на друга посмотрели, и один из них оружие стрелковое достал:
— Ты бессмертен, но изъяны существуют в твоём теле, твой отец о тех изъянах нам подробно рассказал. Так что ты сейчас на мушке и придётся ультиматум тебе выполнить, несчастный, если жизнь дорога.
Третий поднялся: «Немедленно скажи своим ребятам, чтобы стройку прекратили. Едешь с нами. Всё пока».
САБАОТ в свою тарелку положил кусочек пиццы, впрочем, может и лепёшка это скромная была, поворачивает голову, в окно влетает птица на орла весьма похожа, правда, покрупней орла. В ту же самую секунду всех троих она сбивает, тут же их разоружают, руки за спины – жгутом, и когда стихает ругань, САБАОТ меня встречает, раздеваться помогает, удивлён и возбуждён.
— Здравствуй, мастер Превращений, ты примчался очень кстати, а то этих голодранцев не застал б уже в живых. В этом месяце десятые собой рискуют ради прекращенья моих строек, для Изгоя роковых. На дверях висит табличка «Безоружных отпускаем», нет ведь, каждому охота убедиться на себе, то с гранатою приходят, то с ножом, то просто с камнем, я уже от их визитов, если честно, огрубел. Поначалу отпускал их, в Божьем деле наставляя, а теперь уничтожаю сразу, как разоблачу, разумеется, оружием ДВАРАКИ убивая, то есть шансы для прозренья этим гадам дать хочу.
— Как ты их опережаешь, САБАОТ, мне интересно?
— Я скажу, но ты не смейся деревенской простоте. В этой комнате мне каждая пылиночка известна, а они здесь и при свете – будто в жуткой темноте. Видишь, как они заснули – это признак возбужденья, им особого состава зелье выпить подают; там особые ферменты расщепляются волненьем тех, которые считают, что вот-вот меня убьют. И тогда молниеносно их сознанье стопорится, то не сон на самом деле, а недолгий паралич, его длительности хватит, чтобы с ними распроститься, подходи себе спокойно и волшебной пикой тычь!