Антонина Петровна Набабкина (Мамочка)
Это краткая, до предела сжатая биография необычной женщины. Все в ее жизни было не так как у большинства людей, хотя она и прошла путь самой простой труженицы, матери, жены. Ее Работа еще не увенчалась полным триумфом, так как о работе Мамочки пока мало кто знает. Мы приложим усилия к тому, чтоб ее труд, ее вклад в дело Возрождения Духовности, был по достоинству оценен и не был забыт.
Мамочка, в девичестве Коновалова Антонина Петровна, родилась 5 июня 1943 года в д. Городцы, Трубчевского района, Брянской области. В свидетельство о рождении записали 12 августа — день освобождения Брянска от фашистских окупантов.
Она запомнила два эпизода из этой слишком ранней поры детства.
Первый: она видела бревенчатый дом из угла, видела себя — маленький комочек и видела время — 5 часов. Она всегда считала, что это время ее рождения. Позже она поведала об этом матери и та не верила, что она это действительно видела, а не кто-то ей рассказал.
Второй эпизод связан с уходящими немцами. Двое парней подошли к телеге, на которой ее везли, спросили что-то, потом увидев темненькую голубоглазую девочку, очень обрадовались, сказали, что она — настоящая арийка или что-то в этом роде, вручили шоколадку и распрощались.
С матерью отношения у нее складывались всегда очень сложные. Та ее, почему-то недолюбливала, называла то Султаном, то Дуркой — первое за смуглый цвет кожи, второе — за слишком доброе, открытое сердце. Ну а девочка всегда все очень тонко воспринимала, и будучи родной, всегда чувствовала себя падчерицей-золушкой. Любимым ее местом был… уголок в свинарнике, где она же и кормила животных. Она хорошо помнила свою детскую неизвестно откуда взявшуюся уверенность в том, что «Вот однажды приедет мой папка и заберет меня и увезет на море!».
После того, как отношения с матерью у нее не сложились таким вот образом (ее мать, будучи не замужем, не собиралась отказывать себе в удовольствиях жизни и присутствие дочери ее только обременяло), девочка Тоня перешла на воспитание к своим тетушкам. Их было несколько. Больше всего ею занималась тетя Поля.
Именно от этой простой женщины, у которой было еще несколько своих детей, она переняла все лучшие свои трудовые навыки, чуткое отношение ко всему живому, любовь к природе и земле. Но не только. Она очень привязалась к тете Поле и называла ее мамой, до конца своих дней вспоминала ее с теплотой и нежностью, на какие только способны благодарные люди. А ведь, за что собственно она была ей благодарна? Только за сердечность и человеческое отношение: работала она с ней не меньше, чем у матери, как на старшей, на ней лежало и хозяйство (взрослые ведь еще и работали в колхозе!), воспитание и обслуживание меньших детей, поручения и ответственность за все.
Именно в детстве она пристрастилась ходить, вернее, прятаться в церковь. Она никогда не была на виду, всегда забивалась в какой-нибудь угол, но чувствовала себя там всегда по-настоящему дома. Не раз она говорила мне, что там ей всегда почему-то пахло свежесобранными яблоками и этот запах стал у нее прочно ассоциироваться с церковью, миром, защищенностью. Именно в это время, она почувствовала в себе тягу к чему-то таинственному, потустороннему, могущественному и необъяснимо чистому, к — Богу.
Школу Тоня заканчивала не просто. Сначала семилетку, потом пробыла год у отца в Ставропольском крае. Приехала она туда потому, что некуда было деваться, а отец пригласил. Но жить пришлось у чужих людей… Отец вообще не заметил ее присутствия, не взял на себя никаких обязательств по ее учебе и устройству, фактически оставил ее на улице. Немалую роль в этом сыграла его жена, как это бывает сплошь и рядом. Однако, семья, которая ее приняла, оказалась куда более порядочной. Она платила им за свое проживание, разумеется, работой по дому, ничего другого у нее просто не было.
После того, как закончился учебный год, она уехала назад, к матери. Семья, где она жила, уже успела к ней привязаться и отпустила ее с тяжестью на сердце.
Ну а мать с не меньшей тяжестью (уже другого рода) ее встретила и приняла. Это было уже в городе Каунасе, Литовской ССР. Там Тоня и закончила 9 класс. А ее мама не замедлила подыскать ей выгодную партию: жениха-военного и через некоторое время спихнула ее на него. Это был несчастливый брак по всем показателям. Это был, скорее брак материнских амбиций с мужским самолюбованием и корыстью. Четыре года она прожила в тяжелых рабских условиях, потому, что муж был на десяток лет ее старше и практически ничего ей не разрешал: он считал каждую копейку, трясся за каждую шмотку, любил себя показать на людях, а ее унизить, да еще и после устроить Тоне головомойку. Он переполнил чашу ее терпения и однажды она вместе с маленькой дочкой обратилась к командиру части и тот, очень уважительно к ней относившийся, узнав что происходит, помог ей тайно уехать: выделил машину и помог с приобретением билета.
В те времена это было небывалое чп, можно себе представить, что происходило на самом деле, если и командир пошел на такие меры, за которые его, кстати, по головке не погладили.
Мать, видя такое самоуправство, и начиная чувствовать в дочери строптивость и непослушание, сделала хитрый ход. Она пригласила всех родичей на семейный совет и посадила свою дочь на «скамью подсудимых». Все единогласно вынесли решение вернуть ее назад. Но тут-то все и произошло. Тоня молча выслушала всех, поняла, что на ее стороне никого нету, рассказывать о том, что было на самом деле некому — никому это не надо. И она просто сказала: «Я к нему не вернусь никогда и ни за что! А вы думайте и решайте что хотите». После столь решительного и твердого заявления, некий дядя Миша в корне изменил свое отношение к ситуации: «Если она так твердо в этом уверена, значит там что-то не так и нужно пойти ей навстречу». Он и пошел, категорически встав на ее сторону и не позволив больше никому возвращаться к этому разговору. Бывший муж все же приехал по просьбе матери, но и он уехал не солоно хлебавши: перед ним был совершенно другой человек и он понял, что даже если Тоня к нему вернется — быть ее деспотом у него уже не получится, ну а в каком-либо другом качестве он себя, видимо не представлял. К слову сказать, у него было еще несколько жен, после Тони. Одна из них скоро умерла, другая сошла с ума. Такой вот был человек. Ну а Тоня ему не поддалась…
Эти события происходили уже в г. Орле, где к тому времени обосновалась ее мать. Там же Тоня устроилась на швейное объединение ученицей швеи. Лишь после того, как ей стали приносить чужой брак на переделку, она созналась, что еще в Литве с отличием закончила курсы, у нее четвертый разряд и эти недоделки принадлежат кому-то другому. Такой вот род скромности и осторожности привили ей обстоятельства ее детства и молодости. Разумеется ее сразу перевели на соответствующее место и дали соответствующую работу, но первое время за ней так и оставалось имя — Скромница.
В 1968 году она вторично вышла замуж. На этот раз ее убедила в такой необходимости лучшая подруга. Парень был видный, рослый, — красавец с большими черными бровями и мужественным, пылким ртом. Он еще только заканчивал службу в армии, а армия тогда воспринималась как что-то стоящее немного выше всей остальной жизни. К тому же произошел один казус. Когда они еще только познакомились и «дружили», эта подруга послала ей домой телеграмму, что они женятся. Когда Тоня приехала, то ее все стали поздравлять с замужеством. Нужно знать нравы того времени, чтоб понять, что в такой ситуации, отказаться — значило поставить на себе ярмо гулящей и вообще неприличного поведения женщины. Мать снова внесла свою лепту и убедила дочь, что лучший выход — это не раздумывать, а уже поступать так, как все вокруг считают. Это решение под давлением, стоило ей двадцати мучительных следующих лет. У них родились еще две девочки и круто изменять свою жизнь в таких условиях было уже малореально…
Кто бы принял ее с детьми, — мама, родственники, соседи? Несмотря на это, она через некоторое время сделала попытку уйти и от этого человека, оказавшегося под стать первому, только не в области деспотичности, а немного в другом. В его беззастенчивой гульне на право и на лево, в его абсолютном безразличии к детям, жене, жизни семьи, в его беспросветных пъянках и, вообще, жизни не для семьи, а для своих страстей. Уезд закончился тем, что отец семейства нашел их и приехал вслед с кучей покаяний и обещаний лучшего. Такие эпизоды были не раз, но всегда этого хватало не на долго. Впрочем, он был просто выразителем своего времени, занимал некие руководящие посты, типа начальника строек (он вообще был неплохим строителем), ну а идеалом мужчины тогда был разве что Вячеслав Тихонов. Кстати, однажды он приезжал в гостинницу, где Мамочка была администратором. Он немного удивился, когда однажды вечером она вошла в его комнату. Она попросила посмотреть в окно. Под окном стоял какой-то парнишка с явным намерением отдежурить здесь всю ночь.
— Вячеслав Васильевич, если Вы сейчас не дадите ему автограф, он простоит тут всю ночь, чтоб утром быть первым. С улыбкой произнесла она, а он, понимающе кивнул, поблагодарил то ли за себя, то ли за того парня и написал очень памятный автограф, который она тут же отнесла бедалаге.
Как бы то ни было, именно с этим человеком, нося его фамилию, и имея от него детей, Мамочка прожила все свои лучшие женские годы. А как прожила, можно судить хотя бы по тому, что лично я видел всего три фотографии, где они запечатлены вместе: перед свадьбой, во время какого-то праздника за столом, и все вместе с другом семьи — болгарином. Возможно, их было больше, но ценности они ни для кого не представляли, потому и растерялись. Она много где и много кем работала, всегда и везде располагая к себе людей своей отзывчивостью, внутренней целостностью и добротой. Но помимо этого, из-за своеобразного отношения к семье ее мужа, и как результат постоянной нехватки денег, ей приходилось по ночам выполнять разные заказы на швейные изделия. В основном это были заказы «знатных» состоятельных особ — жен элиты, но Мамочка никогда не назначала цен, в этом была особенность ее отношения к себе и людям. Она говорила, что платить нужно столько, во сколько человек оценивает результат ее труда. Были случаи, когда она отказывалась кому-то шить по причине негативности человека, отказываясь от всех посулов, были случаи, когда она спокойно принимала мизерную плату за поистине царские изделия.
Проживали они в самых различных городах: и в Орле, и в Каунасе, и в Белгороде, и в Набережных Челны. Спустя время, она отвезла старшую дочь учиться в Севастополь. Через некоторое время переехала туда и сама с детьми. Муж не хотел, но был вынужден смирится, так как все произошло бы и без его желания. Точнее сказать, она привезла семью не в сам город, а в пригород, в одно из сёл. Сама обошла положенные инстанции, ведь город уже был закрытым, и, все-таки, добилась прописки. Ей помогали люди, которые чувствовали в ней источник неиссякаемой душевности и внутренней силы. Первое время они жили, переходя из квартиры в квартиру, из дома в дом. Она работала сначала в садах рабочей бригады, потом в гараже, потом в садике воспитателем и затем в школе библиотекарем. Через некоторое время, лично ей дали совхозное общежитие, «барак» из коридора и одной большой комнаты, которую они сами впоследствии перегородили, сделав две.
В этом самом бараке, она и развернула активную духовно-лечебную деятельность, после того, как окончательно уволилась в январе 1991 году, всецело посвятив себя этому процессу. За год до этого, когда она была в Риге, куда они ездили за духовной литературой, ей было Свыше открыто то, кем она является, а именно: «Ты — София» и позже добавлено кем-то более циничным: «Мать греха». Примерно так же и в тот же момент это «услышала» и ее младшая дочь, бывшая тогда с ней рядом. Спустя совсем немного времени, к ней приехали некие муж и жена (его звали Петя, ее — не помню), так называемые контактеры, которые открыто заявили ей, что она «Ева — Мать грехопадения». Им эта информация была дана на таком примитивно-обывательском уровне, поскольку София — это уже то, что за чертой Библии и о ее отпадении от Сына никто толком ничего не знает, а вот пример Евы — всем понятен. Но и это подтверждение тогда больно резануло ее сердце. Она, по ее словам, сначала неделю проплакала (так же произошло в свое время, когда она впервые прочла Евангелия), а потом стала лечить людей с еще большим рвением, стараясь, искупить свою вину хоть малой толикой помощи Богу в исправлении людей.
Но это была не вся информация от Пети и его жены. Было очень болезненное продолжение: «Твой муж — Дьявол, и ты должна выдернуть его из своего сердца!». То, каков он, она знала и без них. Однажды ночью, когда он завалился пьяным спать и уже видел десятый сон, она перекрестила его много раз. И вдруг увидела отчетливо рога, копыта и хвост. Это ее потрясло. Но еще больше ее потрясло то, что наутро он проснулся и одеваясь, вдруг заявил: «Ну, что, перекрестила?!». Он никак не мог этого знать или видеть. Но тут все подтверждения её подозрениям посыпались словно из поганого рога изобилия, одно за другим. Однако она справилась с собой и ровно четыре дня, по ее словам, вынимала из сердца «занозу». Это было непросто. И не потому, что с этим человеком прожила 20 лет, а потому, что действительно физически чувствовала в своем сердце нечто чуждое, холодное и инородное, которое сопротивлялось и не сдавалось без боя.
И все же она сделала это… После чего почувствовала временное опустошение, которое на деле было — ее истинным подлинно свободным состоянием, но к нему еще нужно было привыкнуть. А расслабиться не давали. Произошедший факт почувствовала не одна только она. Это же почувствовали те, кого это касалось. ОН и Я. Я в это время уже был на пути, который приведет меня к ней, а он … начал войну. И с каждым днем все более явную и ожесточенную, понимая, чувствуя, что его привилегии закончились, и что жизнь будет круто меняться. А скоро и я объявился.
Надо сказать, что в это время к ним приходило и приезжало каждый день довольно много народу, многие оставались ночевать, вели с юмором Мамочкой называемую, «половую жизнь» — то есть, спали штабелями на ковре. В этом свете мой визит ничем не отличался от десятков других и тем поразительней были завернувшиеся вокруг меня события. Факт моего появления затронул всех не только приходивших к ним, но и соседей, живших своей собственной жизнью, а особенно ее мужа. Когда я действительно появился у них дома, он спустя несколько дней сказал: » Ну вот мне и хана…». Как это нужно было понимать: он здоровый, сильный мужчина в расцвете сил (ему было где-то 46) и я — по сравнению с ним юнец и «шнурок» (мне был 21)? Сказал он это сначала другим, потом мне лично. Я попытался переубедить, мол, ну зачем же искать криминал, нет никакого повода, мы мирные люди… И даже про бронепоезд на запасном пути, я не сказал ему ни слова :-) Про «бронепоезд» он и сам понял, когда попытался меня устранить, но из этого ничего не вышло. Расклад тогдашних сил был явно не на его стороне.
— Ладно ты, я все чувствую и знаю… — Был его ответ. — Она и не представляет себе сколько я всего знаю и понимаю. Всегда думала обо мне проще, чем я есть. Теперь уже нет смысла скрывать. Твой приход — это мой конец. Я по своему любил ее… У меня свой подход к жизни, у нее свой. Если бы соглашалась со мной — жизнь могла бы сложиться совсем по другому, столько было путей и возможностей… Мне тоже много чего Давали и открывали, но я же не стал из этого делать балаган! Я тут пока ты ездил за вещами, свалился с лесов, разворотил себе плечо, так они хором начали убеждать, что скоро ты приедешь, поможешь, — дураки. Если б они знали как ты мне поможешь!.. Провидцы…
Словом, он разоткровенничался до такой степени, что я все понял окончательно. Он все о себе и кое-что обо мне знал доподлинно, в том числе предчувствовал и этот наступивший момент. После того получилось так, что мы с Мамочкой, ее дочкой и близкой помощницей уехали на несколько дней в Киев, чтоб забрать вещи ее средней дочери после развода, а вернувшись, попали в ситуацию, которой и не предполагали. Ее муж начал скандал, предлагал ей много денег, только чтоб она сгинула с его глаз. Хотел заручиться моим авторитетом и спрашивал меня, муж он ей или кто? Я честно ответил, что формально — муж, фактически — уже давным-давно нет. На том «разговор» и иссяк сам собой…
На выходные мы поехали в гости к одним Духовным детям Мамочки, которые, благодаря ей, соединились в браке. Узнав обстановку, они предложили нам у них временно остаться. Это был ноябрь 1992 года. Остальная биография Мамочки — это уже наша совместная биография, поэтому, это отдельная, еще более фантастическая история. Об этой истории — почти весь сайт и книга.